Снова лето. Первая половина – работы с Деминым в Новосибирске по синхронной энцефалографии у двух лиц. Вторая половина – муравьиные экспедиции. Вначале под Томском, затем на Алтае и снова под Томском. Тут мы работали в основном с Катей Осинской. Однако почти ежедневно в наш лагерь, а там стояло три палатки на двух человек, прибывали наши космодранцы. Кто на день – другой. А кое-кто проводил там почти все свое свободное время.
Неоднократно бывал там Гена Карпунин со своими стихами и песнями. В КСЭ-2 он участвовал, будучи студентом. Причем в экспедицию вместе с Толей Ильиным поехал вопреки воле своего начальства, за что и был наказан. (Даже статья в институтской многотиражке появилась: «Метеорит, героизм и дисциплина».) Тогда же начал писать стихи, а после завершения радиотехнической учебы перешел на профессиональную писательскую стезю. Был ответственным редактором журнала «Сибирские огни», выпустил несколько сборников своих стихов. Правда, стихи не на тунгусскую тему в КСЭ были восприняты довольно прохладно. Даже в одном из «Курумников» под юмористическим рисунком монумента посвященного Карпунину, было написано:
«Прохожий, задержись, задумайся об этом: Карпунин был ПОЭТ, пока не стал поэтом».
Но его тунгусские вещи выше всяких похвал. Не случайно на одном из всесоюзных праздников бардовской песни его «Синильга» была названа лучшей песней года и, как иногда бывает в таких ситуациях, когда не знают автора, объявлена «народной».
Приведу хотя бы несколько его песен, действительно ставших народными. А в КСЭ они, несмотря на почти сорокалетнюю давность, поются все с тем же энтузиазмом уже детьми и внуками первых космодранцев.
Синильга
Росу голубую склевала синица,
Над Южным болотом клубится рассвет,
Мы снова уходим, и снова Синильга
Березовой веточкой машет нам вслед.Куда ж мы уходим, и что же нас гонит?
Куда же влечет нас иная судьба?
Мы встретимся завтра в пустынном вагоне,
И ты улыбнешься: «Привет, старина».А помнишь, как вместе с тобою мы жили,
Как слали проклятья бродячей судьбе?
Мы станем иными, мы станем чужими,
Изменим друг другу и сами себе.Ребята, ребята, мы будем бессильны
Забыть удивительный этот рассвет.
Ведь только однажды, однажды Синильга
Березовой веточкой машет нам вслед.
Здесь опять текст не идентичен «Синильговскому». Но эта песня мне запомнилась именно в таком варианте. Вспоминаю и коллективное «сочинение» ее мелодии. Было это промозглой осенней ночью возле какого-то стога сена под Новосибирском, куда меня, приехавшего на несколько дней, затащила местная КСЭшная братия отдохнуть в субботу-воскресенье.
Горел слабенький костер, пели песни, подбирали мелодию к «Синильге», которая только что была озвучена. Тогда в моде была старинная русская песня «Пара гнедых», и Римма Кожемяк (Ваулина) ее запела, а Дима Демин при исполнении очередного куплета вставил туда слова из «Синильги». Всем понравилось. Спели раз, другой, где-то изменили первоначальную мелодию, где-то добавили кое-что от себя, и пошла песня гулять по белу свету.
А вот еще одна, тоже карпунинская, с ностальгией по Тунгуске и братьям по разуму:
Я пойду, пойду на Фаррингтон,
На болото Южное.
Эту ночь не открывал никто. –
Ночь такая юная.Хорошо от счастья изнемочь
В теплом летнем лепете,
Может, то летит совсем не ночь –
Проплывают лебеди!За хребтом, за синим Сильгами
Лунное сияние.
Там с глазами, словно васильки,
Бродят марсиане.Прилетели, пламя развели,
Пляшут ярко-медные,
А на темном склоне корабли
Остывают медленно.Я пойду, пойду на Фаррингтон,
На болото Южное.
Эту ночь не открывал никто. –
Ночь такая юная.Ах, и как в былые времена,
Все так мило-синее.
Здравствуй, дорогая сторона,
Лунная, лосиная!
Еще одна, уже прощальная, но с надеждой на встречу и продолжение. Такая же своя, до каждого слова, буквы, интонации:
Прощай, тунгусская тайга.
Прощайте, мертвые шаманы.
Ложатся белые снега,
А мы на родину шагаем.Нас ждут российские дома,
К нам дети сядут на колени.
Из тундры белая зима (зима)
На белых катится оленях.А если вдруг пурга, метель,
И путь исчезнет невидимкой,
Тогда открой скорее дверь,
Метеоритная заимка.Накроем столик у окна,
Наполним кружки и стаканы
И выпьем старого вина (вина)
За Кулика и Лючеткана.И пусть за окнами пурга
Ломает юные деревья.
Прощай, тунгусская тайга,
Прощайте, дальние кочевья.Нас ждут российские дома,
К нам дети сядут на колени.
Из тундры белая зима (зима)
На белых катится оленях.
А вот задушевная и задумчиво-лирическая:
Рано цветы увядают и гаснут на севере.
Вот и созрели, окрепли у птиц голоса,
Вот и поблекли и сделались серыми-серыми
Синими бывшие в детстве когда-то глаза.
Вот я иду и, рассвет запоздалый встречая,
Молча гляжу в голубую озерную даль.
Старая гарь. Золотая пора иван-чая.
Вот и в душе моей старая-старая гарь.
Вот и в душе у меня ничего не осталось.
Только прозрачность и праздность осенних полей,
Только торжественность, только немая усталость,
Вот и уходит последняя ночь журавлей.
Тихо журчит под ногами листва иван-чая,
Ягоды за лето словно зарей налились.
Вот я иду и, рассвет запоздалый встречая,
Желтый и мокрый целую березовый лист.
Продолжаю про муравьиные дела лета-62. Во время алтайского периода в нашей экспедиции из состава КСЭ, кроме меня, работали: Лев Бородин, Галя Тяпкина, Катя Осинская, Алена Бояркина, Лена Кириченко. О самой работе уже писал, рассказывая про Лену Кириченко, поэтому повторять не буду.
Другая группа космодранцев, в составе восьми человек, под командованием Саши Столповского отправилась на поиски только что выпавшего (точнее пролетевшего!) Джугджурского метеорита (болида), который они так и не нашли. Очередной ноябрьский сбор и очередная песня «в мою честь», сочиненная Юрой Львовым с компанией:
Надоело говорить и спорить,
И ругать Плеханова в глаза.
Он на радость нам или на горе
Повернул вперед или назад.
Командор, обветренный как скалы,
К муравьям ушел, оставив нас.
На прощанье поднимай бокалы.
Пьем дешевый, самодельный квас.
Так простился с самой серебристой,
Самой неразгаданной мечтой
Самый старый из авантюристов,
За Авдеем вслед покинул строй.
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой комфорт,
За внушение на расстояньи
И за тех, кто до конца идет.
Обидно, но вообще-то справедливо. С метеоритом я завязал. А весной, по приглашению Д.К. Беляева переехал в Новосибирский академгородок планово и официально заниматься таинствами телепатии.
Суммарный поэтический итог первого периода работы КСЭ несколько позднее Юра Львов изложил следующим образом:
В далекой-далекой Сибири
Был взрыв удивительной силы.
Огромное зарево встало над марями,
Деревья под корень валило.Тянулися долгие годы,
Рождались и гибли народы.
В далекой Сибири стволы уже гнили,
На гарях прорезались всходы.Кулик неустанно работал,
Долбил вековое болото.
Топтал он тропинку, рубил он
Заимку И баню на Хушме построил.Искал он огромную глыбу.
Нашел не то пень, не то фигу,
И слал в Академию отчет о падении
Гигантского метеорита.Казанцев ангар звездолета
Построил на Южном болоте.
Не то марсианку, не то негритянку
Сгноил он в далекой Сибири.Задумались дяди из КМЕТа.
Составив раздутую смету,
Как главную силу призвали Кирилла,
Палея рабочим наняли.Газеты трубили по свету,
Что найдены шарики где-то,
Не то на Лакуре, не то на Таймуре,
Не то во дворе комитета.Так где же собака зарыта
Тунгусского метеорита?
И в жаркой полемике друзья академики
Казанцева кроют сердито.
Иногда последние строчки поются по-иному:
И каждую пятницу, лишь солнце закатится,
В шестнадцатой чешутся снова.
(В свое время 16-я комната в общежитии была выделена ректоратом Томского госуниверситета для КСЭ, а затем, по обыкновению, изъята обратно.)
А чуть позднее Витя Черников, полемизируя в своей «Элегии» с карпунинской «Синильгой», также подвел своеобразный итог тунгусской эпопее:
Тревожные дали. Туман над рекою клубится.
Холодные тучи прольются дождем на бегу.
А мы и не знали, что все это с нами случится,
Когда первый раз уходили с тобою в тайгу.
А мы и не знали, что это надолго, надолго:
Работа - до пота, тропа, да неяркий костер.
На синем болоте ударит в тумане двустволка,
И громкое эхо подранком забьется средь гор.
А мы и не знали, как солнце встает на прижиме,
Когда по утру отражаются сосны в воде.
Мы стали иными, да разве мы стали чужими?
Остались верны мы одной путеводной звезде!
Мне б только вернуться к далеким просторам зеленым,
Идти с рюкзаком, на болоте встречая закат.
Мне б только вернуться к тому перекату, Алена,
Туда, где когда-то бродил я полжизни назад.
Тревожные дали. Туман над рекою клубится.
Холодные тучи прольются дождем на бегу.
А мы и не знали, что все это с нами случится,
Когда в первый раз уходили с тобою в тайгу.
А закончить поэтические отступления хотелось бы опять песней Вити Черникова, посвященной Леониду Алексеевичу Кулику и всем его последователям:
Я не забуду те минуты,
Когда размытою тропой
Мы выходили из маршрута,
А дождь шумел над головой.
Нам добежать до Хушмы лишь бы,
А там изба, костер, ночлег...
Спасибо тем, кто ставит избы
На берегах таежных рек.
В стране Великого Болота,
Средь суеверий и легенд,
Ты первым шел - ведь должен кто-то
Искать звезды пропавшей след!
Какою мерою измерить
Судьбы нелегкой красоту?
Спасибо тем, кто свято верит
В свою мечту, в свою звезду.
Таежных рек очарованье,
Друзья, костер на берегу,
Полузабытое сказанье
Который раз зовут в тайгу.
Гори, гори во мраке, пламя,
Когда придет прощанья час!
Спасибо тем, кто нынче с нами,
Спасибо тем, кто сменит нас!
На этом можно закончить рассказ о первом периоде возникновения и становления КСЭ. Чтобы полностью завершить повествование о нем, уместно подвести некоторые итоги деятельности КСЭ и проблемы ТМ в целом.
Пожалуй, основным и до сих пор ведущим итогом является создание и длительное существование самой нестандартной организации под названием КСЭ. С момента ее зарождения, о чем здесь подробно написано, прошло 40 лет. Это уже два поколения! Не случайно в тунгусских экспедициях были многие дети первых космодранцев, а сейчас уже появляются внуки. Сюда же можно отнести характеристику КСЭ как своеобразную кузницу научных кадров, о чем здесь уже говорилось.
Второй итог, и об этом постоянно напоминает Николай Васильев, – мы не позволили затеряться проблеме ТМ среди других интересных дел, постоянно будоражили умы научных кругов и романтиков. Прямо и косвенно способствовали привлечению к исследованию многих отечественных и зарубежных ученых самого разного профиля. И еще одно дополнение. За годы работы по тунгусской проблеме нами были разработаны десятки принципиально новых методик, получена масса новых научных результатов в смежных дисциплинах, которые сейчас широко используются при решении различных фундаментальных и прикладных задач.
Наконец, последнее. Весь комплекс накопленных данных по этой проблеме не позволяет отнести ее к какому-то определенному классу. Сейчас уже можно однозначно сказать, что современная наука не в состоянии объяснить, что такое ТМ. Это не метеорит, не астероид, не комета в их классическом понимании. Но что тогда? Космический корабль? НЛО? Не исключено, но и не доказано. А может быть, здесь мы имеем дело с какими-то неизвестными пока проявлениями энергоинформационных взаимодействий, и наши представления о законах природы нуждаются в существенных поправках? Вопросы, вопросы, вопросы. Ответа пока нет.
Возможно, со временем повествование о дальнейших шагах КСЭ будет продолжено вплоть до настоящего времени. Может быть, оно будет закончено фразой: «Проблема решена». Но это уже другой рассказ, и автор у него может быть другой. А может быть, и тот же. Как писала Алена Бояркина, «даст Бог здоровья, я свою поэму когда-нибудь, но все же допишу».