Виктор Краснов. Стал бессменным завхозом экспедиции на три года. Его я знал еще по Саянскому походу как человека добросовестного, хозяйственного, ответственного. Познакомились мы с ним в 1953 г., обучаясь вместе на вечернем отделении радиотехнического факультета Томского политехнического института. Группа была небольшой, человек 20, так что к концу первого курса все уже друг друга знали и даже совместно отмечали праздничные даты.
С Виктором мы сошлись довольно близко. Он работал лаборантом на кафедре электрических станций, где было много чего недоступного, но крайне нужного медикам. Поэтому и по своим бетатронным делам встречался я с ним достаточно часто. Эти контакты существенно расширились и упрочились после Саянского похода. Так что «назначение» его завхозом имело под собой веские основания.
В отличие от остальных «космонавтов», он был заядлый «КМЕТовец» или «криновец». Эти два термина как бы поясняли концепцию участника. Безусловно, все хотели найти там следы братьев по разуму. Но одни это считали почти неизбежным, другие – весьма сомнительным. Расхождение в оценках вероятности того или иного исхода никак не влияло на взаимоотношения и на конкретные направления работ. И «космонавты» и «криновцы» выполняли любую работу добросовестно и в полном объеме, независимо от ее «корабельной» или «метеоритной» направленности.
Такое, правда не очень явное, разделение участников КСЭ существовало до апреля 1961 г. После полета Ю. Гагарина в нашем обществе появились настоящие (или «банальные», как мы тогда называли) космонавты, и нам пришлось заменить этот термин. Все – и «космонавты» и «криновцы» – стали именоваться гордым словом «космодранцы», автором которого был Валера Кувшинников.
Любопытным было возвращение Виктора из экспедиции в свой политех. Еще уезжая, он просил своего зав. кафедрой дать ему дополнительный отпуск, но получил резкий отказ и предупреждение об увольнении за прогул при опоздании хоть на три дня. И вот, когда он вернулся с опозданием на две недели и зашел в кабинет заведующего с вопросом, что же ему сейчас делать, заведующий ответил ясно и просто: «Иди получай зарплату за август и приступай к работе». Что Виктор и сделал.
Завхозом экспедиции Виктор был в 1960 и 1961 гг., а затем, после защиты кандидатской и избрания заведующим кафедрой в политехническом институте Оренбурга, исчез с горизонта. Но след оставил заметный. Однозначно можно сказать, что такого хозяйственного, предусмотрительного, организованного и, наряду с этим, ворчливого завхоза за все последующие годы в КСЭ не было.
Валерий Кувшинников. С ним мы, как и с Виктором, познакомились в ТПИ, где учились вместе в одной группе. Это был прирожденный Кулибин, изобретатель, рационализатор, конструктор. Его страстью было довести каждую конструкцию до совершенства. Бок о бок мы вместе работаем, с небольшими перерывами, вот уже лет 40. Вначале он работал в ТПИ электриком и конструировал бетатроны. Затем, по моему приглашению, перешел в нашу бетатронную на должность техника. Позже наша совместная деятельность продолжилась в лаборатории бионики Сибирского физико-технического института при Томском госуниверситете, а завершилась в стенах НИИ биологии и биофизики того же университета.
Валера и я - обоюдный крест, который несли мы все эти годы. Он – потому что при работе со мной не реализовались все его таланты и способности.
Я – потому что вынужден был, переходя на другое место работы, брать его с собой и оберегать от многочисленных нападок со стороны ближайших сотрудников. Причина элементарна. Как только он оставался без моего прикрытия, на него начинались нападки за медлительность, что соответствовало действительности. Валерий не мог что-нибудь делать поверхностно. Он во всем стремился достичь наиболее оптимального решения, что всегда связано с затратами времени. А это в условиях научного учреждения зачастую неприемлемо.
Делается экспериментальная установка, срок службы которой весьма ограничен. Если данный макет пойдет дальше - тогда его нужно шлифовать и делать качественно. Но большинство экспериментальных установок - однодневки. Собрал, провел эксперимент, снова нужно доделывать, а то и вообще разбирать. Валера эту идеологию не признавал в принципе. «Если делать, то делать по-большому» – как говорилось в одной шутке.
Помню, в первой экспедиции, когда до конца работ осталась неделя, а у нас вышли из строя все радиометры, прошу я Валерия до обеда не ходить в маршрут, а заняться их ремонтом. Посмотрел он на меня весьма выразительно и говорит: «Чтобы их отремонтировать, нужно неделю, а то и две». «Валера, - говорю, - у нас до конца работы всего неделя, каждый час дорог, нет столько времени». Поговорили достаточно резко. В завершение разговора я сказал: «Не можешь – не надо, останусь сам и до обеда сделаю, а ты отправляйся в очередной маршрут». Так и поступили. До обеда отремонтировал я приборы, пошли они сразу же в дело. Вечером встречаемся. Посмотрел Валера на мой топорный ремонт, качает головой: «Разве это дело. Тут скрутка проводов, а не пайка, здесь вместо болта щепочка вставлена, а это крепление просто нитками заменено. Все это скоро развалится». Спрашиваю: «А неделю продержится?» - «Может, да, а может быть, нет». Продержалось! Неделю радиометры работали безотказно, а там и полевым работам пришел конец.
Другая история из той же серии была в СФТИ, когда он должен был сделать пульт управления для лабораторной установки одного из сотрудников. Вначале был срок - неделя, затем две. Претензий и в его, и в мой адрес было достаточно. Где-то через месяц пульт был готов, вставлен в установку, началась работа. С тех пор прошло лет пятнадцать. Встречаю я как-то этого сотрудника. Разговорились. Сообщает: «А Вы знаете, все наши установки уже раз по десять переделывались, все многократно повыходило из строя, а пульт Валерин так и работает до сих пор безотказно». Говорю ему: «Ведь я тебе неоднократно повторял, что Валерий делает медленно, но надежно. Сколько раз из-за сбоев в работе пульта управления тебе пришлось бы переделывать целые пласты своих исследований». «Конечно так, но ведь тогда срочно нужно было».
Таков Валерий. Ему бы работать в каком-нибудь хитром заведении, где требуется оригинальность, надежность, качество, но не очень важны сроки. Вот там он бы был на месте. Одним словом, Кулибин!
|
|
|
Виктор Журавлев. Его невозможно отделить от истоков и становления КСЭ. Вначале он был вместе с Димой Деминым руководителем параллельной группы, намеревающейся идти на Тунгуску, о чем уже говорилось. После объединения наших групп он продолжал и продолжает быть одним из лидеров всего Тунгусского движения.
Сказать, что он является честью и совестью КСЭ, это еще недостаточно для его характеристики. Виктор – человек кристальной честности. Он органически не переваривает любую ложь, тем более злостную.
Есть люди лживые от природы, есть просто не всегда говорящие правду, но есть настолько правдивые, что обманывают лишь случайно. Виктор относится к числу патологически правдивых. Он всегда говорит то, что думает, делает то, что говорит, и, по-моему, даже в критической ситуации не способен солгать. Он никогда не присвоит чужой мысли, даже если эта мысль была сказана без достаточного обоснования и т.д. Будучи сам кристально честным, он и от других ожидает такого же отношения.
Помню, как в июне 1959 г., когда все еще только настраивалось, узнал я, что завтра у Виктора день рождения. Предупредил остальных причастных к делу, и решили мы пригласить его к готовому столу, чтобы он заранее не догадался. Так и сделали. Ребята у меня на квартире готовились к встрече, а я пригласил его в бетатронную и сказал, что прибыл гонец от Флоренского и мы идем на встречу с ним в 6 вечера.
В назначенное время приехали, идем. Ребята подсмотрели, что мы на подходе, выстроились в две шеренги и ждут. Заходим. Пропускаю вперед. А ему - букет цветов, поздравления, стол накрытый. Вроде бы все ясно без слов, но Виктор тут же спрашивает, а где же гонец от Флоренского. Поясняю, что гонца нет и не было. Он недоумевает, как же так? И только многочисленные поздравления и тосты несколько смягчили его недовольство обманом, ради него и затеянного.
Когда-то Виктор познакомился с одним руководителем научного объединения, работавшего совершенно в иной плоскости, чем его профиль. В разговоре, за рюмкой чая, этот начальник посетовал, что никак не может подобрать себе зама, на честность которого можно было бы полностью положиться. Сразу же ему предложили Виктора, охарактеризовав примерно так: «Он, конечно, ничего не понимает в Вашей тематике, но за его честность можно ручаться головой». От должности зама Виктор отказался, но какое-то время быть заведующим специальной лабораторией ему довелось.
Особенно щепетилен Виктор в вопросах авторства, чтобы невзначай не присвоить себе мысль, уже кем-то высказанную. Так было неоднократно и со мной, и с другими нашими коллегами. Дело иногда доходит до абсурда. Так, обосновывая приоритет К.Г. Иванова в обнаружении геомагнитного эффекта Тунгусской катастрофы, он буквально терроризировал меня требованиями вспомнить и точно указать дату, когда мы стали рассылать запросы по магнитометрическим станциям. Все разъяснения о том, что для нас эти запросы были обусловлены самим ходом и логикой событий, а для К.Г. Иванова, в лучшем варианте, случайным интересом, не убеждали его в некорректной постановке вопроса. Он продолжал упорствовать, доказывая, что раз ему Иванов сказал об обнаружении этого эффекта независимо и раньше нас, то он и должен считаться его первооткрывателем.
Вторая его особенность – прямолинейность или упрямое постоянство в отстаивании своих мнений. Нужно очень основательно постараться, чтобы переменить какие-либо частные мнения Виктора. На этой почве бывают иногда недоразумения, когда он продолжает упорствовать, хотя ситуация изменилась с точностью до наоборот. Он один из немногих в КСЭ, кто, взяв за основу концепцию космического корабля в 1959 г., ни разу не усомнился в ее возможной ошибочности. И даже их публикация с А.Н. Дмитриевым гипотезы о плазмоиде в своей основе имеет ту же «корабельную» концепцию, выраженную эзоповским языком.
Он один из немногих, кто начав Тунгусскую эпопею в 1959 г., никогда не порывал с ней, регулярно участвуя во всех дискуссиях, обсуждениях, планировании, а также во многих экспедициях. В 1966 г. ему пришлось быть начальником КСЭ-8, руководить полномасштабной металлометрической программой. Но похоже, что командные должности ему пришлись не по душе и в этом качестве он больше не проявлялся.
Еще раньше, в КСЭ-2, ему иногда приходилось выполнять обязанности зам. нач. экспедиции и, оказавшись на заимке, выполнять роль коменданта. Обычно, когда люди оказывались на Заимке, в перерывах между маршрутами, они вечерами засиживались возле костра допоздна и просыпались тоже достаточно поздно. Тогда Виктор рано утром начинал всех будить. (Почему и получил прозвище «Будильный муж»). Умышленно-противным голосом и с подвыванием он кричал: «Падиём», – и ходил между рядами палаток. Оттуда в него летели сапоги, кеды, ругань, но он продолжал гнусавить свое, пока разбуженные космодранцы не вылезали из палаток. На этом все заканчивалось, без каких-либо обоюдных обид.
Но была тогда одна история, из-за которой он рассердился серьезно и надолго. Когда большинство групп были в разгоне, я тоже пошел в трехдневный маршрут, оставив Виктора за начальника.
Ковалевский с Иконниковой занимались магнитометрией Клюквенной воронки, а Львов со своей командой изучал Южное болото. Работали почти рядом. И вот, в один из дней, решил Львов подшутить над Ковалевским и заодно проверить чувствительность магнитометрических исследований. Взял он, когда на Клюквенной воронке никого не было, и под одну из коряг, в районе которой Ковалевский тогда работал, подсунул топор. По дороге подобрал на тропе округлую булыгу и стал на Заимке оживленно рассказывать, что нашел ее на краю Клюквенной воронки. Вскоре вернулся Ковалевский и тоже весьма заинтересованно стал рассказывать, что на краю Клюквенной воронки нашли, наконец, магнитную аномалию. Оказалось, что эти места совпали. После чего Виктор развернул бешеную деятельность, чтобы быстрее найти метеорит в Клюквенной воронке. Стали сколачивать группу, чтоб заняться подводными работами, привлекли Жору Гречко, который уже привез ласты и начал интенсивно искать теплое белье, чтобы спускаться в холодную болотную воду.
Когда эта деятельность достигла апогея, наступившего часа через три после начала розыгрыша, Львов признался в своей шутке. Все дружно посмеялись, но Виктор страшно обиделся и, когда через день я вернулся на Заимку, всерьез требовал, чтобы Львова немедленно выгнали из экспедиции. Никакие увещевания и доказательства отсутствия состава преступления его не убеждали. Смирился он только под влиянием обстоятельств, но долгое время был в обиде на Юру.
Виктор достаточно писуч, им написаны десятки статей по проблеме ТМ, причем по разным аспектам. Здесь и геомагнитный эффект, и металлометрические исследования, и расчетные работы по определению некоторых параметров явления в целом, обзорные статьи.
Вместе с Ф.Ю. Зигелем он написал книгу «Тунгусское диво», являющуюся наиболее полной сводкой всех дел по изучению этой проблемы. Книга написана научно-популярным языком и доступна любому желающему ее читать. Но сделать это крайне сложно, так как тираж ее где-то около 500 экземпляров и даже не у всех членов КСЭ она имеется.
В этой книге Виктор достаточно прозрачно отстаивает концепцию техно-генности ТМ, хотя и не говорит об этом прямо. Однако весь текст, вся фактура направлены к этой цели.
|
Виктор Журавлев. |
Дмитрий Демин. О нем можно говорить много, долго и хорошо, он тоже относится к числу «заслуженных ветеранов КСЭ». Дмитрий отличается стремлением не только собрать какие-то новые данные, факты, но, главное, дойти до их первопричины. |
Дмитрий Демин. О нем можно говорить много, долго и хорошо, он тоже относится к числу «заслуженных ветеранов КСЭ». Он не правозащитник, но пострадал в университете за правду и политику, заступаясь за диссидентов. Поэтому в экспедицию направился несколько позднее. И в подготовительный период, и в ходе самой экспедиции Дмитрий отличался стремлением не только собрать какие-то новые данные, факты, но, главное, дойти до их первопричины. Как радиофизик он мне, да и, по-видимому, остальным мало известен, потому что его радиофизическая карьера закончилась довольно быстро. Но как специалист по обработке результатов эксперимента, как человек, способный к разработке, построению и расчету моделей, он известен не только нам. Его отличает стремление осмыслить имеющийся материал, причем нестандартными методами, использовать им же разработанные алгоритмы для обработки, выявить скрытые зависимости и закономерности.
Вскоре после первой экспедиции он переехал в Новосибирск и также достаточно скоро переключился на работу с медиками. Основное направление его деятельности - обработка медико-биологической информации и построение соответствующих математических моделей. Здесь он ас! Но и здесь у нас с ним не всегда полное взаимопонимание. Он, как и многие представители точных наук, считает, что самый лучший вид обобщения – это получение однозначной математической формулы, описывающей какой-либо процесс, или, по крайней мере, достаточно четкая количественная зависимость между входными и выходными параметрами рассматриваемого явления.
В принципе, я с ним полностью согласен. Если число входов и выходов системы ограничено и все они известны, то именно таким путем нужно идти. Но в реальных условиях, как в медико-биологических исследованиях, так и Тунгусских, такой однозначности нет. Здесь мы имеем дело с очень большой и очень сложной системой. А это значит, что мы не знаем всех ее элементов и подсистем, не знаем всех связей между ними, а также всех ее входов и выходов. Более того, определенная часть этих знаний является «дезинформацией», нередко узаконенной и общепринятой, а иногда нашей собственной, но полученной с определенными нарушениями или погрешностями в методике. Здесь любая, пусть самая ультрасовременная обработка результатов, не может дать истинной картины. Как говорил один из классиков: «Математика, что мельница. Что в нее заложишь, то и получишь. Из хорошего зерна отменная мука, а из песка - тот же песок, только чуть мельче».
Однако эти расхождения в оценках применимости разных методов для обобщения результатов не мешают нам с обоюдным интересом контактировать по всем аспектам медико-биологической и тунгусской деятельности, а также дружить семьями почти четыре десятка лет.
Вторая особенность Димы Демина - его поэтический талант. Первые песни КСЭ, гимны, баллады - это его рук (скорее головы) дело. Написано профессионально – это отзыв специалистов. А отзыв простых смертных – безвестная известность. Помню, года через два после обнародования его песни «Парни ушли в долины» попал я на туристское сборище в Подмосковье. Среди других песен запевают эту. Спрашиваю, откуда знаете, отвечают, все знают, физтехи привезли, слова и музыка народные. И это, по-моему, самая наивысшая похвала для автора. Сейчас, когда удалось все же издать сборник Тунгусского поэтического фольклора под названием «Синильга», некоторые его произведения стали доступны каждому.
Многое можно еще сказать про Диму Демина, но сейчас, увы, в прошедшем времени. 25 августа 1998 г. его не стало. За полгода съела раковая опухоль. Но до самых последних дней, уже принимая обезболивающие, он продолжал активно заниматься делами тунгусскими, пытаясь расшифровать природу выявленных им «энергоактивных» зон. Зная, что уже обречен, он ни словом, ни жестом не давал понять окружающим, что ему тяжело, жутко уходить из жизни в самом расцвете сил. Всех встречал приветливо, с юмором, никогда не жаловался на свою немощь, но вплоть до последних дней был в курсе всех общеполитических событий, текущих тунгусских и институтских дел.
За две недели до своей кончины написал, видимо, последнее свое стихотворение, обращенное к медсестре.
Стремительна, на ум остра –
Горжусь тобою, медсестра.
И как ты делала инъекции –
Ни разу не внесла инфекции.
Как появлялась ты в палате
В своем блистательном халате!
Какие теплые ладошки,
Как с них клевать хотелось крошки.
Гибрид Христа и Анжелики.
Иной судьбы немые лики.12.08.98. 9-45.
В течение всей болезни члены КСЭ пытались ему помочь любыми способами. Повторилась та же история, что была со мной в 1976 г. Лекарства, деньги, уход – во всем КСЭ принимала самое активное участие. Нужно было договориться о том, чтобы его положили в подходящую клинику Новосибирска, и академик РАМН Н.В. Васильев специально едет туда из Томска, где он был проездом в свою харьковскую «заграницу». Нужны были ночные дежурства, и Виктор Журавлев почти бессменно проводил ночи в его палате. Потребовались дорогие лекарства – тут же были собраны необходимые средства. Но, несмотря на все мыслимые и немыслимые усилия, коварная опухоль съела Дмитрия.
В организации похорон принял активное участие институт, в котором он проработал долгие годы, а также члены КСЭ. Местные и иногородние. Только из Томска приехало больше полутора десятков человек, а всего собралось более сотни. Плохих людей так не провожают.