Юра Львов, болотовед по призванию, ученик Л.В. Шумиловой, которая когда-то работала в экспедиции Кулика, был причастен к КСЭ с самого начала. Вначале он активно участвовал в пятничных заседаниях, передавая отдельные рассказы Людмилы Васильевны о тех местах и деталях Куликовских экспедиций, сам собирался ехать в первую экспедицию, но не смог и попросил привезти для него несколько торфяных колонок из центральной зоны.
Анализируя их зимой, он уже тогда высказал соображение о том, что никакого резкого перемешивания слоев торфа в болотах не наблюдается. И вполне естественно, что в состав КСЭ-2 он был включен задолго до того, как прояснилась вся ситуация с ее организацией и финансированием.
Затем экспедиция. Юра руководит отрядом болотоведов или «болотидов», как их тогда называли. Задач перед ними несколько. Прежде всего, послойное озоление торфа для последующих анализов полученной золы на радиоактивность. А золы надо было много, килограммы, так как приборы того времени были мало чувствительными. Во-вторых, надо было ответить на вопрос о времени появления мочажин на Северном торфянике и самого Южного болота, а также определить последствия ТК, зафиксированные в болотах и торфе.
Работы было много, поэтому выполнялась она тремя группами. Одна, под руководством Лиды Лагутской, послойно и круглосуточно жгла торф в районе Кобаевого острова, другая, в состав которой, помимо самого Юры, входили Валера Мильчевский и Галя Иванова, бурила торфяным буром Северное и Южное болота, а третья долбила шурфы в вечной мерзлоте, куда болотный бур проникнуть не мог.
С Юрой нас связывало многое. Работа в Тунгусских экспедициях, дружба семьями, совместные работы и экспедиции экологического профиля. Он был экологом и болотоведом «от бога». Глубоко понимал суть природных закономерностей, без всякой наносной шелухи. Был он чистым и истинным натуралистом, считающим, что математикам в экологии делать нечего. Все их построения искусственны, модели ограничены, ну, а результаты... Результаты не сопоставимы с истинным ходом природных процессов. В этом отношении он полный антипод Диме Демину, который считает, что всегда необходимо «гармонию поверять алгеброй».
Я здесь занимаю среднее положение, опираясь на изумительную статью Любищева «Польза и вред математики в биологии». В разговорах с Юрой мне всегда приходилось доказывать и отстаивать первую часть его работы, а в беседах с Димой опираться на вторую. Действительно, без грамотной свертки исходной информации, ее обработки и анализа невозможно делать сколько-нибудь значимые обобщения. Но справедливо и противоположное. Природа слишком большая и слишком сложная система, втиснуть которую в прокрустово ложе простых математических моделей также невозможно. Всегда нужно понимать, до какой степени абстракции допустимо упрощать исходные данные и четко ограничивать условия применения математических моделей. Иными словами, мы можем и должны строить частные модели, в том числе и математические, но всегда требуется учитывать и обосновывать допустимость применяемых при этом упрощений. Построение же общеприродных моделей возможно пока только на философском, но не на математическом уровне. Опять отступление, уже двойное. Но без них ничего не получается, так как и вся наша жизнь не есть движение по строго выверенной прямой.
Вспоминается несколько штрихов из Юриной жизни. Год шестидесятый. Из экспедиции ему нужно было возвращаться чуть раньше, а вертолет, на который он рассчитывал, временно был неисправен. Пришлось ему ускоренным маршем пробежаться по тропе. А поскольку радиосвязь у нас работала надежно, строго были засечены момент выхода с Заимки и прихода в Ванавару. Получилось 26 часов. Это был первый рекорд тропы. Затем девчата пробежали тропу за 23 часа. Наконец последняя тройка ребят пробежала тропу за 17 часов. Больше этот рекорд никто не пытался побить. Но первый рекорд был все же установлен Львовым.
Зимой 1960/61 г. Юра готовился к двухгодичной командировке на Кубу. Шел прощальный вечер. И тут обнаружилось, что едет Юра со старенькими полусломанными часами. Я тут же предложил свои «Спортивные», весьма приличные по тем временам. Юра вначале отказывался, но потом взял, оставив свои взамен. Через полтора года приезжает в отпуск и привозит мне в подарок часы, приобретенные им на распродаже при открытии советской выставки на Кубе. Марка «Полет», цена, в пересчете на рубли, около пятерки. (Кстати, часы этой марки у нас тогда стоили рублей 40). Позднее о таких же часах один кубинец говорил Юре, что часы отменные, идут точно, а цена совсем мизерная.
Часы действительно шли весьма точно. Где-то спустя лет 10 у этих часов открутилась заводная головка. Понес я их в ремонт. Посмотрела приемщица, позвала своих коллег. Все смотрят, удивляются, спрашивают: «Зачем же Вы в корпус сравнительно примитивных часов «Полет» вставили механизм от нашего лучшего хронометра «Москва», стоимость которого около сотни?» Ну что тут скажешь: реклама с обманом и тогда была на высоте!
Кстати, о его отпуске. Прибыл он в августе 1962 года. Мы тогда на Кисловке, что в 5 – 6 км от города, занимались изучением поведения муравьев и стояли там лагерем. Юра приехал, в тот же день пришел к нам, разлегся на траве и говорит: «Наконец-то я могу полежать на травке спокойно». «А как же на Кубе? Там ведь такое природное разнообразие». «Нет, говорит Юра, на Кубе растет только одно дерево - пальма. Полежать на травке невозможно. Где есть травка, там какое-то частное или общественное заведение. А для остальных смертных только колючки».
Затем были мы с ним на Тунгуске в 1964 году и позднее. Он тогда начал отрабатывать методику послойного определения выпадения всякой грязи на мох с привязкой до года. В дальнейшем эта методика была широко использована Николаем Васильевым с сотоварищи для поисков силикатных шариков в слое торфа, датируемого 1908 годом.
С моей «кочки зрения» эта методика является идеальной для определения количества, качества и сроков антропогенных загрязнений моховой дернины, со всеми вытекающими отсюда последствиями, но не дает существенной информации при поиске вещества ТМ. Дело в том, что ТК сопровождалась ударной волной, мощным вывалом деревьев и пожаром, которые поневоле привели к загрязнению всего слоя 1908 года местной пылью. Отдифференцировать ее от истинного вещества ТМ, если и возможно, то достаточно сложно.
Выступил я с этими соображениями на Новосибирской метеоритной конференции 1971 года, был раскритикован, а мои тезисы на эту тему вышли с припиской: «В статье содержится личное мнение автора, не разделяемое редколлегией». Однако сейчас это мнение разделяется почти всеми, включая Николая Васильева.
Затем работы в Институте биологии и биофизики. Я выступаю в чине директора, он – сначала как завлаб по совместительству, затем штатный завотделом экологии и, наконец, заместитель директора по науке в области экологии. В этих качествах мы работали вместе более 10 лет. А если учесть, что в то время я занимался изучением экологических последствий влияния электромагнитных полей, вместе выполняли тему ЛЭП, то вполне ясно, что работали мы в полном контакте и имеем ряд совместных публикаций и отчетов.
Когда в 1994 году Юра преждевременно ушел из жизни, мне пришлось взять руководство его отделом и темами на себя. Конечно, это не вполне эквивалентная замена, в экологии мне с ним тягаться бессмысленно, но все же его линия в науке его последователями пока сохраняется. И не случайно в 1998 году мы провели уже вторые чтения, посвященные памяти Ю.А. Львова.