Николаю Владимировичу ВАСИЛЬЕВУ
16.01.2000 г. ИСПОЛНИЛОСЬ 70 ЛЕТ!
Глубокоуважаемый Николай Владимирович!
Дорогой Николай!
Коля!
От имени космодранцев и от себя лично поздравляю с круглой датой. Вообще-то правильнее не поздравлять, а выражать соболезнование. 70 лет не 20 и даже не 40. Это возраст солидной зрелости, когда уже есть возможность подводить некоторые итоги прожитого, намечать вполне реальные планы на будущее, трезво оценивать достигнутое. "Но все-таки жаль, немножечко жаль ...", что нам уже не 20 и даже не 40. "Нас уже не трогает роса, на парусах уж не разляжешься..." А знакомы мы с тобой почти 50! Еще одна круглая дата.
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Николай Владимирович Васильев. Профессор, доктор медицинских наук, академик Российской Академии естественных наук, Российской Академии медицинских наук, Академии экологических наук Украины, Нью-Йоркской Академии наук. Человек исключительной порядочности и работоспособности. "Белая кость", не гнушающаяся самой черной работы. О нем я могу говорить много. Хвалить и ругать одновременно. Нет, пожалуй, на свете человека более близкого мне по духу, и вряд ли найдется человек, с которым мы бы так резко расходились во взглядах на многие положения, проблемы, явления. Мы с ним постоянно спорим. По поводу и без повода. Но я уверен, что обоюдно можем положиться друг на друга в любой, самой критической ситуации. Про таких иногда говорят - "С ним я бы пошел в разведку". (Надеюсь, что и обо мне он то же скажет.) Так кто же он такой, что из себя представляет, почему именно ему, в свое время, я передал бразды правления КСЭ, а он их принял и несет этот груз в течение более тридцати лет.
Наше знакомство произошло в далеком 1950 г., когда в начале сентября я, бывший воин, прослуживший почти семь лет в армии, поступил на первый курс Томского медицинского института по дополнительному набору. Николай в то время был уже известной фигурой, студентом четвертого курса, именным стипендиатом и председателем научного студенческого общества. Я о нем кое-что слышал из разных источников как об очень умном всесторонне образованном человеке. Месяца через два после начала занятий встречаю его в медбиблио-теке, подхожу, здороваюсь и сразу задаю вопрос - что, мол, ты думаешь о телепатии. Он несколько смутился, ответил что-то не очень вразумительное и предложил по этому поводу встретиться и поговорить более обстоятельно.
Потом были еще встречи и беседы на разные темы от телепатии до гомеопатии. Учитывая, что я еще на первом курсе стал организатором специфического студенческого научного кружка, куда кроме медиков входили физики университета, Николай ввел меня в состав правления СНО, и даже был период, когда был я у него в заместителях. На втором курсе меня "избрали" сначала зам. секретаря, а потом секретарем комсомольской организации мединститута. Через пару лет, когда Николай уже стал аспирантом, на ту же должность назначили его. Я же в то время выполнял обязанности члена институтского партийного бюро, ответственного за работу со студентами. Здесь, уже по общественной работе, нам с ним пришлось опять достаточно плотно контактировать. Все это я говорю для пояснения тривиальной истины, что мы с Николаем знаем друг друга достаточно давно и всесторонне.
Поэтому когда в 1958 г. зародилась идея заняться Тунгусским метеоритом, достаточно быстро я поделился ею с Николаем, и мы неоднократно обсуждали ее в разных вариантах, в разных ситуациях и, нередко, на партийных собраниях. Затем, когда группа стала сколачиваться, я ему предложил принять участие в этой работе. Вначале он колебался, и весьма обстоятельно. Причина банальна. Все остальные участники группы - старые опытные туристы, у которых за плечами не одна сотня верст, пройденных по нехоженым тропам. У Николая -только желание принять участие в разгадке тайны. Полевой опыт равен нулю, но есть целеустремленность.
Сейчас, спустя сорок с гаком лет, могу сказать однозначно, что он ни разу не пожалел о таком решении. Более того, за эти годы Николай стал опытным, классным экспедиционщиком, умеющим ходить и водить группы по таежной глухомани, способным организовать сложное экспедиционное хозяйство, руководить этой разношерстной компанией более тридцати лет.
О нем я могу сказать многое и много. Во-первых, это человек с обостренным чувством ответственности. Любое начатое дело он стремится довести до конца. В том числе и Тунгуску, считая необходимым и здесь завершить работу достойно. Более того, неоднократно он подчеркивал, что не иммунология, за которую он получил звание академика РАМН и по различным аспектам которой написал десятки книг и сотни статей, а именно Тунгусский метеорит является его главным делом жизни. Рассуждения прямолинейно резкие: "Все, сделанное мной в иммунологии, и так было бы сделано другими исследователями, но если бы мы не занялись тогда Тунгусским метеоритом, никто бы о нем и вспоминать не стал".
Вторая его особенность — поразительные память, работоспособность, организованность. Он, чуть ли не наизусть, может цитировать многих авторов, запоминать тысячи фамилий, с ходу назвать десятки первоисточников. Работать он может по 25 часов в сутки и весьма производительно. В отличие от многих чиновных деятелей, все свои работы пишет сам, считая, что авторство и соавторство то же, что пение и сопение.
Кстати, у нас с ним написано несколько работ и по делам тунгусским, и по медико-биологическим. Пишем мы по очереди. Вначале я пишу канву на двух-трех страницах. Ее берет Николай и преобразует в многостраничный опус. Встречаемся, спорим. Я говорю, что он "воду льет", а он доказывает, что "это масло", без которого моя "рыба" в глотку не лезет, слишком тезисно все изложено. Поругавшись, расходимся. Беру я его опус и опять сокращаю. Он его снова расширяет. И так раза три. Затем доходим до разумного компромисса. Итоговый объем близок к среднестатистическому из наших первоначальных вариантов.
Здесь же уместно сказать и о наших разногласиях по вопросу о том, что и как писать. Он считает, что любая проведенная работа обязательно должна быть доведена до публикации. Мое мнение иное. Статистика (которая, по Ильфу и Петрову, знает все) утверждает, что 80% всех книг, полученных Центральной государственной библиотекой, никто ни разу не брал для чтения. (Не конкретную книгу, а книгу с данным названием). Из оставшихся 20% 4/5 брали один-два раза. О том же говорит и индекс цитирования. На большинство книг, статей, а тем более тезисов, ссылок нет. Зачем же их надо было писать? Оцени вначале работу сам и подумай, будет ли кто-нибудь ее читать, есть ли в ней элемент принципиальной новизны или есть только публикация ради публикации.
Конечно, подведение итогов соцсоревнования по баллам или желание съездить куда-либо на конференцию вынуждали писать всякую мелочь на потребу обстоятельств. Но не ради них человек занимается научной работой.
Подводя итог своей жизни (а уже пора и об этом думать), могу сказать, что за всю свою почти пятидесятилетнюю научную жизнь выполнил всего 7 работ, достойных публикации, включая одну тунгусскую, а опубликовал только три, да и то не полностью. Остальное изложено только частично и не нашло серьезного отклика.
Опять изложение собственной концепции. Но это один из основных вопросов, по которому у нас с Николаем идет непрерывная дискуссия. Второе расхождение в подходах можно назвать стратегией научного поиска. Николай типичный "трудоголик". Работает много, последовательно, завершая все начатое. Для него важнее "надо", чем "интересно". Причем "надо" не потому что есть такая необходимость, а надо закончить и опубликовать то, что начал делать. Я придерживаюсь иной концепции. Надо не просто последовательно тянуть нить, а рубить по узлам, ставить опыты и задачи в альтернативном варианте. Конечно, всегда есть вероятность получить нулевой результат, по поводу которого большинство скажет: "Это и так было очевидно". Но может быть и действительный прорыв на новый уровень обобщения.
Пояснить эти подходы удобнее также на примере Тунгуски. Меня интересовала проблема ТМ только потому, что вероятность его техногенной природы была, с моей точки зрения, достаточно высока. Тогда этими делами я занимался с полной отдачей сил. После полевых работ Фаста в 1961 г. и анализа его схем стало ясно, что вклад энергии баллистической волны в общую картину разрушений достаточно велик, а радиоактивность, связанную с катастрофой, там в 1960 г. обнаружить не удалось. Вероятность техногенной природы ТМ резко упала, а поскольку метеориты меня никогда в чистом виде не интересовали, я перешел на работы бионического профиля, где также серьезный научный поиск сочетается с экспедиционными исследованиями. Николай же, взвалив на свои плечи весь груз по организации дальнейших исследований Тунгусского метеорита, тянет его вплоть до настоящего времени.
В этом номере ТВ публикуется вторая часть его "Меморандума" с оценкой сегодняшней ситуации на тунгусском фронте и перспективным планом работ в этом направлении. Конечно (и как всегда) я с ним не согласен, но детально анализировать все изложенное сейчас вряд ли стоит. Лучше завершить это послание серией пожеланий.
Во-первых, живи долго-долго. Ты нужен не только своей семье, своей академии и иммунологической науке, но и всем нам, Тунгусскому метеориту, заповеднику, сибирской тайге.
Во-вторых, для обеспечения первого необходимо здоровье, здоровье и еще раз здоровье. Так что соразмеряй свои желания, потребности и намерения с физиологическими возможностями организма. Не забывай, что 70 не 20 и лишний подъем на 6-й этаж, лишняя рюмка водки, работа по 25 часов в сутки не лучший способ дожить до ста лет. (А на меньшее тебе грех рассчитывать).
Третье - надо чаще встречаться. Каждый прямой контакт - это заряд бодрости, здоровья и продления жизни.
Геннадий
16.01.2000