Оказывается писать о своем отце не так-то просто. Писать, что это личность яркая, незаурядная, - не получается. Все представляется, как бы его передернуло от этих слов. И все таки он был надежным, смелым, знающим все на свете, готовым ответить на любые вопросы. Несмотря на то, что в доме было много различных толковых словарей и энциклопедий, мы с братом Борькой предпочитали папины разъяснения - содержательные, красочные и досконально верные.
Все эти годы после смерти папы я очень о нем скучаю и часто вспоминаю многие моменты из своего детства. Самое первое - его руки, крепкие, бережные. Папа меня купает, вынул из ванночки и осторожно промокает полотенцем: "Чтобы не содрать кожицу", - поясняет он мне.
Однажды зимним морозным вечером папа вез меня на санках из детского садика. Жили мы тогда на "Коровьем валу" (сейчас на месте нашего дома подземный проезжий туннель). Как сейчас помню дорогу: горки, пустыри, кругом снежные сугробы. Накатались мы хорошо и хорошо промерзли. Радостно вошли в дом - пахнуло теплом, едой, уютом. Я подбежала к жарко натопленной печке и... не успели меня остановить, приложила обе руки к раскаленной дверце. Помню, на ней, как перчатки - белесая кожица от рук, а в ушах звенящий собственный вопль. Я продолжала орать и тогда, когда боль уже стала терпимой, уже от обиды. И тогда папа предложил мне посмотреть, как он тоже приложит руки к дверце, но кричать не будет. Мне стало так стыдно, что слезы высохли и я с уважением посмотрела на него. Через много лет мы вспоминали этот случай и я спросила: правда ли, что он бы приложил тогда руки к раскаленной печке. "Лялька, не валяй дурака!" Это была его любимая фраза, ставившая все на свои места. Конечно, он нашел бы выход из этого положения.
Первые уроки плавания папа преподнес мне на подмосковной Македоновке - речушке заболоченной, но с неожиданными быстринками и омутками. Над одним из них нависла большая ива. Я взбиралась по стволу и прыгала аккурат в центр омута. Вода кружила, засасывала, было жутковато-весело и совсем не страшно. Я знала, что рядом папа, если что, он поднырнет под меня и вытолкнет из воронки в спокойную воду.
Папа был замечательным пловцом, нырял, как дельфин кувыркался. Было большим наслаждением смотреть, как он сильными, красивыми движениями рассекает воду и плывет, плывет к горизонту, сливаясь с волнами, солнечными бликами, небом, растворяется в морском просторе. А я стою на берегу, уже не вижу его, но не боюсь, знаю, что он ловкий и самый сильный на свете.
"Лялька, пойдем нырять в глубину" - предлагает он мне, выходя из воды. Я с восторгом бросаюсь к нему, обхватываю за шею и мы уплываем далеко-далеко. И тут начинается самое-самое, что может только присниться в волшебном сне. Папа становится вертикально в воде, я забираюсь к нему на плечи, набираю побольше воздуха и прыгаю столбиком. Он нажимает мне на плечи и оба погружаемся в необъятную глубину. Открываю глаза - вокруг сказочный мир медуз, водорослей, бликов, Некоторое время папа удерживает меня там, затем мы пробками с брызгами и смехом выскакиваем на поверхность и, отдышавшись, снова ныряем. Лицо у папы без очков немного растерянное и очень доброе. Я ныряю еще и еще, не очень прислушиваясь к его требованию заканчивать. Но: "Лялька не валяй дурака", и мы дружно плывем к берегу, где уже тревожатся мама с Борькой