Вернувшись в Томск, переговорил я на эту тему со своими бывшими товарищами по турпоходам: Виктором Красновым, Мишей Мячиным и Игорем Антоновым (он хотя и жил в Кемерове, но общались мы достаточно часто). Виктор и Игорь идею поддержали, а Миша сразу отошел по ряду причин. Затем разговор на ту же тему с Валерой Кувшинниковым, который горячо ее одобрил. Итого 5 человек: Антонов, Краснов, Кувшинников, Толстых, ну и я – в качестве закоперщика. Группа вполне дееспособная для выполнения единственной задачи, которая для нас была принципиальной: что там с радиоактивностью?
Затем появился еще один кандидат в участники – Коля Васильев. Он был в то время ассистентом кафедры микробиологии Томского мединститута, только что защитившим кандидатскую диссертацию. Коля был не экспедиционник, но идея поискать дюзу марсианского корабля ему очень понравилась, и он начал понемногу подключаться к работе. Сказать «начал подключаться» – еще ничего не сказать. Если все остальные кандидаты в участники были изначально туристами, и для них ТМ – это еще один туристский поход, преследующий в том числе и научные цели, то для Николая главным был научный интерес, а жизнь походная рассматривалась им как неприятная, но необходимая обуза. Поэтому ни в каких мероприятиях туристско-походного толка он никогда не принимал участия, в то время как остальная троица томичей почти еженедельно на воскресенье выходила за город. Там всё проговаривалось, обсуждалось, планировалось. Ну, а Николай, как человек кабинетный, получил задание более тщательно подобрать и основательно проштудировать не только основную литературу по проблеме, что делали все, но и газетные публикации 1908 г.
Зимой 1958/59 гг. произошло еще одно знаменательное событие: встреча и знакомство двух туристских групп, намеревающихся летом добраться до места падения ТМ. Как уже говорилось, главной задачей летней экспедиции мы считали проверку гипотезы о наличии там повышенной радиоактивности, со всеми вытекающими из этого последствиями. Но для этого нужно было иметь полевые радиометры, а не только стационарные приборы, имевшиеся в нашей бетатронной лаборатории.
И вот в один из зимних дней направились мы с Валерием Кувшинниковым в общежитие Томского политехнического института, где проживал его товарищ, работавший на кафедре геофизики, имевшей полевые радиометры. Там в разговоре выяснилось, что с аналогичной просьбой к нему уже обращались аспиранты университета, собирающиеся пойти туда же. Нас это, естественно, заинтересовало, и он предложил встретиться у него через несколько дней.
С нашей стороны были мы с Валерием Кувшинниковым, а с другой – Виктор Журавлев и Дмитрий Демин. Разговор вначале был довольно сдержанным. Каждый набивал себе цену, хотя делить было абсолютно нечего. Виктор Журавлев рассказал вкратце о своей встрече с Е.Л. Криновым и о том, что он дал ему пару листов выкопировок с карт и задание: дойти до границ вывала в восточном направлении. Тут же Виктор рассказал о своей встрече с А.П. Казанцевым, который благословил его найти корму космического корабля. У нас в запасе было только желание работать и четкий план действия, основанный на изучении литературы по ТМ.
(Кстати, одна ремарка. В максимовском фильме о работах КСЭ 1968 года Дима Демин о первой экспедиции говорил примерно так: «При подготовке к экспедиции в нашем багаже была пара прочитанных популярных книжек о ТМ». В их подгруппе это, вероятно, так и было, но «в нашем багаже» – я имею в виду нашу подгруппу – была уже прочитана вся основная литература по проблеме, включая некоторые иностранные источники.)
Виктор сказал, что их команда уже набрана в количестве 10 человек, больше они никого брать не намерены и в контактах с нами не нуждаются. Я сообщил, что наша команда включает 6 человек, цель одна и сугубо научная – мерить радиоактивность, с литературой знакомы, но раз уж мы идем в одно и то же место, то идти порознь неразумно, нужно договориться либо о координации, либо о кооперации, а лучше всего продумать вопрос о полном слиянии двух групп. Тогда эти предложения не прошли, но было договорено, что для взаимного ознакомления начнем мы серию совместных выходов за город.
В первую же субботу встречаемся. Наших трое (Коля Васильев никогда в такие походы не ходил), а со стороны универсалов – Виктор Журавлев и с ним трое девчат. О них он кратко сказал: «Это не наши, просто туристы из университета». А были это Алена Бояркина, Галя Иконникова и Люба Некрасова (Демина), достаточно хорошо известные всем по последующим экспедициям.
Сходили за город на лыжах. Жгли костер, беседовали. Виктор обещал, что уж на следующий раз вся его группа будет в сборе. Но опять не все. Виктор, Дима, те же девчата, сестра Виктора - Руфина, студентка-метеоролог геолого-географического факультета университета, и нас трое. Здесь пошли уже более детальные разговоры, и не только о Тунгуске. Познакомились мы за эти походы основательно, что и привело к сближению.
Вообще туристские походы в этом смысле – куда более надежное время и место для знакомства, чем многие дни, недели, месяцы в городе. Ведь в городских условиях мы встречаемся на час - другой, раза два в неделю. Редко чаще. А в походных условиях, когда в течение суток все 24 часа люди находятся вместе, они узнают друг друга лучше, чем за месяцы городского общения.
Сам был очевидцем, как влюбленная года два пара через три походных дня разбежалась сразу после возвращения. Но неоднократно наблюдал и противоположные тенденции. Хотя никто, по-моему, не проводил статистику Тунгусских свадеб, но их число давно измеряется десятками. Та же картина со знакомствами парней или девчат между собой. В походе, как в разведке, очень быстро люди распознают, кто чего стоит. За десятки лет полевых экспедиционных работ передо мной прошла целая вереница людей самых разных характеров, настроений, специальностей. Кто-то из них после первой же экспедиции порывает с ней навсегда, а кто-то, побывав раз, становится ее постоянным участником. Чуть позднее на эту тему Виктор Черников написал, затем сочинил музыку и спел под гитару такую изумительную вещь:
Вот и кончен сезон, собираться пора в путь-дорогу,
Лишь осталось тебе пробежать по тропе налегке.
Подожди, не спеши, в Командорской избе у порога.
Там девчонка стоит, что бродила с тобой по тайге.Проливные дожди над палаткой тяжелой и мокрой,
Бесконечность болот, да туман, наползающий с гор.
Сколько с ней вы прошли, сколько соли на ваших штормовках!
Подожди, не спеши, не залей в своем сердце костер.Пусть не вам разгадать ту загадку ХХ века,
Что сверкнула звездой, затерявшись в лесах и годах.
Голубую Кимчу и рассветы над озером Чеко –
Это в ваших сердцах унесете с собой навсегда.А когда над тайгой снова белые ночи прольются
И тропу Кулика вновь омоет июньским дождем,
Мы вернемся назад, мы не можем, друзья, не вернуться,
Мы вернемся сюда и девчонок своих приведем.
А еще раньше Дима Демин по аналогичному поводу написал задумчиво-лирические строки:
Люблю смотреть в твое лицо,
Когда ты рядом спишь,
Когда сжимается в кольцо
Вокруг лесная тишь,Когда проходит амикан (По-эвенкийски – медведь.)
По сумрачной тайге,
Когда полуночный туман
Стекает по реке.Быть может, это только сон –
Я зря затосковал.
Люблю смотреть в твое лицо –
Серебряный овал.Когда на сопки шлет гонцов
Печальная заря,
Люблю смотреть в твое лицо,
Дыханье затая.Пусть зажигают города
Зеленые огни
Пусть исчезая навсегда,
Бегут за днями дни,Пускай течет иная жизнь
Сквозь пальцы, как песок,
Люблю, когда ты рядом спишь,
Смотреть в твое лицо.
О делах походных, экспедиционных можно писать книги, поэмы, стихи (кстати, они написаны многими и во множестве), но все равно их специфику рассказать невозможно, как невозможно слепому расписывать красоты тайги или глухому петь кантаты. Туристический поход, полевые работы, экспедиции – это не просто отдых или специальность, это особый образ жизни, который не каждому дано освоить и принять.
Рассуждая о специфике походной жизни, хотелось бы вновь вернуться к Николаю Васильеву. Уже говорилось, что к делам походным он относился с большим недоверием и опаской. Еще бы! Происхождение - генетически профессорское. Дед – профессор, отец – профессор, мать – профессор, жена – профессор, даже сын, и тот сейчас уже профессор. Причем все – не экспедиционного профиля. Типичный кабинетный ученый, непонятно как и почему увлекшийся Тунгуской. Не случайно в первой экспедиции он чувствовал себя несколько скованным. Но мужество и целеустремленность не позволили, даже намеком, показать свою неподготовленность, хотя ему порой было очень нелегко. Поэтому на следующий год он с группой из четырех человек пошел в самостоятельный, достаточно сложный маршрут по Обь-Енисейскому междуречью. Подозреваю, что главной целью этого маршрута была не только проверка сообщений Драверта о кетских вывалах, вызванных Тунгусским метеоритом, но и самоутверждение в экспедиционных делах. Проверка своих способностей и возможностей идти в сложный, практически туристский маршрут и руководить, хоть маленькой, но самостоятельной группой.
Прошел он все эти испытательные проверки и самопроверки весьма успешно, а в настоящее время является опытным полевиком, руководителем, организатором многих экспедиционных работ. Этот образ жизни стал для него своим, привычным, родным. Если рассказать о первых робких шагах Николая по Тунгусской тайге современным участникам КСЭ – ведь не поверят. Такого просто не может быть!