Е.Д.Ревуцкая
Несмотря на небольшие средства, отпущенные Радиевой экспедиции Министерством финансов на лето 1914 года, работы в Ильменах на Блюмовской копи все же продолжались. В.И. Вернадский по дороге в Забайкалье на несколько дней останавливается в Миассе, где знакомится с работой экспедиционных отрядов. Уже с дороги он пишет А.Е. Ферсману: «Мне кажется, необходимо уже заканчивать на этот год разработку Блюмовской копи: и Елизавета Дмитриевна, и Леонид Алексеевич утомились и им необходимо отдохнуть. Я нашел Елизавету Дмитриевну очень похудевшей, и она сама говорит, что устала и чувствует потребность отдыха. Таким образом, ясно, что надо закончить. Вместе с тем необходимо принять меры к охране сделанной работы, чтобы ею не воспользовался кто-либо другой. Сообщите, какие шаги необходимо принять со стороны Академии для охраны».
Но долгожданного отдыха для Леонида Алексеевича так и не последовало. В то время, когда В.И. Вернадский в поезде за Челябинском писал письмо А.Е. Ферсману, в стране уже была объявлена мобилизация. Началась первая мировая война, и надо было срочно возвращаться в столицу.
На семейном совете было решено: до выяснения обстановки Лидия Ивановна с дочкой поедет в Камышин, где жила ее тетка (муж ее был уездным врачом). Когда же уляжется мобилизационная неразбериха на транспорте, она вернется в столицу. О поездке в Камышин никаких документов не сохранилось, но моя мать, хотя ей было всего 4 года, хорошо запомнила свое первое плаванье по Волге и город на высоком берегу.
Л.А. Кулик на Блюмовской копи. 1914 г.
Когда через много лет я приехал в Миасс, стояли последние теплые дни уральской осени. Золотились стройные березы, а старые сосны, казалось, нежатся под неярким солнцем. Мы шли на знаменитую Блюмовскую копь, что дала России первую урановую руду для опытов В.И. Вернадского. Асфальтовая дорога от музея-заповедника сначала шла вдоль железной дороги и Ильменского озера. Дорога и раньше шла здесь. По ней со станции приходилось трястись в плетенке, чтобы добраться до копи. Потом дорога пошла левее, вдоль большого и живописного Ильменского болота и стала углубляться в смешанный лес. «Вот сюда!» - сказал мой проводник Слава Поляков, и мы свернули с дороги в лес. Идти пришлось совсем немного. И вот перед нами копь - небольшая сопочка, поросшая лесом и прорезанная с края траншеей. Мы вышли прямо к «Академическому» ходу. В свое время он позволил определить направление и глубину залегания здесь пегматитовой жилы. В нескольких шагах от копи на стволе старой сосны доска с цифрой 1835 - это год закладки ее горным инженером Ф. Блюмом. Мой провожатый присаживается на щебенку на краю копи. Тишина. Не слышно птиц. Старые сосны молчаливо смотрят вверх на неяркое солнце, на нежную голубизну неба, на появившиеся откуда-то легкие перистые облака. Я не спеша подхожу к краю глубокой расщелины. Под ногами всюду щебень блекло-желтого полевого шпата с кварцем и черными прожилками слюды. И почти на каждом обломке породы следы голубого амазонита. Странное чувство, как во сне. Все это я видел много раз. И молодую поросль сосенок, и березки на краю копи, и камни, покрытые мхом. Все это есть на двух картинах художников-любителей, что висят у нас дома. И на старых фотографиях с лагерем Радиевой экспедиции у копи. Обхожу расщелину вокруг. Вот где-то здесь были переброшены бревна для подъема породы. А это старая лестница как будто осталась с тех далеких времен. Глаза мои ищут ствол кривой березы. Той самой, что изображена на одной из картин. Она же и на старой фотографии, по ней-то я и определил, что это Блюмовская копь. Немного подальше от разлома заросли папоротника почти по колено. Стволы многих старых берез подгнили и обломались. Сколько воды утекло с тех лет, и ту кривую березу тоже сломало неумолимое время.