МЕМОРИАЛ
|
Посвящается памяти наших товарищей: |
Если гибель нас в пути застанет, |
НА ТРОПЕ КУЛИКА
(Фрагмент статьи, опубликованной в газете «Красноярский рабочий» 24.09.99)
...Тем летом нас пошло в тайгу всего двенадцать человек. Себя мы называли «космонавтами», потому что все поголовно верили в прилет на Землю космического корабля.
Результаты наших изысканий были настолько интересными, что привлекли внимание многих известных ученых, и Сибирское отделение Академии наук профинансировало нашу вторую экспедицию. На этот раз в тайгу пошло уже не 12 человек, а 75, мы могли нанять вертолет, чтобы все тяжелые грузы (оборудование и продукты) доставлять в эпицентр взрыва не на себе в рюкзаках, как было годом раньше, а по воздуху. После окончания полевого сезона вертолетом же были отправлены все взятые нами в маршрутах пробы земли, листьев, торфа, спилы деревьев, уцелевших во время сверхмощного взрыва, переживших катастрофу. Так что в обратный путь ребята могли выйти налегке с пустыми рюкзаками. Перед выходом был брошен спортивный клич: постараться за один день одолеть стокилометровое расстояние от Пристани на реке Хушмо до Ванавары. И надо сказать, несколько наших групп, преимущественно московские туристы, успешно справились с заданием - в тот же день, правда уже глубокой ночью, добежали по тропе Кулика до поселка.
Я же двигался в замедленном темпе с той группой, в которой находился кинооператор Томской телестудии Олег Максимов, делавший документальный фильм о нашей экспедиции. Мы с самого раннего утра были на ногах, все шли и шли, а местность оставалась все такой же однообразной - болотистой, лишь где-то по сторонам поднимались невысокие неприметные сопки. К вечеру одолели всего лишь половину пути. Решено было идти всю ночь, насколько хватит сил, чтобы побыстрей добраться в поселок, где на завтра намечался прощальный банкет. Едва мы перебрались через реку Чамбу по камням на порожистой шивере, как разразилась гроза.
- Нужно поспешить, ребята, найти какое-нибудь укрытие, а то вымокнем! - призвал нас Дима Демин, наш признанный в КСЭ бард, и все рьяно прибавили шаг. Однако я не смог долго выдерживать тот темп, который развили ребята. Меня вконец замучили развалившиеся кеды, их то и дело требовалось ремонтировать, это задерживало движение. Тогда поверх кед я натянул носки, обвязал их шнурками, чтобы обувь не расползалась. Но и это мало помогало. Темные фигуры товарищей все дальше и дальше уходят от меня по тропе и вот скрываются за деревьями на повороте. Со мной остался только Олег Максимов, у него тоже не все ладно с кедами -поизносили, поизодрали за лето обувку.
А дождь, потихоньку брызгавший, расходится уже не на шутку. Начался крутой подъем в горку - навстречу по тропе мчался бурный поток, почва раскисла, ноги скользили, и мы то и дело падали. Но тут же поднимались и, не обращая внимания на грязь, заляпавшую одежду, торопливо продолжали путь, временами переходили на рысь, бежали во тьме, натыкаясь на ветки, преграждавшие тропу.
И вот как-то неожиданно спереди, из конца лесного коридора, пробился мутноватый бледно-желтый свет. Прямо на тропе был разложен большой костер из срубленных сухостоин и сучьев, вокруг чернели фигуры парней. Дрова были мокрые и плохо разгорались. Чтобы огонь не погас, ребята прикрывали его плащом, взявшись за края.
Постепенно наш костер разгорелся, бревна пылали таким огромным жгучим факелом, что теперь никакой дождь нам был не страшен. Придвинувшись поближе к огню, мы неспешно веди разговор о той жизни, какую люди встретят на других планетах, когда пробьются туда.
Наверное, живописная получалась картинка: со всех сторон теснится мрак, с веток брызгают крупные капли, и только видны оживленные лица ребят, освещенные красноватыми бликами пламени. Демин сидит, прислонясь спиной к дереву, и смотрит куда-то вверх, будто сквозь сплошную тьму - в необозримые пространства космоса. А Гена Карпунин, высокий, худощавый, в очках, прилег рядом с костром прямо на землю. Опершись локтем, он курит самокрутку и спокойным голосом делится с нами своим видением будущего, до которого неизвестно доживет ли кто из нас, но куда мы все сейчас так неистово рвемся.
- Писатели должны показывать как можно вернее и ощутимее это будущие, - говорит Геннадий, - чтобы к нему стремился каждый человек, чтобы оно всех захватывало своим величием и красотой. До этой ночи мне не доводилось по душам разговаривать с Карпуниным: мы работали в разных поисковых группах, и наши пути редко пересекались. А тут оказалось, что этот высокий, с виду совсем еще юный студент-политехник с пышной шевелюрой и сухощавым лицом, страстно увлекается поэзией, сам пишет стихи...
...Было уже поздно, когда мы попытались все-таки уснуть. Я лежал на мокрой земле у костра, подложив под себя сушинок, которые удалось насобирать во тьме, и слушал, как сыплются сверху дождевые капли. От земли тянуло холодной знобящей сыростью. Приходилось вес время ворочаться с боку на бок, чтобы согреться.
Когда, подмерзнув, я поднялся к костру, все парни вокруг спали в неловких позах. Только Дима Демин, сидя у дерева, что-то шептал вполголоса, полузакрыв глаза. Я с удивлением посмотрел на него.
- Ты что Дима?
- Знаешь,- щуря мрачноватые глаза, проговорил он отрывисто и возбужденно, - хочется сочинить пес ню. Понимаешь, такую, чтобы хорошо запелась. Чтобы соответствовала нашему времени, тем великим открытиям и поискам, что происходят сейчас в науке. Чтобы это была наша песня - песня «космонавтов».
Мы все еще называли себя космонавтами и лишь позднее, когда появились настоящие космонавты, переименовали себя в «космодранцев», как бы полушутливо-полусерьезно: что-то от голодранцев, бедных, безденежных, но безумно увлеченных космосом.
Годом раньше, во время ночевки на водопаде Чургим, Дима сочинил наш гимн - на мотив песни «Глобус». Кончался он такими словами: «Потому что мы народ бродячий, пожелай же нам, пилот, удачи, этот мир на самом деле тесен без дерзаний, без дорог, без песен». В этот гимн Диме удалось, вместить всю свою свободолюбивую мятущуюся душу, те мысли и устремления, с которыми мы тогда пришли в тунгусскую тайгу. Это был гимн Человеку неуспокоенному, рвущемуся в космос, вечно жаждущему испить новых знаний. Вот и теперь Диму волнует все та же трепещущая тема.
- Ну и как, получается? - спросил я.
- Начало есть. Но только об этом пока никому. Пока не будет готова вся. На мотив песни «Я люблю тебя, жизнь». Вот первый куплет.
| Протянулась тайга До далеких портов океана, Здесь растут города, Добываются руды урана. |
Приминая траву, Мы спешим к заболоченным рекам. Как я рад, что живу В середине двадцатого века! |
...На другой день мы пришли в Ванавару, где уже собралось множество народа, только что вышедших из тайги и новых, прибывших сегодня самолетом и собирающихся идти в тайгу продолжать поиски. А вечером в просторной избе геологов на всеобщем прощальном банкете произошла трогательная встреча с легендарным Константином Дмитриевичем Янковским, старейшим таежником, сподвижником Кулика. Он поднял тост за людей упорных и настойчивых, взявшихся за разгадку Тунгусского дива. И мы, стоя за столом, ответили ему только что досочиненной Димой Деминым песней. И сейчас, подхваченная множеством голосов, она звучала особенно горячо и обнадеживающе:
| Ждет нас яростный труд, Пробуждается утро за утром! Магистрали пройдут По проложенным нами маршрутам. |
Над таежной рекой, Где нам все до затеса знакомо, Заблестит под луной Серебристый ангар космодрома. |
...Прошлым летом в Красноярске со всех концов собрались ребята на юбилейную международную конференцию по Тунгусской проблеме. Сердечными были встречи с былыми соратниками по поискам, в том числе и с Геной Карпуниным. Он, как всегда, был скромен, доброжелателен, улыбался своей приятной стеснительной улыбкой. Искренне удивился, что я до сих пор еще не издал отдельной книгой те путевые записи о первой нашей экспедиций, что когда-то публиковались в журнале «Сибирские огни».- Это же наша живая история... А наша ночевка на тропе Кулика!
Я тогда впервые увидел, как поэты на моих глазах создают стихи.