Док № 56 (листы формата А4, машинопись с правками)
Надпись
|
Томский областной архив Фонд №р1718 опись 1 дело №152 Материалы опросы очевидцев Тунгусской катастрофы 1908г., произведенного И.М.Сусловым в 1926 году. 1965г. на 13 листах |
Содержание
"ОПРОС ОЧЕВИДЦЕВ ТУНГУССКОЙ КАТАСТРОФЫ В 1926 ГОДУ".
И. М. СУСЛОВ
Первые сообщения о Тунгусской катастрофе 30 июня внезапного события. То были годы моей гимназической юности в г. Енисейске. Очевидцами, рассказывавшими о своих наблюдениях, были рабочие, старатели и арендаторы золотых приисков, находившиеся к северо - востоку от г. Енисейска, в тайге за 250-не безуспешно пытался определить приблизительное географическое положения центра падения (или взрыва) метеорита и выявить возможные пути проникновения в этот район.
В 1912 году я окончил гимназию и уехал из Енисейска. Исследования интересных показаний очевидцев пришлось прекратить. Но в 1924-с интересом возобновил эту работу в селах реки Ангары частично на факториях Подкаменной Тунгуски, где мне как председателю Красноярского Комитета содействия народам Севера, пришлось бывать в зимнее время для организации подготовительных мероприятий к предстоящим плановым работам по организации органов Советской власти у эвенкийского народа. В Предстояло провести выборы первых органов Советской власти в Эвенкии - Родовых советов и Родовых судов. Для организации и проведения Мунняка (собрание избирателей) я выехал в марте
Попутно я решил провести целый ряд Научно-исследовательских работ геогафического, геологического и этнографического характера, особенно на р.Чуне, которая в верхнем течении была до того времени совершенно не исследована. Большой интерес представлял и опрос очевидцев тунгусской катастрофы, особенно заманчиво было использовать для этого Мунняк, на котором многие из них должны были присутствовать.
Недалеко от фактории Ванавары я встретил чум эвенка Ильи Потаповича (Лючеткана), в семье которого жила вдова его брата Ивана - Акулина. В июне
- В чуме нас было трое - я с мужем моим Иваном и осиротевший старик Василий, сын Охчена. Вдруг кто-то сильно толкнул наш чум. Я испугалась, закричала, разбудила Ивана, мы стали вылезать из спального мешка. Видим, вылезает Василий. Не успели мы с Иваном вылезти и встать на ноги, как кто-то опять сильно толкнул наш чум и мы упали на землю.
Свалился на нас и старик Василий, будто кто-то его бросил. Кругом был слышен шум, кто-то шумел и стучал в эллюн /замшевая покрышка чума/. Вдруг стало очень светло, на нас светило яркое солнце, дул сильный ветер. Потом кто-то сильно стрелял, как будто зимой лед лопнул на Катанге, и сразу налетел Учир-плясун, схватил наш эллюн, закрутил, завертел и утащил куда-то. Остался только люкча /остов чума из 30 шестов/. Я испугалась совсем и стала бучо /потеряла сознание/, вижу пляшет учир /смерч/, как летит многоголовый безглазый одын (шквал), все головы его ртом дуют, да так сильно, что лес наш падает. Подлетел ко мне одын (шквал) и так сильно дунул, что все темно стало, а на меня кто-то упал, ударил и придавил.Я закричала и сразу живой опять стала /очнулась/
Учир свалил на меня дюкча и ушиб шестом ногу. Вылезла я из под шестов и заплакала: сундук с посудой выброшен из чума и он валяется далеко, раскрыт и многие чашки разбиты. Смотрю я на лес наш и не вижу его.
Многие лесины стоят без сучьев, без листьев. Много-много лесин на земле лежит. На земле горят сухие лесины, сучья, олений мох. Смотрю, какая-то одежда горит, подошла и вижу наше заячье одеяло и наш меховой мешок, в котором мы с Иваном спали.
Пошла я искать Ивана и старика. Смотрю, на сучке голой лиственницы что-то висит. Подошла, протянула палку и сняла. Это была наша пушнина, которая раньше висела привязанной к шестам чума.
Лисьи шкурки обгорели, горностай стал желтоватым и грязным, в саже. Многие шкурки белок сморщились и пересохли. Взяла я пушнину заплакала и пошла искать мужиков своих. А на земле сушняк все горит и горит, олений мох горит, дым кругом. Тяжело идти.
Вдруг слышу кто-то тихо стонет. Побежала я на голос и увидела Ивана. Лежал он на земле между сучьев большой лесины. Рука его сломалась на бревне, кость прорвала рубашку и торчала, на ней засохла кровь. Тут я упала и опять стала бучо, маленько померла, ночь будто стала. Но скоро опять живая стала. Иван "проснулся", громче стонать стал и плакать. Сняла я бумазейную юбку, разорвала ее, обмотала Ивану сломанную руку. Иван бедный, выл как волк, плакал, ругался, кричал – больно ему было.
Учир бросил Ивана близко. Если поставить рядом десять чумов, то он упал за последний чум, совсем близко от того места, где я сняла с сучка пушнину*.
Обнял меня Иван за шею здоровой рукой, я подняла его и мы пошли к Дилюшму к нашему чуму, где в лабазе были две шкуры сохатых, мешок муки и сети. Чум стоял на берегу Дилюшмы, лабаз был близко от чума на закат солнца.
Вдруг послышалось будто кто-то кричит. И тут мы увидели нашего Василия. Он залез под корень упавшей старой лиственницы и спрятался там. Вылез Василий из своей берлоги и пошел с нами к нашему чуму. Я устала, передала Ивана старику, а сама понесла только обгорелые шкурки.
Василий по коре лесин и по мху на них угадывал, куда идти надо, да и солнце чаще стало просвечивать сквозь дым. Идти стало ещё тяжелее: очень много было сваленных лесин. Старик и Иван часто падали, Иван кричал от боли, плакал. Тогда мы садились отдыхать. Вдруг мы увидели на земле рубленные брёвна и под ними сохатиные шкуры. Шерсть на шкурах обгорела, кожа сморщилась и подгорела. Вместо сетей мы увидели кучку камешков-грузил. Сети из конского волоса сгорели. Брёвна сгорели, стали головешками. Вместо мешка муки - чёрный камень. Ткнула я в него палкой и камень-уголь разломался. В середине его я нашла немного муки и завернула в рубашку Василия. Так погиб наш лабаз.
Отдохнули мы немного и пошли искать наш чум. Агды больше не летали, не гремели, учиры тоже куда-то убежали и одын не летал больше. Дыму еще было много, на земле вспыхивал мох и горел сушняк. Идти было трудно, лесин много лежало на земле, часто падали. Иван стонал и кричал…
Вот и место где был наш чум. Шесты лежат на земле, на них упала большая лиственница, она сильно обгорела. Разрубила я её топором и оттащила в сторону. Под ней мы нашли наш медный котёл, в котором было много вчерашнего мяса, я варила его еще вечером. Мясо было под лиственницей, поэтому агды не видали его и не съели. Нашла я возле поваленного чума медный чайник, немного чаю и три целых чашки в сундучке. Разжег Василий костер и мы утолили наш голод.
Иван очень мало ел; он все стонал, жаловался на сильную боль в сломанной руке и, наконец уснул. Он был совсем больной, слабый, горячий.
Наступила светлая ночь, Пожар стал уменьшаться, вместо жары стало холодно. О других тунгусах мы ничего не знали: где они теперь и живы ли? Может агды их убили и огнем спалили. Разбудили мы Ивана и уговорили его выйти на речку Чамбу и Решили мы двигаться на Катангу. Когда мы вышли на реку Чамбу, то были уже совсем слабыми. Отдыхали и воду пили все чаще и чаще. Кругом мы видели диво, страшное диво. Лес-то был не наш. Я никогда не видела такого леса. Чужой он какой-то. У нас тут был густой лес, темный лес, старый лес. А теперь во многих местах совсем не было леса. На горах все лесины лежали, и было светло, и далеко все видно. А под горами в болотах далеко идти нельзя было: которые лесины стояли, которые лежали, которые наклонились, которые друг на друга упали. Многие лесины обгорели, сушняк и мох еще горели и дымились, глазам было больно. Мы измазались сажей, черные стали, страшные. Одежда на нас порвалась, в одних кожаных штанах остались, тело ободрали до крови. Иван совсем ослабел. Нашли мы хорошую березу, старик содрал бересту, сложили мы ее в два слоя и уложили на нее Ивана, муку, чайник и повезли по земле. Увидели тут оленью тропу и пошли по ней на Катангу. Тут пошел уже наш лес, старый лес. Поваленных лесин все меньше и меньше было, огня не было в лесу, да и дыму совсем мало. Поднялось солнце над лесом и совсем светло стало. На другой день мы увидели знакомую поляну и реку: это была Катанга недалеко от устья Чамбы. Дотянулись мы до самой реки, напились воды. Больше я ничего не помню. Улеглась на песок и уснула.
Кто-то стал вдруг будить меня, трясти. Открыла я глаза, смотрю, солнце уже к вечеру идет. Надо мной наклонился брат моего Ивана - Лючеткан. Его чум стоял около устья речки Тэтэрэ, а сюда приплыл он на берестянке (эвенкийская лодка из березовой коры на каркасе) промышлять рыбу. На следующий день мы пошли на Тэтэрэ к чуму Лючеткана.» Выйдя на Катангу мы встретили Лючеткана.
----------------------------
* Диаметр чума около
Рассказ Акулины я передал в сокращенном виде, опуская некоторые подробности этнографического характера, не имеющие непосредственного отношения к данным о Тунгусской катастрофе ".
Из фактории Ванавары я отправился на Стрелку Чуни, где через полтора месяца должен был собраться Мунняк. Там я и встретился с братьями Чучанча и Чекарен из рода Шанягирь, которые приехали за три дня до начала общего собрания.
В момент катастрофы В первый вечер, когда состоялось наше знакомство, я вызвал их на разговор об эвенкийской «кручине», о «диве» на речках Дилюшма, Хушма, Аваркитта, Чамба. Оба брата оказались интересными и толковыми собеседниками и рассказчиками. Они довольно сносно говорили по-русски, на специфическом ангаро-тунгусском жаргоне, поэтому я мог не беспокоить Лючеткана - своего переводчика и он ходил по тропам встречать прибывающих на Мунняк делегатов.
После ряда моих осторожных вопросов Чучанча начал свой рассказ, и при этом, он не возражал против моих записей. По существу Чучанча повторил то же, что рассказала Акулина, но по моей просьбе он постарался припомнить, сколько было громовых ударов - " агдыллян " и какой они были силы.
- Я много раз думал про птиц черных (иносказательное название птиц агды) , много ли было их тогда на Дилюшме, думал и о том, сколько раз гром стукал. По его словам он насчитал пять ударов.
- Наш чум тогда стоял на берегу Аваркитты. Перед восходом солнца мы с Чекареном пришли с речки Дилюшма, там мы гостили у Ивана и Акулины. Мы крепко уснули. Вдруг проснулись оба сразу: - кто-то нас толкал. Услышали мы свист и почуяли сильный ветер. Чекарен еще крикнул мне: " Слышишь как много гоголей летает или крохалей? " Мы оба были ведь еще в чуме и нам не видно было, что делается в лесу. Вдруг меня кто-то опять толкнул, да так сильно, что я ударился о чумовой шест и упал потом на горячие угли в очаге. Я испугался. Чекарен тоже испугался, схватился за шест. Мы стали кричать отца, мать, брата, но никто не отвечал. За чумом был какой-то шум, слышно было, как лесины падали. Вылезли мы с Чекареном из мешков и уже хотели выскочить из чума, но вдруг очень сильно ударил гром. Это был первый удар. Земля стала дергаться и качаться, сильный ветер ударил в наш чум и повалил его. Меня крепко придавило шестами, но голова моя не была покрыта, потому, что эллюн задрался. Тут я увидел страшное диво: лесины падают, хвоя на них горит, сушняк на земле горит, мох олений горит. Дым кругом, глазам больно, очень жарко, сгореть можно, однако то.
Вдруг, над горой, где уже упал лес, стало сильно светло, и, как бы тебе сказать, будто второе солнце появилось, русские сказали бы вдруг неожиданно блеснуло, глазам больно стало и я даже закрыл их. Похоже было на то, что русские называют - молния. И сразу же был агдыллян, сильный гром. Это был второй удар. Очень страшно стало. Утро было солнечное, туч не было, наше солнце светило ярко, как всегда, а тут появилось второе солнце!
С трудом мы с Чечкреном вылезли из-под шестов и эллюна. После этого мы увидели, будто наверху, но уже на другом месте, опять сверкнуло и сделался сильный гром. Это был третий удар. Налетел на нас ветер, с ног сбил, о валенную лесину ударил.
Следили мы за падающими деревьями, видели как ломались вершины их, на пожар смотрели. Вдруг Чекарен закричал: "Смотри вверх" и показал рукой. Посмотрел я туда и опять молния, блеснула она и опять ударила, агдыллян сделала. Но стук был маленько меньше, чем раньше. Это был четвертый удар, как обычный гром.
Теперь я хорошо вспомнил, сто был еще один удар, пятый, но он был маленький и где-то далеко.
- А в какой стороне вы слышали этот последний, пятый гром?
спросил я братьев.
- Там, где солнце спит ночью, однако - то там, Таймура-река есть, - ответил Чучанча.
Поблагодарив братьев за рассказ, Я попытался количественно оценить промежуток времени между первым и вторым ударами. Это можно было сделать путем сравнения с каким-то обычным и понятным для эвенков-охотников отрезком времени. Я обратился к Чучанче :
- Вот ты, Степан Иванович, идешь по тайге на лыжах, шомпольная винтовка твоя не заряжена. Вдруг ты увидел, как соболь торопится залесть на вершину лиственницы. Ты быстро скинул с плеча винтовку, насыпал в дуло из натруски мерочку пороха , скатал из пакли пыж и затолкнул его шомполом в ствол винтовки, вытащил из винтовки кусочек свинца, примерил его по отверстию ствола, пожевал маленько, круглым сделал и загнал шомполом в дуло, потом взвел курок и надел на бранку пистон.
Вот подумай-ка, будто после первого удара грома ты снял винтовку и заряжал ее, скоро заряжал – иначе соболь мог перескочить на другое дерево. Зарядил ты винтовку и стал стрелять. Тут будто опять гром стал, ударил второй раз. Вот такой ли долгий промежуток был между первым и вторым ударом грома? А может быть короче или длиннее?
- Нет, начальник, это долго, очень долго. Удары повторялись скорее, но как скорее я не умею рассказать тебе.
Тогда Я решил использовать эффект эхо. За несколько дней до этого, еще до ледохода, я производил маршрутную съемку окрестности Стрелки р. Чуни. Один из маршрутов был по реке Чунку-кан Северная, где неподалеку от Стрелки была расположена скала, обозначенная на моей карте Чуни как «обнажение №1». Я привел братьев Шанягирь на обрыв скала "Сырка", с которой открывался вид на место слияния двух рек Чунку-кан в одну - Чуню и на скалу №1. Расстояние между этими скалами составляет
- Вот смотрите туда, - сказал я братьям. Тебя, Степан Иванович, я попрошу выстрелить дуплетом в сторону той скалы на Чунку-кан. Сначала мы услышим выстрел, что будет как бы первый удар грома, а затем эхо - это будет второй удар. А вы замечайте - длинный или короткий был промежуток между выстрелами и эхо.
Мы спустились к воде. Чучанча и Чукарен стреляли несколько раз по очереди, а я замечал время. Эхо, как оно должно быть, появилось через 6 секунд. А брать оба заявили, что именно такой, "самый такой" промежуток времени был между первым и вторым ударами грома".
Итак, по показаниям братьев Шанягирь, картина такова: раздался шум, свист, начали падать деревья. Возможно, что это было следствием прихода баллистической волны. Затем раздался резкий удар, разрушения усиливаются и продолжаются. Затем братья отмечают как последовательно, одна за другой (возможно, с промежутком в несколько секунд) блеснули три вспышки-молнии, и, вслед за ними раздавались удары. Можно подумать, что и первый удар сопровождал вспышку. Кроме того, братья услышали и отдаленный слабый пятый удар. Но что это за вспышки? Взрывы? Может быть, но отметим, что кроме упомянутых братьев ни один очевидец не видел нескольких вспышек. Не исключено и то, что братья, крайне перепуганные (что совершенно естественно), вполне могли перепутать и последовательности явлений и число ударов и принять за вспышки отблеск какого-либо пожарного очага.
Перед закрытием Мунняка я рискнул обратился ко всем избирателям, с целью проверить факты катастрофы Но как это сделать? Ведь действительные представления о метеоритах, о явлениях, связанных с падением, с взрывом метеоритов и т.п. эвенкам совершенно неизвестны и непонятны.
Сделать это было затруднительно, так как я знал, что эвенки объясняют катастрофу в . было бы тактической ошибкой и совершенно безнадежным делом, тем более, что присутствующий в Мунняке старик Василий из рода Шанягирь, по убеждению эвенков, "сам видел" этих птиц, «видел, как они гремели, шумели, ударяли громко».
Поэтому необходимо было искать какой-то обходной путь для вызова избирателей на разговор, который привел бы к нарушению эвенками религиозного "табу", на разговор, из которого можно было бы получить действительные представления о месте падения или взрыва космического тела. Место же знали только эвенки.
Первое, что я постарался сделать – закрепить то доверчивое отношение ко мне, которое появилось за эти дни. Воспользовавшись удобным предлогом, я пересказал делегатам их собственные космогонические представления, которые, не смотря на древность, были стойкими и бытовали еще в то время. Мне они были достаточно хорошо известны, как и сама религия эвенков – шаманизм. Они были очень удивлены, услышав все это от «русского начальника». Несколько раз меня прерывали репликами, вроде: «Ты же русский, Откуда ты это знаешь?» или «Да ты, однако, сам не тунгус ли?» Но слушали с большим вниманием и очень доброжелательно.
Затем я осторожно перешел к критике космогонических и анимистических представлений эвенков. К моему удивлению критические замечания, а также явное нарушение мною религиозных «табу» не вызвали ни обид, ни протестов. Только после такого эксперимента я счел возможным перевести разговор на эвенкийскую «кручину» в междуречье Катанги и Чуни. Я объяснил делегатам, что по всей вероятности это был крупный метеорит. Я обратился к делегатам с просьбой рассказать подробнее, кто пострадал от катастрофы, где начинается и кончается вывал леса, видел ли кто-нибудь из присутствующих ямы на земле, которых до падения метеорита не было.
Между сидящими на поляне эвенками начались оживленные разговоры и даже какой-то крупный спор. Я спросил Лючеткана, о чем они спорят ?
- О тебе они спорят. Молодые тунгусы верят тебе, твоему рассказу, а другие постарше и старики, настаивают на тунгусской вере...
Спор и разговоры как-то сразу оборвались. Потом стал говорить седой старик Улькиго - сын Люрбумана из рода Шанягирь, Старому Улькиго было, говорят, восемьдесят лет.
- Когда в комар-пора (начало лета) того страшного лета налетела стая железных птиц агды, когда прилетел одын и набежали учиры (смерчи), чум моего отца Люрбумана стоял на берегу реки Чамба, недалеко от ее устья. В чуме жили мой отец с женой и четверо наших детей. Вдруг рано утром собаки завыли, дети заплакали. Жена, я и старик проснулись и диво увидели, слушать стали, кто-то стал стучать в землю под нами, качать чум. Выскочил я из мешка и одеваться стал, вдруг кто-то сильно толкнул землю. Я упал и закричал, ребята закричали, заплакали, выскочили из спальных мешков. Маленько ранее кто-то шибко стрелял из ружей. Однако-то хэкше (скала) упала близко или стрелял кто? Старик Люрбуман говорил, однако - то у ручья Чургима скала упала. Вдруг опять кто-то будто в землю ударил, стукнул шибко, в чуме с места медный чайник упал и кто-то ангарский гром сделал*. Оделся я скоро и выбежал из чума. Утро было солнечное, безоблачноке, жарко! Стал смотреть я вверх на гору Лакуру. Вдруг на небе шибко сверкнуло и агдыллян ударил гром. Я испугался страшно и упал. Туч нет, дождика нет. Какой такой там агдыллян ударил? Как ангарский гром. Гляжу, ветер лесины роняет, на земле огонь сушняк палит. Слышу бежит кто-то, много ног бегут. Задыхаться стал от дыма, видно плохо, дым мешает, огонь трещит, слушать мешает. Ветер прогнал дым маленько и я увидел - Слышу, шум где-то. Вскочил я на ноги, вижу, бегут к Катанге два сохатых с теленком и два оленя. Страшно стало, пошел я к своему чуму. Гляжу В то время налетел Учир, схватил эллюн и бросил к речке, остался только люкча. Около него сидели на поваленной лесине мой старик, жена моя и челядщики (ребятишки).
Смотрим мы в ту сторону, (т. е. на север). Там диво какое-то делается, кто-то там опять будто стучит. В стороне речки Кимчу - дым большой, тайга горит, жар оттуда идет сильный. Глядим - опять два оленя с Кимчу на Катангу бегут. А за ними лесины падают. Вдруг где-то далеко, далеко, где речка Чунку-кан, в той стороне опять гром сильно стукнул и там дым поднялся, видно над тайгой. Однако тайга загорелась.
Пошел я посмотреть ту сторону, откуда звери бежали и жар шел. Там увидел я диво, страшное диво. Там однако-то Тайга вся упала, много лесин на земле горело, трава сухая, сухие сучки горели, листья на лесу все засохли. Было очень жарко, много дыма, глаза выедал дым, совсем смотреть нельзя было. Совсем испугался я и побежал назад к Чамбе, к нашему чуму. Рассказал я отцу все, что видел, смотрю, отец закричал, качаться стал, каикатчеран (нервно-психический припадок близкий к безумию). Старик пел с закрытыми глазами, он то вставал на ноги, то садился вдали от костра, но идти не мог. Потом он лег на свою постель и сразу умер, совсем умер. Потом он испугался и умер. В тот же день мы его похоронили по нашей тунгусской вере ".
Улькиго открыл своим рассказом дискуссию о метеорите, показал пример бесстрашия перед религиозным «табу». Между эвенками начался оживленный разговор, зардались выкрики.
----------------------------------
* Эвенки называют гром - " агды " а ангарца - " гром ", т. е. удар грома, именно удар. - Примеч. И. М. Суслова.
Птицы агды стукали много раз, сильно стукали. Агдыллян стукал, ангарский гром удары делал, таньга – пять ударов делал. Пактырун – стрелял будто. Палил лес, лемины валил однако-то учир. Элюн Акулины совсем утащил куда-то, элюн чума Улькиро на реку кинул. Одын дючка валил, булку акулины кончал. Кончал, палил, валил лабазы. Кончали агды оленей, собак кончали, людей портили – три люди помирал совсем: Люрбуман буче (умер), Иван Мачакугырь, брат Лючеткана, руку крошил и помер, шаман Уйбан сразу бучо, помер на Лакуре, - таковы были безличные сведения, ответы эвенков, бывшиз на этом Мунняке.
Последовали потом персональные заявления. Желающий говорить вставал, Лючеткан называл его имя и затем переводил его рассказ.
Андрей Онкуль: "Оленей искал я между речкой Лакурой и речкой Кимчу. Там видел яму и от неё сухую речку. Это - гора Лакура. До "кручины" там не было этой ямы, не было и "сухой речки" /борозды/.
Молок Куркагырь: "Полдня нюльги /половина дневного перехода летом на вьючных оленях/ от реки Чунку-кан на полдень /т. е. на юг/ тоже шибко тайгу ронял, яму большую делал. Лесины там на земле лежат вершинами к Ербогачену. Раньше, до "кручины", там не было ямы, лес был густой, белки много было".
Лючеткан: "На горе, на хребте Лакуре, около того места, откуда течёт ручей, а затем речка Маркитта, Акулина тоже видела "сухую речку" /борозду/. В конце этой речки большая яма, заваленная землёй. Поваленных лесин там много было".
---------------------------------------------------------------------------------------------
* Одын - буря, шквал - по эвенкийской демонологии представляется в образе многоголового чудовища без глаз с огромными ртами без хвоста. - Примеч. И. М. Суслова.
Вот те основные сведения очевидцев-эвенков, часть которых перенесла ужас катастрофы 1908 года.
Но ценность свидетельских показаний значительно снижалась тогда из-за отсутствия карты местности, на которую можно было бы нанести реки, тропы, ямы, места стоянок эвенков и пр. В 1926 году не было точной карты Восточной Сибири. Официальной карты Сибири была издаваемая главным управлением Генерального штаба стоверстка (100 верст в дюйме ). Несмотря на периодические переработки, в нее включались глазомерные маршрутные съемки разных лиц и экспедиций, и даже детали по опросным сведениям, что часто не соответствовало действительности. Поэтому я обратился к собранию избирателей с просьбой помочь мне составить здесь схематическую карту междуречья Катанги и Чуни с нанесением на нее речек, возвышенностей, зон вывала леса, размещения жилых чумов и т.п.
Лючеткан помог раздать присутствующим бумагу и карандаши. Положив на ящики из-под товаров бумагу, эвенки, с помощью Лючеткана, чертили фрагменты будущей опросной карты. Я подходил к каждой группе составителей, и цветными карандашами выделал части ландшафтов, особенно границы вывала леса и направления стволов поваленных деревьев, (но последнее было редко и только в тех местах, которые хорошо запомнили пострадавшие ).
Два дня продолжалась эта необычная, но нужная работа. Не один лист драгоценной там писчей бумаги был испорчен в процессе работы. В конце второго дня я собрал фрагменты карты, и, проработав всю светлую ночь, свел их в одну схематическую карту и раскрасил ее цветными карандашами.
На следующий день в последний раз собрались оба родовых Совета и оба родовых суда. Пришли и все избиратели, которые не торопились покидать Мунняк. Я продемонстрировал карту-схему, которая уместилась на шести склеенных полулистах писчей бумаги. Лючеткан перевел мои объяснения и добавил от себя много подробностей, поясняющих карту. Из реплик присутствовавших я понял, что карта со всей нагрузкой правильно отразила рассказы эвенков-очевидцев, пострадавших от катастрофы и их сородичей, знавших хорошо местность до катастрофы и после нее.
Собранные факты частично были изложены мной в статье, опубликованной в №1 журнала «Мировидение» за
В 1926 году и несколько позднее Л.А.Кулик и я не раз анализировали рассказы очевидцев о «нескольких ударах грома», о «вспышках, сверкнувших где-то высоко «, допускали вероятность взрыва метеорита в атмосфере и выпадения его на землю в виде нескольких глыб. Л.А. Кулик на столько был убежден в обоснованности этой своей гипотезы, что круглые озерца разных диаметров, расположенные в Великом болоте (название дано Л.А. Куликом внутри цирка Мерилля он принял в 1927 году за кратеры, образованные крупными осколками метеорита. Лишь в 30-х годах он согласился, в конце концов, с тем, что бугристость болот в цирке Мерилля и «воронки» образованы обычными процессами термокарста в субарктической зоне вечной мерзлоты.
Вероятно, в связи с этим обстоятельством, сообщения очевидцев о нескольких взрывах перестали привлекать к себе внимание исследователей.
Сейчас, когда большая группа исследователей Комплекной Самодеятельной Экспедиции занимается детальным изучением проблемы тунгусской катастрофы 1908 года, мне кажется небезынтересным опубликовать более подробное изложение рассказов очевидцев, чем это было сделано в статье 1926 года.
И.М. Суслов 6/V-1965г. Ленинград