Подготовка экспедиции идет полным ходом. Уточнены списки едущих, распределен весьма немалый груз, согласованы места и сроки всех организационных стыковок. Все готовы к выезду, есть деньги на проезд до Красноярска – и пока все. Небольшая группа из Томска и Новосибирска выехала в Красноярск готовить очередной участок пути.
Остановились у Ероховца и, частично, у Симонова. Решаем оргвопросы через крайком партии, крайисполком, краевой комитет комсомола. Туда всюду были звонки из соответствующих томских организаций, нас уже знали, и каждый стремился помочь. Связался с Аэрофлотом. Договорились, что как только мы оплатим пару спецрейсов (в один конец!), нас сразу же увезут на ЛИ-2 в Кежму и дадут указание Кежемскому аэропорту в тот же день перевезти в Ванавару.
Все было бы хорошо, все договорено, все согласовано, нет только самой малости – денег. Звоню в бухгалтерию института – говорят, выслали, иду на главпочтамт – говорят, не получили. Мы с Виктором Красновым дважды в день ходим бесцельно на главпочту. Наши ребята в Томске сидят на чемоданах и ждут звонка или телеграммы – когда начинать массовое движение. Так прошло дня три. В один из дней, когда мы с Виктором шли недалеко от главпочтамта уже под вечер, а перед этим уже дважды там были, решили еще раз заглянуть. Приходим, говорят: «Пришел Ваш перевод! Куда Вы будете его складывать?» А у нас, поскольку это был случайный заход, даже маленькой сумочки с собой не было. Запустили меня в служебный отдел, насчитали положенную сумму, завернули все в газеты, перевязали и выдали.
Передал я деньги завхозу, идем, обсуждаем последовательность срочных дел. Дошли до садика напротив крайкома партии, сели, все уточнили и пошли каждый по своим делам. Прошли метров двести, вдруг Виктор повернулся и побежал назад. Смотрю, а пакета с деньгами у него нет. Когда расходились, он думал, что деньги я взял. Я думал, что они у него. А оказалось, что просто про них забыли. Подбежали – лежит наш пакет на месте. Взяли и спокойно пошли. Виктор – давать телеграмму в Томск, я – в Управление аэрофлота заказывать спецрейсы и звонить в Кежму.
На следующий день встречаем приезжающих. Человек под сорок. Ночлег на квартире Ошаровых – и утром в аэропорт. Грузов много. Рюкзаки, приборы, снаряжение, оборудование – одним словом, экспедиция. Кручусь вокруг людей и всего этого добра в кедах, ковбойке и с пистолетом на поясе. Милиция внимательно посматривает, но ни один не спросил документы. Видимо, считали, раз уж все на виду - значит есть право на оружие.
Часть участников КСЭ-2. В красноярском аэропорту перед вылетом в Кежму.
Сидят. Первый ряд: А.Ковалевский, Г.Бердышев,
Второй ряд: В.Кувшинников, Л.Попов, Р.Журавлева, Г.Иконникова, Г.Плеханов, В.Краснов, Л.Бородин, А.Вербицкий.
Стоят. Первый ряд: А.Ильин, А.Столповский, А.Бояркина, Л.Некрасова (Демина), Н.Васильев, Л.Лагутская, А.Ероховец, Г.Иванова, В.Коробейников.
Второй ряд: В.Журавлев, В.Мильчевский, Р.Кожемяк (Ваулина), Ю.Кандыба, В.Фаст, А.Тульский, Н.Некрытов, М.Лаврентьев, Г.Карпунин
Рейсы пошли один за другим, минут через двадцать, и в Кежму прилетели почти вместе. Сразу же иду к начальнику, которого знаю по прошлому году. Есть пара самолетов АН-2, готовы везти всех. Тут же отправляем пару рейсов, затем еще два, и за один день весь состав экспедиции оказался в Ванаваре.
Там – к Володе Цветкову, хорошо знакомому нам по прошлому году. Предоставляет в наше распоряжение большой дом с двумя рядами нар. Расположились, растасовываем грузы, формируем походные группы, готовим сброс продуктов и прочее, прочее, прочее.
Здесь также неувязка с деньгами. Перевода нет! На оставшиеся деньги закупаем минимум продуктов – и всех на тропу. Но так, чтоб головная группа добралась до Заимки к моменту сброса. Большинство людей ушло по тропе. Часть начинает работу уже около Ванавары. Наконец, пришел перевод. Даже целых два. Один из ИГГ, другой – гонорар за нашу книгу.
Но не так-то все просто. На почте сразу спрашивают, куда мы собираемся тратить деньги. И здесь же поясняют. Такой наличности нет во всем районе. Изобрели законный вариант безденежного обращения. Дело в том, что все наши деньги должны уйти на оплату продуктов и аэрофлотские услуги. Поэтому наш перевод перечислили на выигрышный счет в сберкассу, который «играть» будет только осенью. Затем – юридически – мы снимаем со своего счета необходимую сумму денег, производим траты, получившие от нас деньги сдают их в банк, а банк выдает эти деньги сберкассе, чтобы выдать нам. Но фактически никаких денег нет. Мы берем в магазинах и других местах то, что нам надо, все это записывается на бумажку, которая и служит главной монетой.
Идет сплошной безденежный обмен. Но так как все эти операции записываются одной датой, то все получается в ажуре. В результате у нас был открыт кредит во всех торговых учреждениях Ванавары, а также в аэропорту. Поскольку других мест для денежных трат там не было, все обходилось нормально. Только перед отъездом нам с Виктором Красновым пришлось обходить все точки, взаимодействовавшие с нами, и рассчитываться полностью.
И вот специфика Ванавары тех лет. Нигде никто и ни разу нас не обсчитал, не обманул. Прихожу в столовую – говорят, на какую сумму наели наши кадры. Расплачиваюсь. То же в пекарне, магазинах, в кассе аэропорта. Такая же картина в Кежме. Только там уже конкретно говорят, кто и каким рейсом был отправлен. Вел все расчеты в основном Виктор Краснов. Его знали все что-либо продающие. А закупалось много. Одних сухарей пришлось заготовить десятки мешков. Сахар, крупы также закупали мешками. Затем делили два мешка на три части, каждый зашивали еще в один мешок и везли на сброс.
Затем сам сброс. Этому мы научились у геологов. Вертолет был страшно дорогим. А рейс АН-2 для полета до Центра и обратно обходился в четыре раза дешевле. Поэтому все хорошо упаковывалось, так чтобы мешки были наполнены только на 2/3 (иначе могут лопнуть при ударе о землю). Пришлось и мне летать на сброс. С одним приключением, о котором рассказал я спустя много лет.
Сброс продуктов производится с высоты около десяти метров. Поэтому самолет вначале идет вниз. Выходит на горизонтальную прямую над территорией, куда надо сбрасывать мешки. Затем поднимается вверх, делает полукруг, и все повторяется. Как только самолет выйдет на прямую, пилот дает сигнал, а участвующий в сбросе начинает сталкивать подготовленные мешки в открытую дверь самолета.
Поскольку работать приходится возле самой двери, а наклоны и спуски-подъемы самолета весьма изрядно качают человека, он привязывается специальными лямками к особым самолетным крюкам. Кроме сбрасывающего в самолете находится еще подтаскивающий. Он передает мешки от кабины пилотов к двери.
Первый раз я летал на сброс в качестве подтаскивающего. Затем доверили мне и роль сбрасывающего, а на подтаску поставили другого. Проводим мы сброс. Вроде бы все нормально, скоро заканчивать будем. И тут я вдруг замечаю, что моя страховка отцеплена и лежит на полу. Спрашиваю, как это получилось. А он отвечает, что эта лямка ему мешала и он ее просто отцепил. Получается, что определенное время работал я вообще без страховки и от любого хорошего крена мог запросто выпасть из самолета. Пришлось перед следующим сбросом брать и инструктировать помощника более основательно.
Продукты сброшены, группы ушли по тропе, завтра будут подходить к Заимке – пора и мне туда следовать. Забираю все приборы, сажусь в МИ-1 – и через полчаса я уже у Пристани. Это был первый вертолет, побывавший в районе катастрофы. Потом их были многие десятки, но этот первый прилет запомнился четко.
Начинается будничная оргработа в центре. Все основные планы были составлены заблаговременно, еще в Томске. Но жизнь вносит свои коррективы. Кто-то не смог приехать, кто-то интересуется больше другим перспективным направлением работы, кому-то не нравятся напарники и т.д.
Бывали иногда и принципиальные споры. Помню, как в середине экспедиционного сезона два специалиста по лесной таксации развернули бурную дискуссию о том, что такое «среднее дерево». Каждый аргументированно доказывал свою правоту. Но спорщики совсем забыли о нашей чисто прикладной цели - действительно ли после катастрофы наблюдается ускоренный рост деревьев, который нельзя объяснить чисто экологическими причинами. Пришлось, после двухдневных безрезультатных споров, почти в приказном порядке разъяснить им, что такое «среднее дерево» в применении к нашим задачам.
Все люди в маршрутах. Радиометристы занимаются своей работой. Можно и мне пройтись по некоторым группам. Ходил я обычно с Риммой Кожемяк. Это была спортивного склада дивчина, имевшая разряды по 5 или 6 видам спорта, в том числе по спортивному ориентированию. Поэтому я уверенно доверял ей двигаться по заданному маршруту, а сам больше оглядывался по сторонам, проводя общую рекогносцировку территории.
Поскольку у меня были графики движения всех групп, то обычно в тот же день или через день приходили мы в намеченное место. Знакомились с работой, результатами. Обсуждали их и вносили, если требуется, коррективы. Кстати, ту же методику использовал я позднее при работе в лаборатории, а особенно на директорском посту. Приезжал на Алтай, Саяны, Кузнецкий Ала-Тау, в Среднюю Азию или на Кольский полуостров и в течение нескольких дней или недель (а то и месяц с гаком) работал в составе данного полевого отряда. Чему-то учился сам, что-то подсказывал, но, как правило, такие экскурсы в различные группы были обоюдно полезными.
Правда, на первых порах, особенно в институте, мне некоторые «доброхоты» доверительно рекомендовали не совершать такие поездки, не терять «директорское достоинство». Не внял я им и сейчас не жалею, что побывал почти во всех отрядах. Черновая работа в поле – не потеря, а скорее приобретение авторитета, если, конечно, приезжающий ведет себя соответствующим образом. Не дает какие-либо ЦУ, а совместно со специалистами вначале работает, затем обсуждает методы повышения результативности всей работы. Наиболее типичный пример этого – наши контакты с Юрой Львовым в разных полевых ситуациях.