Но вернемся к нашим делам. Выходы за город помогли узнать достаточно хорошо друг друга. Все разговоры у нас велись только на «ты» и по имени. Почему-то у Виктора на первых встречах сложилось убеждение, что вся наша группа состоит из студентов. И вот однажды, недели через две после начала нашего знакомства, шли мы по Университетской роще вместе с Виктором и говорили, естественно, о делах Тунгусских. Поинтересовался он и Колей Васильевым - на каком курсе учится? Говорю – давно закончил и институт, и аспирантуру, защитил кандидатскую, но пока не утвержден. Работает ассистентом на кафедре микробиологии. Виктор остановился от неожиданности, спрашивает: «А ты на каком курсе»? Говорю – в ТПИ на пятом, заочного, а мединститут кончил три года назад, работаю врачом-инженером бетатронной лаборатории. Это так его озадачило, что он вдруг перешел на «вы», но, к счастью, всего на несколько минут.
Постепенно из двух туристических групп стал формироваться единый экспедиционный отряд. Центр и штаб его расположился в нашей бетатронной лаборатории, а мне, как-то естественно, само собой разумеющимся образом, пришлось выполнять обязанности начальника.
Здесь уместно сделать еще одно пояснение: что значит руководитель или начальник КСЭ? Никто его не выбирает, никто не утверждает. Просто среди всех участников кто-то уделяет этому делу больше времени, больше внимания, не боится, при необходимости, брать ответственность на себя. Естественно, что этот человек знает проблему, все ее подводные камни, внешние связки и привязки лучше других. Его мнение, решения чаще бывают более обоснованными. (Не потому, что умнее, а потому, что он этому делу отдал больше времени, сил и, следовательно, обладает большим объемом информации). Так получилось и со мной в данном случае.
Кстати, здесь уже проскользнуло название КСЭ. Сейчас к этому все привыкли. Но тогда, в 1959 г., многие, и в частности Коля Васильев, были категорически против. «Что за самодеятельность, напоминает художественную, а у нас научные цели». Поговорили на очередной «пятнице» (еще один термин, требующий расшифровки), но не договорились. Кто-то был за, кто-то против, причем протестующих больше. Пришлось, на первых порах, где-то убеждать, где-то согласовывать, но постоянное использование термина свое дело сделало. Стал он привычным, вроде бы узаконенным. Поэтому и на пути в экспедицию, а тем более после ее завершения термин КСЭ стал родным, близким, всем понятным.
Что такое КСЭ? Вопрос элементарно прост и предельно сложен. Расшифровывается так: Комплексная самодеятельная экспедиция. Иногда добавляется пояснение, которого нет в сокращенном названии: «по изучению Тунгусского метеорита». Обычно, для конкретизации времени, добавляется число, указывающее год существования этой организации, или порядковый номер самих экспедиций. При этом КСЭ-1 соответствует 1959 году, КСЭ-2 – 1960, КСЭ-40 – 1998 г. Вроде бы все становится абсолютно ясным. КСЭ – это группа лиц, различных специальностей (комплексная), добровольно объединившихся (самодеятельная) в неформальную организацию (экспедиция) для изучения проблемы Тунгусского метеорита.
Но в этих расшифровках отсутствует главное, что отличает КСЭ от подобных ей самодеятельных организаций: ее дух, взаимоотношения между людьми, взаимодействие с внешним миром (по отношению к КСЭ, естественно), а также длительность ее существования.
Помню, как почти тридцать лет тому назад одна молоденькая корреспондентка «Комсомольской правды», прибыв в Томск, все допытывалась у меня: «Почему вы не развалились? У нас по Союзу возникают сотни самодеятельных неформальных объединений. Собираются, разрабатывают и принимают программу, устав. Мы им помогаем. Но проходит два-три года – и рассыпается такая юридически оформленная организация. Вы существуете почти 10 лет. В чем причина вашего долголетия?»
Ответил я тогда не очень вежливо и не совсем по существу: «Наверное потому, что у нас нет устава, нет программы и вы нас не поддерживаете». Здесь есть элемент лукавства, так как нам помогали много и многие, но не ЦК ВЛКСМ и не «Комсомольская правда». Действительно, в КСЭ никакого устава не было и нет, нет принятой официально программы, нет вообще каких бы то ни было, регламентирующих ее деятельность бумаг, принятых и утвержденных какой-либо инстанцией или собранием. Но еще при ее появлении на свет были заложены основные традиции или принципы межличностных взаимодействий. Вообще-то они стары, как мир. Заложены и в 10 заповедях Моисея, и в «Моральном кодексе строителя коммунизма». Разница только в том, что там они были провозглашены, а в КСЭ реализованы.
Когда-то Лена Кириченко (многолетний член КСЭ, москвичка, геофизик, которой сегодня уже нет в живых) дала такое определение: «КСЭ – это прообраз посткоммунистического общества». Действительно, принцип социализма: от каждого по способности – каждому по его труду. Принцип коммунизма: от каждого по способности – каждому по потребности. Принцип КСЭ: хочешь работать – заплати! За 40 лет в КСЭ никто и никогда не получал зарплаты, каких-либо льгот, выгод в материальном плане. Наоборот, все (без исключения!) за работу в КСЭ заплатили большую или меньшую сумму. Иногда это были только экспедиционные расходы, иногда требовались деньги на какое-либо оборудование, расходные материалы – все оплачивалось из своего кармана, а иногда и, как сейчас принято говорить, за счет «спонсоров».
А спонсоров было много. Нам помогали почти все властные структуры, партийные и комсомольские органы, армейское начальство, академические институты, сотни просто рядовых граждан: от рыбаков и разнорабочих до директоров объединений, академиков, генералов. Всех проблема Тунгусского метеорита не оставляла равнодушными. Я мог бы здесь привести десятки примеров, когда авторитетнейшие люди нашей страны взаимодействовали с КСЭ и помогали ей в своих начинаниях: И.В. Курчатов и С.П. Королев, И.Е. Тамм и Л.А. Арцимович, М.А. Лаврентьев и А.А. Трофимук, М.А. Леонтович, В.С. Соболев и многие-многие другие. Всем им хотелось бы выразить свою признательность и благодарность.
Но это только одна грань КСЭ. Все ее члены - бессребреники, старающиеся часть расходов переложить на различные официальные структуры, но сами лично от этого не получающие ни копейки. Другая грань – членство. На вопрос о количестве членов КСЭ никто не сможет дать даже ориентировочного ответа. Точно известно, что при рождении КСЭ их было 12 (это состав первой экспедиции). Но уже осенью 1959 г. в камеральную обработку собранного материала включилось дополнительно несколько десятков человек. Часть из них влилась в состав следующей экспедиции, часть занималась только лабораторными исследованиями. Как их считать? Или члены КСЭ – это только участники полевых работ, или только те, кто прошел пешком тропу Кулика, или те, кто просто участвует в обсуждении планов исследований? Ответа нет и быть не может. Член КСЭ – это тот, кто в ней работает, не получая специальной зарплаты, а нередко вкладывающий свои кровные.
Кто-то в КСЭ работал один сезон, кто-то несколько, а кто-то, связавшись с ней в 1959, 1960 и т.д. году, продолжает эту связь вплоть до настоящего времени. Так, в составе КСЭ-1 было 12 человек: врач-инженер, ассистент, 2 аспиранта, 3 выпускника вузов, 5 студентов и ни одного утвержденного кандидата наук. Семь из них продолжают активную деятельность в КСЭ до настоящего времени. А по чинам и званиям – два доктора наук, действительные члены ряда общественных академий, один из них академик РАМН, пять кандидатов, пять специалистов-практиков. Если же взять КСЭ-2, то картина будет еще более наглядной: летчик-космонавт – 1, академиков – 3, докторов наук – около 10, кандидатов – более 20. Такая же ситуация и во всех последующих экспедициях. Поэтому можно с полным правом сказать, что КСЭ – это своеобразная кузница научных кадров по многим специальностям. Действительно, если только перечислить специальности более или менее постоянных членов КСЭ, то уже среди них есть: геолог, географ, биолог, физик, химик, математик, литератор, историк, журналист, кинооператор, техник, медик, энергетик, радиотехник, юрист, экономист, художник, учитель, охотовед, писатель, поэт, этнограф и др.
А если учесть более дробную специализацию и взять вообще всех участников работ и экспедиций, то, пожалуй, не найдется специалиста, не участвовавшего в ее деятельности. Хотя нет. Есть одна профессия, представители которой весьма много делали для КСЭ, но никогда не входили в ее состав. Это управленческий персонал советских и партийных органов. Действительно, и с партийными, и с советскими органами (естественно, до их устранения), приходилось регулярно контактировать и практически всегда получать от них помощь, хотя сами они в экспедициях не принимали участия. Так что их тоже можно с полным правом считать членами, а точнее, спонсорами КСЭ.
Есть в КСЭ десятки писаных и неписаных правил, обычаев, традиций. Еженедельные «пятницы», майский и ноябрьский общие сборы, на которые в былые времена приезжали москвичи и ленинградцы, а теперь – только отдельные представители Новосибирска, Красноярска, Омска и других ближних мест. Осенью подводятся итоги летних экспедиций, а весной согласовываются планы очередных.
Каждый сбор начинается деловой частью, где обсуждаются научно-организационные проблемы, а заканчивается – неофициальной, включая приказ, гимн, «курумник», песни и танцы. Вот как описал позднее суть майского сбора, проводившегося как всегда под Томском, на оттаявших склонах Магадаевских «холмов», Дима Демин.
Косогоры, косогоры, косогоры,
И ручьев ледяная вода.
Эти сборы, эти сборы, эти споры
Не кончаются никогда.Закачается луна над поляной,
Согревая палаточный уют.
Кто не пьяный, кто не пьяный, кто не пьяный,
Тот, наверно, или враг, или плут.Нет, не скоро, не скоро, не скоро,
Мы, как мамонты, в вечность уйдем.
Мы вернемся к своим косогорам
И огромный костер разведем.Закачается луна над поляной,
Согревая палаточный уют.
Кто не пьяный, кто не пьяный, кто не пьяный,
Тот, наверно, или враг, или плут.Ну так что же, старики-командоры,
Это что ж получилось у нас.
Пронеслось над косогором, косогором
И по-прежнему скрыто от глаз.Лишь качается луна над поляной,
Согревая палаточный уют.
Кто не пьяный, кто не пьяный, кто не пьяный,
Тот, наверно, или враг , или плут.Косогоры , косогоры, косогоры,
И дыханье спирает в груди.
Приходи на косогоры, с которых
У тебя еще все впереди.Там качается луна над поляной,
Согревая палаточный уют.
Кто не пьяный, кто не пьяный, кто не пьяный,
Тот, наверно, или враг, или плут.
Кстати о питии. В этой песне, так же как во многих других стихах и песнях КСЭ, часто встречаются разухабистые строчки о выпивке. У неискушенного читателя может сложиться впечатление, что собрались там действительно «выпивохи». Чтобы разъяснить это заблуждение, заранее расскажу о свадьбе Виктора Журавлева, которая состоялась вскоре после экспедиции.
Намечается свадьба, на которой будет присутствовать человек тридцать. Из них парней – больше двадцати. Закупаем 6 бутылок шампанского, 6 бутылок сухого вина и три(!) бутылки водки. Когда мать Виктора, учительница по профессии, приехавшая на свадьбу сына, узнала о таком запасе спиртного, буквально схватилась за голову, дала деньги и потребовала докупить еще.
Когда я ей сказал, что, по нашему опыту, закупленных запасов выпивки вполне достаточно, а кроме того у нас есть полулитровая резервная бутылка спирта, она собралась сама идти и покупать недостающее. Пришлось послать кого-то за дополнительным запасом спиртного. Принесли еще 6 бутылок какой-то горькой сорокаградусной настойки. Пригласил я мать Виктора, показал на закупленные бутылки, поставил их в сторонку и сказал, что завтра посмотрим на то, что от них останется.
Пришли молодые, поздравили их шампанским, с 3 дня до 3 ночи пели, пили, веселились, затем, немножко проспавшись, собрались снова. Опять часов до 6 продолжалось застолье – «пили, пели, веселились».
А перед самым уходом подвожу я мать Виктора к столу и показываю: одна бутылка водки выпита полностью. Две другие – чуть больше чем наполовину. Подвожу к ее «запасам». Все 6 бутылок стоят на месте. Постояла, покачала головой. Может, стало жаль напрасно потраченных денег, но вслух сказала только: «Да-а-а..., а может быть, это и к лучшему».
Тут же уместно расшифровать термин «пятница». Как я уже говорил, на первых порах наше знакомство проходило, в основном, на загородных выходах. Тогда суббота была рабочим днем. Чтобы отправиться в поход нормально экипированным, накануне нужно было договориться: кто и что берет. Кто сахар, кто хлеб, кто палатку, котелки и т.д. Здесь же уточнялся состав идущих. Поэтому была договоренность, что все намеревающиеся идти после работы в субботу, собираются в бетатронной накануне, т.е. в пятницу. Постепенно эта традиция - «пятница, 19.00» – стала постоянным временем еженедельного общего сбора. Даже если в субботу выход не намечался, всегда возникала необходимость обменяться информацией, что-то обсудить, распределить обязанности. Особенно это стало необходимым в предэкспедиционный период. Тогда, как писала позднее Алена Бояркина, стали «все дни сплошные пятницы».
К числу других неписаных правил КСЭ можно отнести доброжелательность, взаимотерпимость, взаимоподдержку, готовность в любое время придти на помощь, если возникла такая необходимость. И полное отсутствие навязчивости, если такой необходимости нет.
Мне в 1976 г. это пришлось испытать на себе, когда с послеоперационным диагнозом «тотальный панкреонекроз» лежал в волгоградской хирургии. Оценка врачей была однозначной: «жить не будет». Однако благодаря бескорыстной поддержке всех друзей выжил и, тьфу-тьфу, жив до сих пор. А ведь тогда жена, та самая Люда Толстых, о которой уже писал, сутками сидела возле койки да моталась ежедневно в аэропорт за присылаемыми из разных мест передачами с лекарствами. А лекарств надо было много, импортных и дорогих. Кто, каким образом их доставал в разных местах Союза, я не знаю и, наверное, никогда не узнаю, но недостатка в контрикале не было. Его слали из Томска и Москвы, Ленинграда и Симферополя, Владивостока и Новокузнецка, Новосибирска, Киева, Кемерова и т.д. Как-то врачи сказали: «Нужен цепарин». Люда позвонила по одному-двум телефонам, говорит: «Завтра будет». Потребовалось облепиховое масло – получили на следующий день. Так во всем. И это опять одна из особенностей этой несуществующей организации.
Еще две сценки из экспедиционной жизни КСЭ. Год 1961, КСЭ работает как отдельный отряд в составе экспедиции КМЕТа, руководимой К.П. Флоренским. Состав нашего отряда 51 человек. Всей экспедиции, часть участников которой работали там по одной – две недели, – 76. Естественно, что тон там задавали наши ребята. Взаимоотношения были вполне нормальными, но с оттенком вольности, свободы мнений и без всякого чинопочитания. Поэтому Кирилл Павлович, особенно на первых порах, предпочитал общаться с нашими кадрами через меня. Тем более, что прямой контакт у него вначале не получился. Вольница есть вольница. Но это не просто бесшабашный народ, а люди, сами себя обязавшие быть в экспедиции и выполнять все ее неписаные законы. Вот пара примеров из той жизни.
В самом начале экспедиции Леня Попов, отменный таежник и йог по призванию, получил задание дождаться в Ванаваре прилета очередной нашей группы, возглавить ее для движения по Куликовской тропе, а самое главное – обеспечить нормальную переправу через Чамбу, таежную реку, расположенную на полпути от Ванавары до центра и в это время весьма полноводную.
Однако Леня, услышав, что организуется маршрут, в котором он тоже хотел бы участвовать, сел в попутный вертолет и прилетел на Заимку. Спрашиваю его, а как же быть с переправой группы? Отвечает, что они как-нибудь сами справятся. Кратко и достаточно резко говорю: «Бери на неделю продукты, лодку резиновую и через пару часов двигайся на Чамбу (до которой более 40 километров), дожидайся группу». Недовольный Леня ушел. Здесь Кирилл Павлович, присутствовавший при разговоре и уже немножко познавший наш стиль взаимодействий между собой «на ты и запросто», изумленно говорит: «И Вы думаете, что он пойдет?» Недоумение у меня: «А как же иначе?» Когда Леня действительно ушел, и не через два часа, а через час, Кирилл Павлович стал совсем по-иному относиться ко всей этой внешне разболтанной компании.
Другой пример того же рода. Недели через три после начала работ экспедиции появился в ней Кронид Любарский, тогда астроном, впоследствии известный правозащитник, недавно погибший. Мне довелось быть случайным свидетелем, когда после первых часов знакомства с нашей братией приходит он к Флоренскому и прямо говорит: «Кирилл Павлович, где Вы эту шантрапу набрали? С ними просто невозможно работать. Они же никого не признают!»
Проходит месяц или два. Подходит ко мне Кронид, спрашивает, как ему вступить в КСЭ, кому писать заявление. Напоминаю о том первичном разговоре с К.П. Смеется: «Я ведь тогда ничего не знал о КСЭ, а сейчас хотел бы быть в ее составе».