Анатолий Черноусов. Молодым космодранцам, особенно томи-чам, это имя, пожалуй, и не знакомо. И все же...
В 1959 г. пришли мы с ним на новосибирский завод «Сиблит-маш», я - после окончания Алтайского машиностроительного института, Анатолий - из Омского политехнического. Завод расширялся, за 2-3 года принял почти 300 молодых ИТРов. При таком скоплении молодежи общественная жизнь бурлила, комсомол активно функционировал. Да и время было - разгар хрущевской оттепели, и мы наивно думали, что это -навсегда и все худшее позади. (Через пару лет с прямого указания первого секретаря обкома КПСС нам показали, кто есть кто: я отделался строгим выговором, а один из будущих космодранцев вылетел из славных рядов ВЛКСМ).
На заводе была хорошая туристическая секция. Сходив пару раз в походы выходного дня, мы с Толей попали на семинар инструкторов туризма к легендарному председателю НКТ Юрию Ромашову и знаменитой в те годы туристке Людмиле Широкогоровой. Там я встретился и с Риммой Кожемяк, которая летом поехала в КСЭ-2, а осенью познакомила меня с новосибирскими участниками экспедиций: Д. Деминым, А. Бояркиной, Л. Шикаловым, А. Тульским и др. Так начался мой путь в КСЭ. По окончании семинара в августе 60-го в группе Ю. Ромашева я прошел хороший маршрут в Горной Шории, а Толя побывал в Горном Алтае. Зимой, перед Новым 1961 г., мы с ним были в лыжном агитпоходе по Новосибирской области, организованном НКТ, опять же под руководством Ю. Ромашева. Там, кстати, в забытой Богом выморочной деревушке, где мы сутки пережидали степной буран в одной из двух оставшихся жилых избушек, родились слова песни:
Под огоньком керосиновой лампы
Мы пьем чай и все думаем, нам бы
Опрокинуть стаканчик другой -
в пивной.Топаем мы по морозу на лыжах
С каждым днем к дому ближе и ближе
Скоро встретимся снова с тобой -
в пивной.Здесь вам поход, а не в паре гулянье,
Так оставьте все ваши желанья
Опрокинуть стаканчик другой -
в пивной.
(Я позвонил Ярославу Сиротенко, участнику похода и автору этих слов с просьбой уточнить историю песни, и он рассказывает так. Песню на эту мелодию пели французы или итальянцы на Московском фестивале молодежи в 1957 г. Потом московские туристы сделали свой текст, по крайней мере, первый и последний куплеты: «Черт побери!...» и «Кончен поход...», по русскому обычаю заменив «кафе» на «пивную»). Через месяц эту песню, все пять куплетов, пели новосибирские туристы, и лучше всего ее было слушать в третьих от хвоста вагонах субботних электричек, забитых туристами, рюкзаками и лыжами.
А в феврале 61-го мы с Толей были в тяжелом 10-дневном походе по Горной Шории. Необъятные снега, бураны, мороз - за 40 градусов. Каждый вечер утрамбовывали снег под большую палатку (было нас 5 парней и Мила Широкогорова - руководитель), и под «плот», который выпиливали из сырых бревен, и на нем уже разводили костер. Тут я понял истину, которой учили меня опытные таежники: тайга - это работа.
И вот майский сбор под Томском, где все обговорено с Г. Плехановым, и в июне 1961 г. я на 2,5 месяца стал участником КСЭ-3. Но это уже отдельная история.
Как известно, большой экспедиции в 1962 г. не было. Была автономная группа (Г. Плеханов, А. Бояркина, Л. Кириченко и др.) в Горном Алтае. Мы договорились с Аленой, что присоединимся к ним.
Получены отпуска, собраны рюкзаки, и мы с Толей стоим в очереди за билетами до Бийска на Новосибирском ж/д вокзале. Осталось человек пять, и вдруг перед нами возникает Алена! Сцена, достойная финала «Ревизора». Оказывается, группа окончила работу, и Алена, вернувшись в Новосибирск, решила проведать нас в общежитии. И тут выяснилось, что мы уже в «дороге»! Не знаю, как она добралась до вокзала, но успела затормозить нас за 5 минут до кассы и за полчаса до поезда. А то бы мы, наверное, до сих пор искали эту группу в горах Алтая!
Так мы не побывали в КСЭ-4. Но окончание экспедиции было отмечено бутылкой вина на троих в нашем общежитии.
Прошло несколько лет. Я уже побывал в нескольких КСЭ, а Толя в турпоходах в Карпатах, на Кавказе. Потом он уехал из Новосибирска, вернулся, работал преподавателем в техникуме, институте. Стал писать и печататься, был принят в СП, начала расти его известность в Новосибирске как писателя.
И вот в 1970 году, наконец, и ему довелось побывать в тунгусской тайге. У нас было с ним два маршрута за торфяными и палеомагнитными пробами. Первый - на север, за р. Малешко. А второй, с тем же заданием, оказался нелегким и интересным. Мы прошли Восточной просекой, спустились на юг и вышли к Хушме в устье Укагиткона (благословенные места, где я был в 61 г. с Б.И. Вронским). И оттуда возвращались с работой, имея Хушму, когда на юге, когда на севере. За «карту» была калечка речной сети с Байкитского листа, что было тогда обычным для КСЭ.
Бродили мы около 10 дней. Однажды, когда заблудились в Долине Дураков, ночь застала нас на островке посреди полусырого болота. Торчащие голые стволы, до воды добраться по кочкам, холодно, брр! Впрочем, для "космодранцев" это даже не экзотика. Кажется, на следующий день (а, может, за день до этой ночевки), взяли пробу на небольшом болотце. А метров через 300-400 вышли на большое торфяное поле. Я высыпал из мешочков взятую пробу (к концу маршрута мешки были в дефиците), нашел хорошую торфяную площадку и стал брать пробу повторно. Толя был этим недоволен. Но, делать нечего, и он принялся обследовать ближайшие окрестности. Потом подходит: «Тут рядом река, хариус плавает, дай крючки и леску!» (Оказывается, вышли мы в долину Укагита). Выдал я ему положенное. Толя привязал леску за какой-то метровый дрын. «Толя, -говорю, - разве можно ловить благородную рыбу на такую несерьезную снасть?» Он ушел, а я продолжал свой сизифов труд. Через четверть часа возвращается и показывает огромного хариуса - 45 см. Я таких не ловил ни до, пи после. (Когда по возвращении в Новосибирск Толя прочитал в книге Сабанеева, что в реках Восточной Сибири хариусы достигают 45 см, он в шутку говорил: «Вот, с первого раза самого большого поймал!»).
Этот маршрут через несколько лет Анатолий описал в рассказе «Двое в тайге» (журнал «Наш современник», год не помню). Рассказ получил хорошую прессу, Толя включал его и дальше в свои сборники рассказов. Правда, хариуса он «сократил» до 30 см., побоялся, что отнесут к рыбацким байкам.
Мы успели вернуться с маршрута как раз к общему сбору. Тогда была хорошая традиция - после сбора делать совместный снимок участников экспедиции. Передо мной эта фотография. Толя молодой и веселый, как и все на снимке. Господи, неужели это мы?!
Потом было нелегкое возвращение по Тропе, когда на первой ночевке вода в котелках покрылась льдом, а на второй в 3 часах от Ванавары даже не ставили мокрые палатки, а так, переждали темноту под холодным по-осеннему дождем, как в песне «Позабыт-позаброшен».
Через несколько лет Анатолий оставил преподавательскую работу и стал профессиональным литератором. В Новосибирском и центральных издательствах вышло более 10 его книг, много печатался в журналах. И хотя не ходил больше в КСЭ, но с нашей новосибирской космодранской «диаспорой» (термин О. Блиновой) общался, а по литературным делам был тесно связан с Г. Карпуниным. И не раз у меня на кухне, оба заядлые курильщики (к сожалению), вели обстоятельные беседы. В биографических справках Толя всегда отмечал свое участие в экспедиции по изучению ТМ.
И вот грянула перестройка. Вместе с экономикой рухнула и литература. Тиражи серьезных журналов упали в десятки раз. Приспособиться к «новым» временам Анатолий Черноусое не сумел, да, пожалуй, и не хотел. Он еще печатался иногда в новосибирских газетах и журналах, наверное, писал и в стол. Но к прежней жизни возврата уже не было.
Каждое лето Толя проводил в деревне, в чудесном сосновом бору, где у него были дом и усадьба. Крестьянин по происхождению, он профессионально и с удовольствием работал на своем огороде. Там же, в деревне Ерестной, были написаны многие его вещи.
В начале лета прошлого года в деревне, где он был с младшей дочерью, случилось у него обострение болезни, о которой он и не знал.
Я говорил с Толей по телефону накануне дня, когда больница стала его последним пристанищем. Он огорчался, что не успел окончить посадочные работы на участке.
Смерть, она всегда неожиданна. Через три недели, в конце июня 2000 г., Анатолия Черноусова не стало. Остались красавицы-дочери, остались книги, осталась память о нем. Виктор Черников