ДИВО ДИВНОЕ, ТАЙНОЙ ПОКРЫТОЕ.
Красноярский комсомолец 16 октября 1979

ЭВЕНКИЯ начинается ожиданием и им же кончается. Побывав в этих краях несколько раз, автома­тически усваиваешь все, что входит в емкое понятие «ждать». Главный экзамен сдается в аэропортах. Если на четвертые сутки бесплодного бдения, окруженный роящимися слухами о грозовых фронтах, низкой облач­ности, обложных дождях, видах на летную погоду, за­каленный ночевками на аэропортовском полу, про­снешься вдруг от чистых лучей хорошо умытого солн­ца и услышишь сказанное проникновенным голосом объявление, что порт наконец открылся, но зато за­крылись все остальные, и ты спокойно проглотишь это известие и опять побредешь в поселок знакомиться с обычаями местного населения — можно считать: все в порядке, испытание выдержано.

Эвенкия учит ждать. Погоды, самолета, вертолета, солнца, тепла, холодов, открытия магазина, утра — чего угодно.

И когда метеоритчики, возвращаясь в Ванавару после двух-трехдневного перехода, сняв наконец и рюк­заки, и разбитые «вибрамы», рваные кеды, ложились на голый пол сарая, любезно выделенного службой лесоохраны, им оставалась самая малость: дождаться самолета, вылетающего на Богучаны, оттуда умудриться вылететь на Красноярск и уже здесь ждать своих рейсов на Томск, Новосибирск, Москву, Киев.

Работа 21-й комплексной самодеятельной экспедиции подходила к концу. Некоторые группы уже вышли из тайги, другие только вступили на 98-километровую тропу Кулика, ведущую из района падения к Ванаваре, но основная часть собралась на Куликовой заимке на традиционное подведение итогов.

Лариса Павлова — научный сотрудник Томского университета была озабочена одним: на заимку надо забросить кое-что из продуктов, хлеб, которого метеорит­чики не видели несколько недель, и курево, нехватка которого уже сказывалась на некоторых участниках экспедиции, заставляя их экспериментировать с заме­нителями табака — сухой листвой, иван-чаем и чаем № 36.

А обещанного вертолета не было. Тот, что летел на Таймуру и путь которого шел почти через лагерь КСЭ-21, был наполнен под «крышку» нефтяниками и их оборудованием, командиры других машин сочувственно кивали, но помочь не могли: им в другую сторону. И лишь ближе к вечеру случилось большое и приятное чудо: на уже обезлюдевший аэродром, невесть откуда взявшись, присел «МИ-4», и командир, ошеломлен­ный количеством приведенных доводов и степенью на­тиска, согласился сделать небольшой (по летным нормам) крюк. Так и полетели.

Уже говорилось, что по тропе до избушек, срубленных первыми экспедициями Леонида Кулика, — 2—3 дня хода, напрямую, через тайгу, — километров на 20 короче, лететь до них — всего полчаса.

«ЧЕТВЕРКА» идет над лесом, озерами и болотами, стараясь догнать собственную тень, под ним — зелено-рыжее море тайги. Если верить песне, то оно о чем-то поет. Не знаю. Кроме грохота двигателей, мы ничего не  слышали, даже собственных голосов.

Световой день близился к концу, и небо было рас­крашено всеми цветами спектра — насыщенными, без примесей.

Машина прошла над лагерем экспедиции. Маленькие фигурки начали перемещаться к торфянику, где из березовых стволов было выложено посадочное «Т». Вертолет завис над кочками. Из него первым выскочил бортмеханик с лопатой и подставил ее под выхлопную трубу: так надо, чтобы от случайной искры не возник пожар, их и без того хватало нынешним сухим эвен­кийским летом. Следом полетели рюкзаки, чьи-то ру­ки подхватили ящики. Пригибаясь, двинулись к тропин­ке, а машина тут же пошла вверх, подняв возмущение в зарослях карликовой березки. По тропе навстречу нам — Николай Васильев, руководитель экспедиции. Рукопожатие. Знакомство.

— Попали в самую точку. Как раз сейчас начинаем подведение итогов.

В ресторане «Тунгусский гурман» было людно. «Ре­сторан» — прямоугольник из вкопанных в землю столов и лавок — пригласил сегодня своих гостей не для тра­пезы: на столах ручки, карандаши, блокноты. На двух больших планшетах — схемы. Традиционный итоговый сбор.

В «самодеятельности» часто видят некий несерьезный оттенок, особенно, когда дело касает­ся науки. КСЭ-21, хотя и является самодеятельной экспедицией и работают в ней энтузиасты, которые кла­дут на метеорит свои отпуска, силы, время, деньги, имеет прочную научную базу, работает по четким про­граммам, разработанным при участии многих научно-исследовательских учреждений, Академии наук СССР, Центрального совета Всесоюзного астрономо-геодезического общества, и, главное, пользуется весомой и давней поддержкой Томского государственного универ­ситета. Ведь лабораторное оборудование, приборы где-то надо доставать, иначе экспедиция превратится про­сто в группу любопытных туристов.

Каждый из сезонов КСЭ — прежде всего напряжен­ная работа каждого. Это одержимые с нимбами из ко­марья. Изнурительные пешие маршруты ( до 70 кило­метров в один конец), отбор проб и обработка мате­риалов, рождение и смерть самых смелых гипотез—из таких вот крошечных кирпичей выстраивается здание истины. Что же это было? Что произошло здесь 30 ию­ня 1908 года, когда мощный взрыв разбудил утреннюю тайгу, валил вековые деревья, валил с ног тех, кто на­ходился за многие десятки километров от катастрофы? Взрывная волна дважды обошла земной шар, вспышку видели даже ангарские рыбаки.

Конечно, время стерло многие последствия Тунгус­ской катастрофы. Но все же остались следы, по кото­рым можно восстановить, определить, узнать то, что их оставило.

За 21 год работы комплексной самодеятельной экспе­диции поиск шел по всем возможным направлениям. Его охват хорошо охарактеризуют названия крупных программ, по которым шло кропотливое изучение име­ющихся материалов, фактов, документов. Думаю, что даже их простое перечисление с кратким комментари­ем не покажется скучным.

ИТАК, сначала. Первая программа. «Вывал». Картина, которую увидели Кулик и его экспедиция, впечатляла: поваленные, порою вырванные с корнем стволы. Причем сразу бросалось в глаза — корни, ком­ли стволов указывали в некую общую точку. Но чем ближе к ней, тем больше встречалось деревьев, усто­явших на «ногах». А несколько лет назад на основании картины вывала, новых данных, добытых участниками пеших маршрутов в еще не исследованные районы, бы­ла выдвинута гипотеза, что часть космического тела срикошетировала  в  верхних  слоях атмосферы и либо снова ушла в пространство, либо упала. Где — сказать сейчас трудно.

Потом началась работа по темам: «Лучистый ожог», «Лесной пожар», «Металлометрия», «Спектр» (спект­ральный анализ торфов), «Шарик» (поиски мелкодис­персного расплавленного вещества, образовавшегося при взрыве). По подсчетам специалистов, масса Тунгус­ского метеорита составляла от 100 тысяч до 1 миллиона тонн. «Шарики» находили, но, судя по концентрации в почве, их общая масса равнялась двум-трем тоннам максимум.

Дальше пошли программы: «Скол» (изучение так на­зываемого «сколового» радиоуглерода, позволяющее оценить долю космических силикатов в почве), «Мине­рал» (поиск мелких частиц космических минералов в торфе и почве района), «Радиоактивность» (выясняли, не был ли взрыв ядерным), «Термолюм» (новое направ­ление, о котором ниже будет рассказано подробнее), «Мутант» (изучение генетических изменений), «Магни­тометрическая съемка», обследование всякого рода провалов, болот, водоемов с использованием материа­лов аэрофотосъемок, сделанных во время последней экспедиции Кулика (1939 год) и позже, в 1949 году.

Постоянно шел воистину глобальный поиск архивных материалов о необычных явлениях 1908 года — сереб­ристых облаках, белых ночах, падениях болидов. Пере­лопатили все, что могли, вплоть до корабельных борто­вых журналов того времени. И необычного хватало. Аномалии на планете Земля начались за 4—5 дней до падения Тунгусского космического тела. Белые ночи опустились на Ташкент и Бордо, жители Севастополя увидели северное сияние. Всплеск подобных явлений был как раз в ночь с 30 июня на 1 июля. Потом наблю­дался резкий спад.

На итоговом сборе Васильев сказал сразу, что об итогах нынешней экспедиции говорить еще рано, они будут видны примерно через год: пока все данные бу­дут обработаны, а результаты обмозгованы.

— Но именно потому, — продолжал он, — сегодня мы можем говорить о главном результате экспедиции прошлого года. Посмотрите на эти снимки.

По рукам пошли несколько фотографий, сделанных с помощью электронного микроскопа./P>

— Видите кристаллы? Это углерод, похожий на гра­фит, и он несет на себе следы высокотемпературного и барического воздействия. Эти пять зернышек кристаллического углерода обнаружил Николай Николаевич в пробе, взятой на Северном торфянике в полукиломет­ре отсюда. С высокой долей вероятности (девять про­тив одного) можно считать, что это остатки тунгусского космического тела.

(Николай Николаевич Ковалюх — научный сотрудник Института геохимии и физики минералов Академии на­ук Украины. Последние пять лет работа по одной из «гвоздевых» программ «Минерал» ведется в кооперации с этим институтом, на его базе проводится большая часть аналитических исследований).

ЧЛЕН-КОРРЕСПОНДЕНТ Академия медицинских наук Николай Владимирович Васильев стал научным руководителем экспедиции в 1962 году. Двумя годами раньше написал вместе с коллективом авторов книгу «По следам Тунгусской катастрофы» (она выпущена Томским книжным издательством, стала, конечно, биб­лиографической редкостью, но в нашей краевой библиотеке есть).

19 сезонов провел Васильев в тайге, изучая оставшиеся следы катастрофы. На его глазах строились и ру­шились крепчайшие, аргументированные гипотезы, но горела по ночам в Куликовой избе свеча, и ложились на бумагу новые строчки, рождались новые идеи.

Нынешним летом шла отработка программы «Термо­люм». В радиусе 10—12 километров взяты пробы с че­тырехсот точек. Брали грунт и вымывали из него квар­цевый песок. Удивительными свойствами он обладает. Пожалуй, это можно назвать «памятью». Кварц спосо­бен накапливать энергию при мощных воздействиях. Лучевых и механических. И если нагреть его до 400 гра­дусов, то он отдаст эту энергию в виде квантов света. Причем по спектру излучаемой энергии можно опреде­лить характер воздействия на кварц в прошлом. В 1978 году собрали только сотню проб на «термолюм», но и тогда результаты показали наличие повышенных анома­лий по сравнению с песком, взятым в других местах. Эти аномалии возрастали с приближением к центру ка­тастрофы.

66 человек работали нынешним летом на «метеорите». Васильев считает: «Что это было — известно процентов на 80. Оставшиеся 20 процентов будут, пожалуй, самы­ми крепкими «орешками».

ГРУППА Сократа Голенецкого,  старшего научного сотрудника Обнинского института эксперимен­тальной метеорологии, которая работала параллельно с КСЭ-21, занималась не столько изучением ЧТО, сколько КАК это было. Плюс — основная программа группы Сократа — ускоренный прирост деревьев в рай­оне катастрофы.

Голенецкий - ироничный бородач  в темных  очках —   считает,  что  падение   закончилось  не одним, а  се­рией низких взрывов. (Вероятно, поэтому и идут до сих пор споры, ломаются копья: где же эпицентр?)

Мы обнаружили, — рассказал Голенецкий, — мощнейшую микроэлементную аномалию в катастрофных слоях торфа — необычную для Земли концентра­цию селена, мышьяка, йода, теллура, цинка, брома. Весьма значительно содержание этих и других веществ — их на сегодня определено около 25 – и в здешней ягоде, голубике. Наметилось примерно три пятна, где, на наш взгляд, вещество ТКТ выпало в наиболее кон­центрированном виде. Установлено, что эта микроэле­ментная аномалия не связана ни с местным геохимиче­ским фоном (постоянным выпадением космических ча­стиц из космоса), ни с составом геологических пород.

При сопоставлении пропорций летучих элементов к нелетучим выяснилось, что тунгусское космическое те­ло укладывается в один ряд с углистыми хондритами— это очень редкие и очень странные метеориты: в них очень много углерода. По-видимому, углистые хондриты и кометы, я склоняюсь к убеждению, что тунгус­ское космическое тело — все же комета, образовались из одного и того же вещества солнечной системы, только в разное время.

Мы прикинули его примерный состав и набросали сходную композицию, которой аэрозольным способом было обработано около двухсот опытных делянок, заса­женных злаками, корнеплодами и луговыми растения­ми. И на этих делянках прирост биомассы был больше, чем на контрольных.

Закончилась научная часть итогового сбора, и был ог­лашен приказ, где серьезное переплеталось с шуткой, где отмечались заслуги каждого и всех, исследовалось жесткое воздействие, которое оказывает на одежду уча­стников экспедиции таежная растительность. (Если, к примеру, брюки за сезон остаются целыми — их можно смело считать платиново-иридиевыми. Но такого почти не бывает. Одежда рвется, как и обувь). Выдвигались претензии к совам и медведям, мешавшим работе, а также к Курумному Человеку и Жирному Бурундуку. О последних подробнее.

ЭКСПЕДИЦИЯ рождает собственный фольклор, соб­ственные мифы и богов. Неподалеку от Центра — землянки Кулика—стоит молчаливый деревянный Огды. Экспедиционный фольклор утверждает, что именно он «поработал» 30 июня 1908 года. По обычаям «касээшников», каждый, проходя по тропе Огды, должен оставить хоть какое, но жертвоприношение. Так и де­лают. Во рту у бога соска-пустышка (чтоб был спо­коен, как дитя), рядом, на специальной «дароносице»— оставленные многими экспедициями рваные кеды, фраг­менты одежды, бигуди, расчески, сломанные зубные щетки, игрушки и т. д. и т. п. Огды жертвами, судя по всему, доволен. Другое дело Курумный Человек. Это ему принадлежит авторство Закона Подлости (когда все плохое, что может случиться, — случается в самый неподходящий момент), Закона Бутерброда (по которо­му тот всегда падает намазанной стороной вниз). Имен­но Курумный Человек изобрел комаров и мошкару, курумник — покрытые мохом каменья, разбросанные по тайге, попадающиеся на тропе. Жирный Бурундук — тот работает большей частью по съестному, непонят­ным пока способом воздействуя на рост аппетита уча­стников экспедиции, вследствие чего продукты из лаба­за — склада, представляющего собой деревянную из­бушку на высоких «курьих» ножках, обитых жестью, чтобы разнообразное таежное зверье не могло по ним взобраться и попасть в закрома, — расходятся значи­тельно быстрее.

(Из собственного опыта: залабазил я пачку махорки — пересыпал в кисет и повесил подсушиться ближе к печке. Никого, кроме меня, в избе не было. Утром ки­сета тоже не было. Все это происки Жирного Бурун­дука. А может быть, и Курумного Человека. Или сам выкурил, да забыл).

Еще было на итоговом сборе чтение «Курумника» — альманаха, где пером, красками и фломастером, прозой и стихами отражены все моменты жизнедеятельности КСЭ-21. (Число этих «Курумников» сегодня перевалило за 60. Все хранятся у одного человека в городе Том­ске. Когда-нибудь, наверное, будут переплетены и из­даны в назидание потомкам). Давались краткие переводы с НЛОманого языка на общечеловеческий — и все это под взрывы смеха присутствующих.

Много было сказано и о «кютятах» — членах Новоси­бирского клуба юных техников — Игоре Павлове, Анд­рее Харитонове, Антоне Колунине, Грише Бакакине и Саше Красноперове.

Клуб юных техников, созданный в новосибирском Академгородке, вот уже четвертый год сотруднича­ет с КСЭ. С обоюдной пользой. За это время более двух десятков школьников 8—10 классов прошли «Тунгус­скую» школу: ходили по тайге с увесистыми рюкзака­ми, собирали пробы (400 проб для «Термолюма» — их рук дело).

База «кютят» — построенная Куликом пристань на реке Хушмо — в полутора часах ходьбы от Центра. Здесь же — гора Астро-Кют, где ребята вместе с ру­ководителем Владимиром Кириченко предаются «кютежам», или, конкретнее, каждую ночь занимаются астроклиматическими наблюдениями: фотографируют с помощью телескопа звезды. А уже после последующей расшифровки в Новосибирске, когда каждое фото бу­дет рассмотрено под микроскопом, когда по каждому следу звезды будет получено примерно 400 точек, все эти результаты пойдут в ЭВМ, и, как результат — оп­ределение частотных и амплитудных характеристик, го­ворящих о дрожании атмосферы, ее оптических харак­теристиках. Это помогает понять режим турбуленции в данном районе, это интересно синоптикам и экологам (особенно то, что касается переноса промышленной пы­ли).

В Новосибирском КЮТе занимаются примерно пол­тысячи школьников. В 15 лабораториях — радиоэлект­роники, художественной техники, автоматики, радио­спорта, автомобилей, авиасудомоделирования, астроно­мической обсерватории. «Охвачены» даже первоклаш­ки — они занимаются в лаборатории технического творчества для младших школьников. КЮТовцы — поч­ти готовый резерв, кадры, которые придут лет че­рез несколько в лаборатории Академгородка, — буду­щие техники, инженеры. Но уже сегодня — народ знающий.

Десятиклассник Игорь Павлов на «метеорите» уже второй раз, Бакакин здесь после 9 класса, Антон Колунин —  самый молодой — после  седьмого.

Вместе с Кириченко живут на Пристани. Изба. На­ры. Костер, возле которого постоянно что-нибудь сох­нет. Сами готовят, и вообще    все  сами.

У нас, убежден Васильев, ребятишки учатся быть мужчинами.

Добавлю от себя: мужают невероятно быстро. Дети научных сотрудников тащат рюкзак объемом с отцов­ский. Привыкли. «Кютята», хотя в них, конечно, есть присущая возрасту «детскость» — народ уже закален­ный, ответственный.

…МЫ ВЫШЛИ из Центра по направлению к Пристани ближе к вечеру. Прошли мимо Огды, потом по торфянику, утоптанному и упругому, через Чургим — ручей, который придется переходить еще трижды — по просеке, прорубленной экспедициями Кулика, прямой и длинной, — отсюда — к Чугримскому водопаду. Спуска­лись по его краю, с камня на камень — тут, конечно, опять «происки Курумного Человека» — с одного кам­ня сапог содрал мох, — секунда — и ты уже сидишь в воде, еще не понимая, что к чему. К Пристани подо­шли затемно, уже под дождем, но все-таки сотворили ужин: сварили лапшу с тушенкой, попили чаю, и только после этого разместились в своих спальниках на нарах. Было часов одиннадцать. А пару часов спустя нары стали наполовину пустыми: Кириченко и трое ребят ушли на гору фотографировать звезды. Все небо было в тучах, но утром Антон Колунин, довольный, рассказывал, что «три звездочки все-таки удалось пой­мать», а потом, позавтракав сухим молоком, смешанным с сахаром, крепко и удовлетворенно спал вместе с дру­гими «полуночниками».

От Пристани — снова к Центру.

Навстречу группа Толи Огнева — он в Ярославле ра­ботает в тамошнем планетарии — выходят на тропу, возвращаются в  Ванавару.

Центр   почти  обезлюдел.  Васильев  и  несколько  чело­век ждут вертолета. Будет он сегодня или нет — неиз­вестно. Предлагается вариант, тоже ненадежный, но более верный: идти на лебединое озеро Чеко — сегод­ня туда должен прийти «борт» за экспедицией Сокра­та Голенецкого. Решили, что если выйти часов в шесть утра, то к девяти можно поспеть.

И пошли. На Чеко тропа простая. Главное — послед­няя развилка: надо свернуть вправо, иначе придешь куда-нибудь к Мутораю. Нас было трое, не считая тран­зистора. Шли по тропе. В кустах прокуренным голосом кричала птица. Мы спугнули ее, с треском продираясь сквозь заросли карликовой березки, и птица закашляла и улетела, стуча крыльями по вершинам деревьев. Два с небольшим часа — и мы на озере.    «Сократовцы»  в сборе,   ждут  вертолет,   жуют  макароны.

ВАРИАНТ «Чеко»    сработал через час — в небе затарахтела «восьмерка». Через полчаса группа Голенецкого  будет  выгружать в Ванаваре ящики с пробами, рюкзаки, спальники. Некоторым из группы повезет: они в тот же день улетят в Богучаны.

Позже   вертолет заберет  Васильева и  оборудование лаборатории, а Кириченко и «кютята» - Игорь Павлов, Андрей Харитонов и Саша Красноперов – ступят на Куликовскую тропу.  Первый привал они сделают на хребте Хладного, второй — на реке Макикте, третий — на реке Чамба, как раз напротив переправы. От Чамбы день хода, десять ходок, пятьдесят минут идешь – десять перерыв.

 И Куликова заимка опустеет. И Огды будет таращить глаза, расстроенный отсутствием приношений. Это продлится недолго: водится, говорят, в этих краях какой-то микроб, вирус, от которого заболевает почти каждый, кто бывал здесь хоть раз. Эта болезнь заставляет приезжать сюда снова и снова. Чтобы подойти еще на шаг ближе  к  Тайне,    чтобы  рано  или  поздно разгадать ее.

 

В. КОВАЛЕВ,

наш спец. корр.

Фото  автора.

Заимка Кулика —  Ванавара    Красноярск.

 

КОММЕНТАРИЙ СОТРУДНИКА КАФЕДРЫ БОТАНИКИ ТОМСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА ЮРИЯ АЛЕКСЕЕВИЧА ЛЬВОВА:   

Публикация материала о работе КСЭ-21 — не только отчет о поездке на место падения. Она преследует еще несколько целей: пропаганду метеоритики, научной са­модеятельности, привлечение внимания молодых и са­мой молодежи к «тунгусским делам». Ведь красноярцев в КСЭ практически не было, хотя работы в городе и крае хватило бы даже для крупной группы. Это и ар­хивный поиск, и экспедиции на места падений несколь­ких метеоритов, эксперименты на базе Института фи­зики, Института леса и древесины, и КСЭ будущим ле­том. Мы издалека с этим справиться не можем. Нет на месте энтузиастов. Не на годы — десятилетия — затя­гивается выполнение многих разделов научных про­грамм  по изучению Тунгусского  метеорита.