Вторая экспедиция на Тунгуску
Экспедиция Кулика 1928 года стала, пожалуй, самой известной из всех его экспедиций к месту падения Тунгусского метеорита. О ней много писали газеты и журналы. Рассказ об этой эпопее поведут ее участники Виктор Сытин и кинооператор Николай Струков.
Из записей Виктора Сытина
Кулик «воевал» в Ленинграде. Мне же он поручил «представительствовать» в Москве, зачислив, как только состоялось решение Академии, в состав экспедиции своим помощником. Я должен был покупать снаряжение, некоторые продукты, организовать их упаковку и т.д. Удалось мне «провернуть» и еще одно дело - договориться с директором киностудии Трайниным о посылке вместе с нами за счет студии кинооператора Николая Струкова.
В Москве снега уже нет, яркое солнце, чирикают и дерутся воробьи, галки устраивают гнезда, а наиболее ярые спортсмены появились на улицах в майках. Одним словом, весна уже в полном разгаре. Надо ехать как можно скорее!
И вот наконец 7-го апреля с Северного вокзала транссибирский экспресс увозит нас из Москвы. Транссибирский экспресс на Маньчжурию идет хорошо. Каждые сутки на тысячу километров мы ближе к цели, к станции Тайшет, от которой предстоит сделать почти восемьсот километров на лошадях и пешком до Вановары на Подкаменной Тунгуске.
Но мало радует панорама, открывающаяся из окна купе. Снега нет уже до самого Урала. Лишь на хребтах за Кунгуром он еще кое-где сохранился, а дальше, в бескрайних степях Западно-Сибирской низменности, снова снега нет. Только за Красноярском, где рельсы повели громыхающий поезд по лесным ущельям, белые пятна замелькали чаще. Тайга и суровый континентальный климат Центральной Сибири еще не разрешили весне войти сюда.
12 апреля, 12 часов дня. Станция Тайшет. Маньчжурский экспресс стоит здесь всего 8 минут. Поспешно вылезаем, вытаскиваем свои вещи и снаряжение экспедиции из багажного вагона. На станции нет носильщиков. Поэтому Леонид Алексеевич и я на собственных плечах вытаскиваем из вагона пяти-шестипудовые тюки. Наконец все улажено. Вдаль уходит вереница вагонов, а мы с тревогой констатируем факт, что весенняя распутица здесь в полном разгаре.
Местный райисполком помогает нам, через несколько часов лошади наняты, на сани погружен багаж, завернутый в брезенты. Трогаемся в путь дальше. В вечерней мгле остаются позади станция Тайшет и несколько десятков домиков поселка. Мигают сквозь сучья деревьев электрические фонари. Лошадям тяжело тащить сани по размягченному снегу. Мы идем почти все время пешком. Нередко в тех местах, где широкие поляны прорвали лес, снега нет вовсе, и сани приходится тащить по вязкой глине дороги конно-человеческой тягой. А в лощинах и оврагах скопилась вода. Нам приходится распрягать лошадей, которые не могут в упряже самостоятельно пробраться через кашу из снега и воды, и затем перетаскивать сани и перегонять лошадей отдельно. Шесть дней и ночей обгоняем мы весну, теплым ветром наступающую с юго-запада, лишь ненадолго останавливаясь в деревнях по пути. Наконец перед нами Ангара. Эта великая сибирская река является сейчас для нас самым тяжелым препятствием. Ангара уже посинела и набухла водой, готовая внезапно, как всегда, сорвать с себя ледяные оковы. Пустив впереди разведчика, который щупает крепость льда тяжелым шестом, осторожно продвигается по ней наш обоз. Идем быстро, почти без остановок и в одни сутки покрываем 120 километров от поселка Дворец до Кежмы. В Кежме холоднее. С неба сыплется мелкий сухой снежок. Наконец весна осталась позади.
Мы обогнали весну, но спешить все же надо. Поэтому дополнительно снаряжаемся в Кежме всего в два дня. Леонид Алексеевич договорился с четырьмя охотниками-ангарцами о том, чтобы они стали сотрудниками экспедиции, купил продовольствие, двух лошадей.
21 апреля двигаемся дальше. Опять идем день и ночь, останавливаясь в сутки на несколько часов, чтобы покормить выбивающихся из сил лошадей и самим немного подремать у костра или в охотничьей избушке-зимовье... Дорога отчаянная. Снег снова размяк, и лошади вязнут по брюхо. В лощинах скопилась вода, ночами она покрывается броней звенящего льда, и он режет ноги лошадям. Помнится, в таежной «гостинице» - зимовье на Идуконе - мы покормили коней, часа три отдохнули и двинулись дальше. Солнце еще не взошло. Было холодно. Передний конь осторожно ступил на лед набухшей речки, сделал два-три шага и провалился. Он стал биться, кидаться в стороны. Пришлось самому лезть в воду и выводить испуганное животное на берег. За ним уже по проложенной во льду дорожке мы провели и другую лошадь, подтягивая ее перекинутой веревкой...
В.А. Сытин. Москва. 80-е годы. Фото автора
Более двухсот километров мы прошли за четверо суток. Но вот - прорвалась стена лесов и открылась широкая долина реки Подкаменной Тунгуски, священной реки Катанги эвенков. Еще одно усилие, еще один «бросок», и мы наконец на фактории Вановара... Нам отведен один из четырех домиков, составляющих поселок фактории. Здесь теперь хозяином Госторг, и все идет гладко. К тому же заведующий факторией на Вановаре М.И. Цветков -симпатичный и культурный человек.
Через несколько дней после того, как мы добрались до Вановары и, отдохнув, начали заготовлять лес для постройки лодок, на фактории появляются «чужие» люди. Идем спрашивать, кто такие. Оказывается, добрался сюда кинооператор Николай Струков. Теперь нас в экспедиции стало семь человек - Л.А. Кулик, я, Н.А. Струков и четверо ангарцев во главе со старым, опытным таежником Константином Сизых. Начали строить лодки. Почти все ангарцы - опытные плотники.
Из очерка Н . Струкова
Экспедиция Л.А. Кулика настолько спешила со своей отправкой в тайгу, что не успела захватить кинооператора. Уже из Тайшета, последней железнодорожной станции на пути к месту падения метеорита, была отправлена в Совкино срочная телеграмма: «Немедленно командируйте оператора, Тайшет. Кулик».
Ехать пришлось мне. Собравшись буквально в несколько часов, я отправился за шесть тысяч верст от Москвы в неведомую сибирскую тайгу к незнакомым, но уже милым мне чем-то людям, с которыми мне предстояло пройти по диким бездорожным местам сотни километров и чью научную работу мне предстояло «накрутить» на пленку своего киноаппарата. Короткая телеграмма, которая вызвала меня в это замечательное путешествие, не сообщала о том, что экспедиция выходит из Тайшета немедленно и что мне придется ее догонять одному, в условиях совершенно непривычных и - могу это сказать с полным сознанием ответственности - невероятно трудных.
Я надеялся все-таки на то, что застану экспедицию в Тайшете. Надежды мои, однако, не оправдались. В местном райисполкоме мне сообщили, что экспедиция тронулась в путь пять дней тому назад, предложили мне нанять лошадей и догонять ее. Перед лицом дикой тайги я очутился без нужного снаряжения, без оружия и почти без денег. Но раздумывать было нечего: наняв лошадей и ямщиков из среды местного населения, я двинулся по таежному тракту на Ангару. Я проехал четыреста километров, пять раз сменив на своем пути лошадей. Вынужденный, вследствие порчи дороги по реке, перебраться через горный хребет, еще покрытый снегом, я попал здесь в такие места, из которых уже не надеялся выбраться живым. Пятьдесят километров мы брели по горло в снегу, и наших сил едва хватило на то, чтобы выбраться на чистый путь. Достигнув с исключительными трудностями расположенной на берегу Ангары деревни «Дворец» (какая ирония в названии деревушки, состоящей из нескольких жалких срубов!), я перебрался на середину реки, где еще держался лед, и санным путем проехал 250 километров до поселка Кежма. Лед был ненадежен, и потому приходилось ставить на сани лодку и в эту лодку класть аппаратуру и пленки, на случай, если бы сани провалились под лед.
Из Кежмы, по едва заметной оленьей тропе, с одним рабочим, шестью лошадьми и с тремя ящиками, я прошел еще 250 километров до последнего населенного пункта - фактории Вановара, где нагнал экспедицию, спустя 16 дней после своего выхода из Тайшета.
По зимнику на Кежму. 1928 г.
Когда я переправился через реку, встретивший меня Л.А. Кулик был так обрадован и вместе с тем удивлен моим приездом, что вместе с другими участниками экспедиции принялся меня качать. Он признался мне в том, что не очень рассчитывал на то, что рискну догонять экспедицию по испорченным дорогам и что мне вообще удастся его нагнать.
Тут я захворал. Л.А. Кулик очень внимательно меня выхаживал. Тогда-то впервые я имел возможность наблюдать неутомимую работу этого человека. Покуда сооружались лодки, он буквально каждый час бегал на берег реки, чтобы проверить состояние льда и не упустить момента, когда река очистится, и можно будет, наконец, спустить лодки. Я тем временем оправился от своей болезни.
Л.А. Кулик на вановарской «судоверфи». Май 1928 г.
Из записей В. Сытина
В молчании тайги, раскинувшей кругом свои сине-черные, тысячеверстные дали, под звук песен любви тетеревов зазвенела стальная продольная пила. Работая посменно, мы распиливали на гибкие, ровные доски тела могучих сосен. Затем ладили лодки, и скоро перед нашим домиком в разных позах легли три шитика, ожидая смолевки... Наконец — это случилось 19 мая — взорвался лед на Катанге. Именно взорвался. Я наблюдал это с утеса. С пушечным громом стали лопаться ледяные поля метровой толщины. Было теплое утро. На солнечных склонах раскрыли свои лиловые чашечки анемоны. Со свистом проносились стаи уток. Везде был мир и покой. И лишь грозная канонада гремела на реке. Черные змеи трещин рвали лед все чаще, все быстрее, и вдруг лед загремел и двинулся, напирая на берега, дыбился и опадал хрустальными глыбами. Стремительно понеслись весенние воды. Громоздятся на берегу трехметровые торосы, ломают прибрежные кусты, пашут землю. Итак - скоро в путь. Мы готовы к нему, ждем, когда спадет немного вода... Но вот пронесло основную массу льда. Мы спустили на воду лодки. Они названы небесными именами - «Болид», «Комета» и «Метеор». Кроме того, у нас есть две маленькие лодочки-берестянки, сделанные из березовой коры, натянутой на тонкие деревянные обручи. Эти лодочки весят по полпуда и поднимают человека с небольшим количеством багажа. Они будут служить нам для разведок и охоты в пути.
22 мая двигаемся в путь, туда, где в прошлом году Леонид Алексеевич Кулик открыл «Страну мертвого леса». Проводников с нами нет. Эвенки отказались плыть с нами... От Вановары до устья реки Чамбэ - правого притока Подкаменной Тунгуски - километров сорок. Быстрое течение прекрасно помогает нам. В несколько часов проплываем мы это расстояние и сворачиваем в Чамбэ. Отсюда начинается наше восхождение против струй вешней воды. Весла не имеют силы. Мы налаживаем лямочную тягу с помощью длинной бечевы. Попеременно надевая лямку, по скользкому девственному берегу, огибая яры с выставившимися в реку корнями и сухими стволами сваленных ветром деревьев, мы тащим лодки с утра и дотемна. Лошадей использовать можно только на песчаных плесах.
Л.А. Кулик на реке Чамбэ. 1928 г. Фото Н. Струкова
На пятый день нашего бурлацкого похода с востока на запад к реке подошли хребты Буркан. Здесь, на Чамбэ, сжатой каменными стенами, крутой порог. Отраженный скалами грохот волн от ударов о камни и друг о друга мощно потрясает тайгу. Наш лагерь-ночевку мы устроили в километре от порога, но , несмотря на усталость, я долго не мог заснуть, слушая этот зловещий грохот. Наутро нам нужно было «подымать» порог, то есть общими силами вытащить по одной разгруженные лодки на главный «залавок» - слив порога. Самую большую лодку «Болид» мы пытались с помощью каната втащить на залавок три раза. И каждый раз сумасшедшие струи вырывали канат из наших рук и относили обратно в «улово» - водоворот за порогом, где плясали метровые волны - «толкунцы». Наконец, напрягая мускулы до звона в ушах, нам удалось поднять первую лодку. Передохнув немного, зацепили на канат вторую.
Из очерка Н . Струкова
Добравшись до места, где река прорезает горный хребет и бурно прорывается через огромный порог, мы высадились на берег и начали тянуть лямку. В лодке остались двое: рабочий-ангарец с шестом и Л.А. Кулик за рулем. Я же расположился на берегу со своим аппаратом и начал снимать эту критически-ответственную переправу лодки через порог. В самом опасном месте лодку внезапно повернуло поперек течения, и она моментально наполнилась водой. Опытный ангарец успел перескочить на камень. Кулик же попал в воду. Захваченный водоворотом, он два раза скрывался под водой и неминуемо погиб бы, если бы не зацепился ногой за бичеву у кормы и если бы на нем не было спасательного пояса. Мне удалось заснять всю эту печальную картину. На Л.А. Кулика это происшествие мало подействовало: быстро переодевшись, он с прежней энергией продолжал руководить работой по продвижению лодок.
Из записей В . Сытина
Покинув лагерь у Буркана, мы еще в течение трех суток продвигались по Чамбэ, потом свернули в маленькую речку горного типа. Это уже известная Леониду Алексеевичу Хушмо. Она быстро течет, извиваясь по долинам между холмами. Продвигаться по ней было еще тяжелее, чем по Чамбэ. Весенняя вода начала уже спадать, и много раз мы перетягивали через мели и перекаты наши лодки руками, спрыгивая в студеную воду. Надо было спешить. Как и в апреле по пути к Кежме, мы шли вперед с утра до ночи, не останавливаясь днем ни на час. На этот раз нам приходилось обгонять быстро наступающее северное лето. И мы его обогнали! Тепло наступило сразу, примерно через неделю. Но к этому времени мы пришли в полосу уже сплошного бурелома, в «Страну мертвого леса», о которой рассказывал мне осенью Леонид Алексеевич в далеком Ленинграде. Здесь экспедиция остановилась лагерем в нескольких километрах от центра падения и приступила к организации базы. Это был лагерь №13 по дневнику похода, последний у реки.
Трудный путь в «Страну мертвого леса». Весна 1928 года
В общей сложности мы прошли на лодках, а точнее, как бурлаки, волоча их за собой, за шестнадцать суток не менее двухсот километров. Извилистые таежные речки Чамбэ и Хушмо – верный путь в «Страну мертвого леса». К сожалению, только трудноватый. Свой лагерь № 13 мы разбили в излучине, под холмом. Здесь есть немного жизни. Сохранилось с десяток деревьев, берега поросли кустарниками, а на каменистых отмелях речки с раннего утра и до сумерек мелодично перекликаются кулички...
Около лагеря мы создаем опорную базу. В первую очередь надо спрятать продукты так, чтобы не смог достать случайно пришедший в наше отсутствие мишка. Для этого на двух пнях, срезанных на порядочной высоте от земли, сооружаем так называемый «лабаз» - будку вроде голубятни. В него складываем запас муки, масла и снаряжение. Затем строим маленькую баньку. Это сделать совершенно необходимо, ибо при работе в жару надо почаще мыться, а в Хушмо купаться невозможно, вода в ней ледяная. Мало, к сожалению, наловили рыбы. Ее хватило всего на неделю. И с этого времени вынуждены мы перейти на однообразное питание мукой в том или ином приготовлении. Так, утром мы едим лепешки с чаем, испеченные в золе костра, или сухари. Днем заваруху.
Это довольно противное тесто - мука, заболтанная в кипятке с небольшим количеством масла. Вечером, к сожалению, у нас снова лепешки и, кроме того, обычно растопленное на огне масло в кружке, куда каждый макает свой кусок. Наконец база готова. Теперь Леонид Алексеевич наметил место постоянного лагеря в нескольких километрах к северу, в самом центре падения метеорита, на плоскогорье открытого им Великого Болота.
23 июня мы снимаемся с лагеря и начинаем двигаться к намеченному пункту. Лежащие на земле скелеты деревьев представляют собою как бы бесконечную баррикаду. Кроме того, на смену мертвому лесу здесь поднимается густая поросль лиственных пород деревьев. Приходится чистить себе дорогу, разрубая переплет из бревен и сучьев и мелколесья. Двигаемся медленно-медленно, по два-три километра в день, не больше!
Установилась очень теплая летняя погода. Болота породили огромнейшее количество насекомых-кровососов. Комары день и ночь. А днем еще мошка и оводы звенящими и гудящими облаками налетают на нас и лошадей.
Мы бронировались - надевали по три рубахи из фланели и бумазеи, а на лицо натягивали сетку-накомарник, сделанную из конского волоса. Конечно, нужно было защищать и руки кожаными перчатками. Лошади бесились. Их пришлось в конце концов круглые сутки держать в дыму костров. Мы эже широко пользовались дымокурами. Без них невозможно более или менее спокойно обедать или шть чай. Но нередко и дым не помогал, и я не раз гал чай прямо через сетку накомарника... Четыре дня мы потратили, чтобы пробить дорогу до ущелья Чургима. Здесь барьер плоскогорья прорвал эучей, вытекающий из Великого Болота. Сверкаюдим водопадом с шестиметровой высоты он прыгает в долину.
Из очерка Н . Струкова
Цель была достигнута. Перед нами расстилалось болото, в которое угодила огненная масса легендарного метеорита. Суровый «бог грома» тунгусских преданий залег глубоко под землей, и его разрушительное дыхание до сих пор еще ощущается в этих местах на громадном протяжении. Огненный вихрь слизнул на пространстве в тысячи квад
ратных километров всю растительность. Поваленный лес открылся перед нашими взорами еще на реке Чамбэ, у того самого порога, где потерпел крушение Л.А. Кулик. Лес лежит сплошными рядами.
Он раскинут веером во все стороны от места падения метеорита и окружает это место как бы сиянием. Здесь нет ни зверя, ни птицы. Тонкая поросль местами поднимается из пожарища, но ничуть не скрашивает общего вида уныния и гибели. Двадцать лет тому назад, в одно мгновение, целая цветущая область превратилась в ту пустыню, которую мы видели сейчас перед собой. Горы, окружающие болото, так же мертвы и голы.
«Страна мертвого леса». 1928 г. Фото Н. Струкова
Из записей В . Сытина
Леонид Алексеевич занялся детальной разведкой и внешним описанием центра падения. Затем мы с ним принимаемся за геодезическую съемку с помощью теодолита. Струков лазает с нами по хребтам и болотам и крутит ручку своего киноаппарата.
Вот тогда-то были даны названия наиболее высоким вершинам гор в этом районе. На карте появились пики Фарингтон, Хладна, Вернадского и других ученых - астрономов и географов.
По вечерам все мы помогаем ангарцам сооружать из жалких остатков леса избушку.
Примерно через месяц Леонид Алексеевич решает начать раскопки в одной из воронок. Он надеется найти где-то в торфяной глубине осколки метеорита. Увы! Ничего у нас не получается. Напитанный водой торф отдает ее в шахточку, и рыть очень скоро становится невозможно: шахточку заливает. Тогда мы сооружаем золотоискательный насос-помпу из выдолбленного ствола кедра. С помощью примитивной машины пытаемся откачивать набегающую воду. Но, к сожалению, насос помогает плохо, к тому же он очень короток - всего два метра. На эту глубину наконец и опустились. Но ничего не нашли, и раскопки пришлось прекратить. Все время стоит жара. Комары продолжают мучить. Питаемся довольно плохо. Дичи и рыбы нет. В рационе - мука и мука да изредка рисовая каша. Ну и, конечно, крепкий чай.
Плохое питание, мучительный гнус и работа от зари до зари в конце концов сказались на состоянии участников экспедиции. Некоторые из нас ослабели, стали апатичными и с трудом поднимаются утрами с топчанов. Лишь один Леонид Алексеевич не подает вида, что устал не меньше других, шутками подбадривает нас, а когда шутки не помогают, уговаривает и суровыми словами...
К середине июля Струков закончил киносъемки и фотографирование, и его решено отправить домой с тремя наиболее ослабевшими охотниками.
Где-то в верховьях Хушмо прошли сильные грозовые дожди. Вспухла речушка, и мы, снарядив одну из наших лодок, отправили Струкова. Нас осталось четверо: Кулик, Сизых, Алеша Кулаков и я. Идут дни... По-прежнему очень жарко. Комары, мошка, оводы. Рубаха становится на спине серой от них. К концу июля заболел Алеша Кулаков. У него развивается острый фурункулез, и огромные нарывы появляются на лице и шее. Бедный парень без сна лежит на нарах, стиснув зубы от боли. Лечим его компрессами и даем отвары трав. Скоро и я начинаю замечать у себя признаки авитаминоза — цинги. Появляется сильная апатия, совершенно не хочется есть, десны вспухают и кровоточат. Затем и Сизых начинает жаловаться на недомогание, на слабость, на боль в ногах. Страшная это болезнь -цинга, страшная тем, что у человека слабеет не только тело, но и воля. Только могучий организм Леонида Алексеевича не поддается этой болезни.
Наказы Л.А. Кулика перед отъездом Н. Струкова. Слева В. Сытин
Между тем по плану работ не выполнены очень важные магнитометрические измерения. Эти измерения надо сделать в воронках, когда первые морозы укрепят их дно... У нас имеется несколько приборов, взятых в Геологическом комитете, — магнитометры Тиберг-Талена и Томсона.
Леонид Алексеевич предполагает, что заморозки начнутся примерно через месяц. Выдержим ли мы этот месяц?
В начале августа мы перешли на нашу базу у реки Хушмо... Что делать? Заканчивать экспедицию совсем, не сделав магнитометрических измерений, или оставаться еще на месяц-полтора в «Стране мертвого леса», рискуя жизнью больных, ибо лечить их нужно питанием и витаминами...
- Я остаюсь здесь один, - решает наш руководитель. - Продуктов мне хватит на три месяца... За это время вы, Виктор Александрович, должны добраться до Москвы и Ленинграда, получить дополнительные средства, вернуться на Ангару и организовать в Кежме вьючный обоз. По первым заморозкам вы должны прийти сюда за снаряжением и собранными коллекциями. И, если я сам не закончу магнитометрических измерений, поможете мне их завершить. Завтра выступаем. Я вас провожу.
Раннее утро. Солнца еще нет, и по долине Хушмо, как всегда, ходят волны седого тумана... Леонид Алексеевич подает команду «вперед», и мы выступаем... Направление по компасу на юго-восток. Первый день мы шли все время буреломом со скоростью, я думаю, не больше одного-двух километров в час. Леонид Алексеевич был впереди, подбадривая своим примером... Вечером на второй день мы вышли к речке Макирта. Здесь уже лес свален не полностью. Скоро, видно, начнется настоящая тайга. Делаем остановку на ночь, но решаем сократить ее до минимума. С ранней зарей двинемся дальше... Утром - снова вперед. Все глуше и глуше лес. С трудом пробираемся через чащу кустарников, через частокол черных, опутанных седыми космами мха елей... К полудню стена лесов прорывается. Широкая болотистая долина-ущелье открывается перед нами... Несколько часов бродим мы у берега болота. Наконец недалеко от громадной, расщепленной молнией лиственницы находим старый тунгусский брод через трясину... Осторожно проводим проваливающихся по брюхо коней через мох и вязкий ил. На всякий случай в руках у нас длинные шесты... Теперь мы хотим выбраться к реке Чамбэ и по ее знакомому берегу спуститься без хлопот к Подкаменной Тунгуске. Уже в темноте устраиваем привал... Утром выступаем, и скоро перед нами долина Чамбэ. Дальше идем правым берегом Чамбэ, вниз по течению, по чудесной густой траве метровой высоты. Иногда взбираемся на холмы по правому берегу реки и по гребням их, по оленьим тропкам проходим, вероятно, километров тридцать в сутки. И вот наконец-то устье Чамбэ! Теперь можно больше не беспокоиться о дороге. Синяя лента Подкаменной Тунгуски приведет нас к Вановаре.
Дорога на Вановару. Впереди Л.А. Кулик
Поздней ночью добираемся до фактории. Здесь радостно встречает нас Цветков. И целые сутки мы спим... Затем Сизых, Кулаков и я, сменив лошадей, едем на Кежму, к жилым местам...
До Кежмы дошли без особых приключений. Лето было сухое, переправы через болота и речки не очень мучили. В Кежме сплавиться до устья, до поселка Стрелка на Енисее, сговорил нашего Константина Сизых. Он купил шитик, взял с собой младшего сына. Мы благополучно прошли все двадцать порогов и шивер. Пожалуй, самым неприятным оказался первый - Аплинский. Чуть было шитик не зарылся носом в волны - «толкунцы» -после спуска с главного перепада порога. На пристани «Стрелка» сел на пароход до Красноярска, там на московский скорый...
В Ленинграде я прежде всего отправился к академику Владимиру Ивановичу Вернадскому и рассказал ему обо всем, что произошло. Академик обещал переговорить с секретарем Академии Ольденбургом и академиком Ферсманом и убедить их выделить дополнительно денег. Но ни через три дня, ни через неделю академик Вернадский не мог ответить мне определенно, будут ассигнованы дополнительные средства на экспедицию Кулика или не будут. Меня охватило отчаяние. Уже середина сентября. На дорогу в «Страну мертвого леса» нужно самое малое три недели. Что же делать? Как быть? Я снова поехал в Минералогический музей, но академика Вернадского не застал. Пошел в президиум академии, решив попытаться увидеть непременного секретаря. Его тоже не застал. В приемной, услышав мой разговор с секретаршей, ко мне подошел молодой человек и сказал, что он сотрудник вечерней «Красной газеты». Я рассказал ему историю нашего путешествия в поисках Тунгусского метеорита. И на следующий день в ленинградской «Вечерке» появилась статья под хлестким заголовком «Один в тайге»... С этого момента все «закрутилось». Академик Вернадский сам вызвал меня, вежливо поругал «за обращение к прессе» и сообщил, что академия дает мне командиров- ку и немного денег. Только на то, чтобы добраться до Кулика и вывезти его самого, собранные материалы и снаряжение... Во многих газетах написали о нашей экспедиции... Когда я приехал в Новосибирск, там в крайисполкоме была создана даже особая комиссия для организации экспедиции. Иннокентию Михайловичу Суслову поручили организовать все от имени исполкома. К нему прикомандировали сотрудника Красноярского Госторга Вологжина, чтобы он помог через отделения Госторга в Кежме снарядить вьючный обоз. В Новосибирске же к Суслову присоединились корреспонденты Смирнов-Сибирский и Дима Попель. Все они должны были доехать поездом до Тайшета и затем нашим путем на лошадях добраться до Ангары и до Кежмы. А мне предложили лететь туда же гидросамолетом из Иркутска вдоль Ангары и в Кежме подготовить отправку всей группы дальше.
Если бы Суслов с товарищами застряли в пути, мне предоставлялось право идти к Вановаре, не дожидаясь их. Но в Иркутске «Доброфлот» мог дать гидросамолет только до Братска. Дальше у них не были разведаны плесы для посадок и не было баз с горючим... Отсюда пришлось сплавиться на лодках... В Кежму я добрался (6 октября) на пятый день. Через два дня пришел на лодке от поселка Дворец Иннокентий Михайлович с товарищами. С помощью заведующего базой Госторга Белова покупаю восемь лошадей, сговариваю двух проводников из охотников-промышленников, упаковываю продукты на месяц-полтора. «Мы готовы выступить хоть завтра, - говорит Иннокентий Михайлович. -Надо спешить». И протягивает мне газету. Читаю заголовок: «Кулику угрожают сбежавшие бандиты». И дальше в заметке тревожное сообщение о нескольких вооруженных лицах, якобы отправившихся грабить Кулика на Подкаменную Тунгуску. В Кежме я же был наслышан о разных страшных «новостях», среди них были, например, такие: Кулик нашел в далекой «Стране мертвого леса» много золота. Теперь его уже нет в живых. Его съели Сытин и проводники. Были слухи и о сбежавших уголовниках, которые, возможно, и пошли туда с целью ограбить Метеоритную экспедицию... Выступили мы 10 октября. Было морозное, ясное утро. Еще до рассвета заседлали лошадей, проверили багаж. Вологжин дал свисток, поход начался. Наш караван довольно велик. У нас 10 вьючных верховых коней и 4 таежных охотничьих пса из породы лаек. На фактории узнаем кое-какие сведения о «бандитах». Оказывается, источником для слухов является то обстоятельство, что в районе фактории - километрах в ста от нее к западу - появились несколько темных личностей. Они торгуют меха; по всей вероятности, спаивая эвенков водкой. Невольно рождается мысль: а не задумали ли эти самые типы что-нибудь предпринять против экспедиции Кулика? Вполне возможно! Ведь они изучили местность, у них есть запасы продовольствия, им возможно добраться до «Страны мертвого леса». На «военном совете» решаем не задерживаться на фактории и, как только лошади отдохнут, идти дальше. На складе Вановары есть немного овса. Мы забираем его. Часть скармливаем коням сразу, часть грузим во вьюки и, через сутки, в путь по берегу Подкаменной Тунгуски до Чамбэ.
Эвенк Павел Аксенов. Фото Л,А. Кулика
Эвенк Павел Аксенов еще живет около устья Чамбэ. Он соглашается помочь нам распутаться в сложной системе оленьих тропок и довести, обходя самые страшные болота, до гор «Ожерелье Макир-ты».
И все же лишь на четвертые сутки впереди видим склоны хребтов, ограничивающих «плоскогорье Кулика» - как называли мы плоскогорье центра падения метеорита. Однако в тот же день нам не удается дойти до него. Пришлось заночевать недалеко от Хушмо, и утром перешли ее вброд.
Отсюда, уже по пробитой летом дороге, почти бежим по хрустящим торфяникам к склону горы Фарингтон, к избушке Кулика.
Рассказы В. Сытина и Н. Струкова дополняет журналист Ал. Смирнов-Сибирский.
Из книги Смирнова-Сибирского
Проводив своих сотрудников, Кулик остался на фактории... В эти дни на фактории был еще один человек - кежемский охотник Китьян, косивший для фактории сено. Вот он-то и согласился сопровождать ученого в «Страну мертвого леса». Кулик очень обрадовался: теперь он свободно мог унести в свою избушку тот груз, который имел в виду. На фактории были кое-какие продукты, и ученый мог бы пополнить свои скудные запасы на Великом Болоте, но, отправляясь туда, решил захватить другое: два листа оконного стекла и маленькую буржуйку -железную печку с трубами.
Собрались. Из съестного захватили лишь то, что необходимо было на обратный путь, а остальной груз распределили так: печку с трубами взвалил на себя Китьян, а стекло, обернув в бумагу, понес сам Кулик. Пронести по тайге полторы сотни километров такую хрупкую штуку, как стекло, задача нелегкая, но ученый надеялся, что с ней справится успешно: он нес свою хрупкую ношу так бережно, как любящая мать не носит своего ребенка. Но тут случилось нечто непредвиденное. Это было на шестой день пути. По времени путешественники уже должны быть на месте, но, думая сократить путь, в некоторых местах шли напрямик. Результатом этого явилось не сокращение пути, а удлинение: переходя одну падь, они потеряли направление и заблудились. Вдобавок Китьян заболел и едва мог передвигать ноги, так что ученому пришлось взвалить на себя также и печку. Груз не столько был тяжел, сколько неудобен для носки, но Кулик тащил его безропотно. Бережно снял он с себя ношу, когда они в этот вечер остановились на ночлег. Печку поставил под дерево, сверху водворил трубу, а рядом прислонил стекло.
С едой было слабо, а потому, пополоскав животы настоем чаги, поскорей завалились спать: во сне не так чувствуется голод. Через три дня рассчитывали добраться до избушки. Ночь была ясная, лунная. Изредка набегал откуда-то ветерок и шелестел в вершинах лиственниц. Среди ночи Кулика разбудил лязг железа. Открыл глаза. Возится кто-то около печки.
Китьян безмятежно спит, похрапывая носом. Костер погас, и только красными рубинами тлеют последние угольки, покрываясь пеплом. Шорох около печки не прекращается. Там кто-то есть. Осторожно приподнялся. Батюшки мои, медведь блины собирается печь! И тут же является мысль: недурно было бы убить зверя, его мяса хватит надолго. Где винтовка? Затаив дыхание, потянулся к ружью. Вдруг под деревом грохот и звериный рев. Печка летит в одну сторону, зверь, обезумев от страха, в другую. На него свалились сверху железные трубы...
Долго было слышно, как ломил чащу перепугавшийся зверь, а когда все стихло, Кулик поднялся и подошел к месту происшествия. Прощай, мечты о светлом зимовье! Стекла, которые он так бережно нес, разбиты вдребезги.
К вечеру третьего дня добрались до избушки. Печурка водворилась в зимовье и заполыхала жаром, но стена, где намечалось окно, осталась в неприкосновенности...
Близилась осень... Один за другим потекли дни на Великом Болоте. «Скорей бы приходила зима», -не раз думал Китьян, с тоской глядя на унылый пейзаж мертвого леса. Он знал, что ученый не уйдет до тех пор, пока не обследует воронок-кратеров магнитометром. Уйти одному? Нет, на это Китьян не был способен.
Как-то Кулик сказал:
- Вот что, друг: раздели то, что у нас осталось в лабазе, возьми себе одну часть и отправляйся. Я не имею права морить тебя тут голодом.
Сначала Китьян ничего не ответил. И только когда ученый повторил свое предложение, таежник коротко сказал:
- Пришли вместе и уйдем вместе. Пойдем, когда будет сделано все, что надо...
И больше вопрос об этом не поднимался.
А зима приходить не хотела, словно заблудилась в тундрах севера. Стоял уже октябрь. Ложась спать, ждали, что за ночь мороз скует тину в воронках, и они станут доступны для исследования, но ледяная корочка была так тонка, что не держала даже собаки.
Пользуясь светом топившейся печки, Китьян сел однажды накладывать сотую заплату на свои штаны, а Кулик, приткнувшись рядом, производил математические вычисления. Печурка полыхала жаром. Было слышно, как снаружи глухо и монотонно шумел ветер. Вдруг визгливый звук нарушил тишину. Это снаружи залаяли собаки. «Вот это новость, - поднял голову ученый, - такого случая у нас еще не было».. .- «И как лают, - оставил иглу Китьян, - прямо захлебываются!» Схватили ружья и бросились в ночь... Собаки облаяли сохатого - огромного лося с великолепными рогами. Он забрел сюда, по-видимому, случайно, потому что до этого робинзонам ни разу не попадались следы этого зверя. Расправа была коротка. Облаянный собаками, лось оторопел и подпустил в темноте людей на каких-нибудь десять шагов. Кулик свалил его с одного выстрела: «Теперь живем! Его мяса хватит нам на целую зиму...» В эту ночь спать не пришлось. Ученый свежевал и разделывал тушу лося, а Китьян выбирал лакомые кусочки и поджаривал их на печурке. Бодрствовали и собаки, вполне разделяя радость хозяев.
Через несколько дней Китьян отправился на реку, чтобы убрать на время ледостава верши. По реке уже шла шуга. Каждый день можно было ждать снега. До реки было около семи километров, но Китьян вернулся скоро. Не заходя в зимовье, направился к болоту, где ученый возился со своим магнитометром.
Вы ничего не слышали? - задал он вопрос Кулику.
Нет, - ответил тот.
А что? Почему ты так скоро вернулся?
Мы тут не одни. За Хушмо я слышал два выстрела...
Ученый крякнул и переставил магнитометр на другое место.
Что же ты думаешь об этом?
Я думаю, что от зимовья далеко отходить не следует. Да и патроны иметь не мешает...
Пулевых патронов у них действительно было немного, а в их положении они могли оказаться не лишними. В самом деле, кто и зачем мог прийти в «Страну мертвого леса»? Охотникам тут нечего было делать - ни тунгусы, ни русские сюда никогда не ходили.
Китьян с лайками. Фото Л.А. Кулика
Подумав об этом, Кулик вспомнил легенду, которая была сплетена тайгой вокруг его имени. В тайге были убеждены, что, работая над метеоритом, Кулик ищет не камень, упавший с неба, а золото...
Да и не только ищет, а уже и нашел - целые горы... Эту басню ученый слышал и на Ангаре, в Кеж-ме, и на фактории. Слышал также и то, что есть люди, которые не прочь собственными глазами посмотреть на это фантастическое золото. По крайней мере, в одно из зимовий на Подкаменной Тунгуске заходили как-то несколько подозрительных вооруженных людей, которые очень интересовались, как пройти в тайгу, к избушке Кулика...
Пока возились с патронами, настала ночь. Плотная тьма придавила избушку. Спать решили по очереди. Трещали в печурке дрова, уныло стонал ветер за стенами. Время тянулось, словно скованное цепями. Наконец забрезжил хмурый осенний рассвет. Сменившись с дежурства, ученый только что прикорнул на нарах, как вдруг послышался голос Ки-тьяна:
- С горы спускается вооруженный отряд...
Зарядили ружья и вышли из зимовья. Действительно - целый отряд: десять вьючных лошадей. Китьян остался у зимовья, а Кулик пошел навстречу. С горы их заметили, стали понукать лошадей. Вот один из всадников опередил остальных и поскакал под гору. В его фигуре Кулику чудилось что-то знакомое. И вдруг раздался крик: «Кулику привет!» А через минуту два человека тискают друг друга в объятиях. Как это он не узнал его сразу? Это был И.М. Суслов, один из деятельных помощников ученого в его поисках метеорита.
Из записей В . Сытина
Теперь день за днем мы обследуем с помощью магнитометров дно воронок-кратеров. Особенно азартно работает Иннокентий Михайлович. Леонид Алексеевич даже назвал его именем самую большую воронку, по его мнению, наиболее перспективную.
Шесть суток ушло на это. К сожалению, магнитометры не дают показаний о наличии металла в ее глубине... Леонид Алексеевич принимает решение свертывать экспедицию и отправляться в обратный путь. Инструменты, геологические коллекции, снаряжение упаковываются и увязываются во вьюки. 27 октября выступаем. Мороз градусов двадцать. Небо ясно. С холмов открываются далекие перспективы вершин, сверкающих снегом. Тихо, мертво. Нигде никакого движения. Иннокентий Михайлович и я идем вперед. Нам хочется, обогнав караван, задержаться у водопада Чургим и сфотографировать его. Вот и ущелье, ведущее в долину Хушмо с плоскогорья. Водопад должен быть уже близко. Но странно: мы не слышим грохота разбивающейся об уступы скалы в многоцветные брызги воды. Подходим ближе, и перед нами удивительная картина. Морозы сковали живые струи. Красивый водопад замерз, и неподвижные глыбы льда свисают между камней, и здесь все мертво.
У водопада Чургим. 1928 год
Идем дальше, спотыкаясь о кости деревьев. Снег по колено. Холодно. Зябнут руки. Точно раскаленным жезлом водит мороз по лицу. Теперь надо идти быстро, чтобы не замерзнуть, чтобы обогнать зиму!
Наш обоз, несмотря на недельный отдых, имеет далеко не блестящий вид. Лошади похудели, изранены, одна чувствует себя настолько плохо, что на нее пришлось погрузить лишь треть нормального вьюка. По «Стране мертвого леса» идти, пожалуй, еще более трудно, чем в осень. Снег закрыл лежащие скелеты деревьев, и очень трудно выбрать в переплете бревен и сучьев место для каждого шага. Снова идем почти без остановок, захватывая несколько часов ночи, не очень темной благодаря луне. Бурелом наконец кончился. Кругом надвинулась девственная тайга. Как изменила ее зима! Снег налип толстым слоем на стволы и ветви деревьев. Знакомая оленья тропка иногда вдруг упиралась в сплошную снежную стену. Приходилось лезть через снег... Трое суток идем еще до Подкаменной Тунгуски...
Туманный день. Страшно холодно. Дима По-пель идет на метеорологический пункт, который создал недалеко от фактории энтузиаст-краевед Кокоркин. «Вы знаете, сколько градусов мороза было в последние дни?» - говорит он, возвратившись. - От тридцати пяти до сорока».
На фактории надо дать отдых лошадям, иначе они не дойдут до жилых мест. Все мы тоже нуждаемся в отдыхе и тепле.
Выступаем дальше через три дня, тропа на Кежму еще не «промята», еще ни один обоз не прошел по ней. Нам снова приходится идти по пушистому ковру снега толщиной в полметра.
Спасатели. 1928 год
На полпути Леонид Алексеевич начинает чувствовать себя плохо. Жалуется на недомогание также Китя Васильев, а потом Иннокентий Михайлович честно признается, что идти не может. Больным тяжело ехать лаже верхом. Тогда Вологжииу выделяем наиболее крепких лошадей, и он едет вперед для того, чтобы выслать из Кежмы свежих лошадей с санями. Вологжин меньше чем за сутки проделал 80 километров, нанял в Мозговом подводы и выслал их навстречу нашему медленно двигающемуся обозу. Это подкрепление и дало нам возможность благополучно добраться до Кежмы. Здесь нужно дать всем существенный отдых. Иннокентий Михайлович лежал весь в повязках. У него отморожены нос и ноги. Кроме того, на почве переутомления развивается что-то вроде фурункулеза. Леонид Алексеевич более крепок. Несколько дней полного отдыха, баня и хорошая пища подымают его на ноги. И снова он полон энергии, снова мечтает о новой экспедиции за Тунгусским метеоритом на будущий год. Через несколько дней после Октябрьских праздников наш обоз первым идет по только что замерзшей могучей реке. Приходится двигаться осторожно. На стрежнях еще много незамерзших мест — полыней. Все же за двое суток наш обоз прошел по Ангаре более ста километров до поселка Дворец. Отсюда начинается хорошо знакомый нам тракт на Тайшет. По нему мы едем уже день и ночь, меняя лошадей в придорожных селениях... Тайшет. Ряды занесенных домиков. Маленький вокзал железнодорожной станции. Пыхтит мотор лесопилки. Изредка посвистывает маневрирующий на путях паровоз. Через час телеграф струит по проводам весть о нашем прибытии. А ночью опять тот же маньчжурский экспресс мчит нас домой. Леонид Алексеевич, Иннокентий Михайлович и Попель сойдут в Красноярске. Леонид Алексеевич должен немного там подлечиться, а Суслов и Попель в Красноярске уже дома».
По возвращении из экспедиции Леонида Алексеевича ожидали сюрпризы. Перед новым годом вышел фильм, который снимал Николай Струков. Одна из фабрик выпустила настольную игру для детей, она называлась: «В тайгу за метеоритом. По следам экспедиции Л.А. Кулика».
В одном из последних номеров журнала «Огонек» за 1928 год был напечатан очерк кинооператора Николая Струкова об экспедиции Леонида Алексеевича Кулика. В нем он писал: «Эта экспедиция советских ученых, будучи не столь шумной, как славные экспедиции «Красина» и «Малыгина», продемонстрировала, однако, перед всем миром не меньшее упорство в достижении научной цели и не меньшую выдержку, чем то упорство и та выдержка, какие были проявлены героями исторического Северного похода».
Эдуард Багрицкий. Фото 1928 года
В это же время поэт Эдуард Багрицкий под впечатлением публикаций написал поэму «Исследователь». Вот два фрагмента из нее:
В неведомых недрах стекла
Исходит жужжаньем пчела.
Все ниже, и ниже, и ниже
-Уже различаешь слова...
Летит, и пылает, и брызжет
Чудовищных звезд напряженье,
И судорога, и дрожь;
Уже невтерпеж от гуденья,
От блеска уже невтерпеж.
И в сырость таежного лета,
В озера, в лесные бугры
В горящих отрепьях комета
Летит - и рыдает навзрыд ,
***
Но что пешеходу усталость
(О, черные русла дорог!) -
Россия за лесом осталась,
Развеялась в ночь и умчалась,
Как дальнего чума дымок.
Бредет он по тропам случайным -
Сквозь ржавых лесов торжество;
Ружье, астролябия, чайник -
Нехитрый инструмент его.
Бредет он по вымершим рекам,
По мертвой и впалой земле.
Каким огневым дровосеком
Здесь начисто вырублен лес,
Какая нога наступила
На ржавчину рваных кустов?
Какая корявая сила
Прошла и разворотила
Слоистое брюхо пластов?