Снова Новосибирск, СОАН, ИГГ, Христианович, Трофимук и оформление всех бумажных дел. Сложности оказались с картами. Их пришлось специально заказывать в Новосибирском отделении ГУГКа (Главное управление по геодезии и картографии). Карты институтом были получены, выдавать их мне как своему сотруднику первый отдел имел право. Но по инструкции вместе с картами я должен был получить пистолет для их охраны. Пришлось оформлять в милиции разрешение и маяться с оружием. Я больше опасался не шпионов, которые только и ждут, как бы увести у меня карты, а за сам пистолет. Поэтому положил его на дно рюкзака, карты – в специальный железный тубус, который опечатывался выданной печатью, и оставил все на квартире у Лени Шикалова.
Шло решение последних оргвопросов. Главный из них – деньги. Выдали мне «на карманные расходы» всего тысяч десять, чтоб всем доехать от Томска до Красноярска, двадцать тысяч переводили в Красноярск и оставшиеся 70 - в Ванавару.
Завершив новосибирские дела, прибыл в Томск. До отъезда – неделя, а недоделанного, как всегда, уйма. Снова стали «все дни сплошные пятницы». Из Томска едут человек тридцать. Кроме того, отдельно идет группа Николая Васильева на Кеть. Четыре человека, но состав вроде бы сильный: Ошаров, Трухачев, Ерошкина. Все с опытом полевых работ. Нужно проверить сообщения Драверта еще об одном месте падения ТМ.
Выдаю им карты, договариваемся о системе связи. Не помню сейчас, раньше нас они выехали или позднее, но хорошо помню ряд эпизодов из их жизни и быта, рассказанных, естественно, после всех возвращений.
Во-первых, хотя мы были в разных местах, но все их передвижения и некоторые приключения знали по ходу дела. Николай, будучи исключительно организованным и дисциплинированным начальником группы, обо всем сразу же сообщал в Ванавару. Его телеграммы мы получали каждую неделю, а то и чаще. Иногда телеграфировали сами. Так что договоренность о взаимном информировании выполнилась полностью.
Вторая деталь, о которой мы узнали, естественно, при встрече, касалась отношения Николая к секретным картам. Было у него их листов 30 и, как рассказывали «очевидцы», каждый вечер происходило священнодействие, когда Николай вновь и вновь пересчитывал карты. Почему-то цифры обычно не совпадали. Тогда он призывал наиболее аккуратную, по его мнению, Аллу Ерошкину, которая в очередной раз подтверждала, что все карты целы.
Третья история, связанная также с Николаем, произошла на одной из таежных переправ по бревну через глубокую речку. Надо сказать, что ходить по бумам он не умел и не любил. Помню историю 1959 года, когда мы вместе возвращались по Тропе в Ванавару. Подошли к небольшому ручью шириной метров пять и глубиной не более полуметра, через который было положено бревно. Почти все перешли, даже не задерживаясь. Дошла очередь до Николая. Дождался он последнего и пошел за ним. Прошел метра два, закачался, шагнул в воду, снова вернулся – и опять та же история. Говорю ему, после второй или третьей попытки: «Зачем возвращаешься, ведь все равно уже по колено мокрый». Махнул он рукой и перешел ручей вброд.
Почти аналогичная история произошла и в кетском маршруте. Подошли к реке (кажется, Колокольной), весьма бурной, глубокой и с высокими берегами. Ствол дерева лежит поперек. До воды 5 метров, да и глубина еще такая же. И нигде ничего более удобного для переправы нет. Все из группы перешли. Рюкзак Колин перетащили. Пошел и он. Дошел до середины и закачался. Тут не растерялся Гена Трухачев, его студент и кружковец. Быстро говорит: «Алка, заткни уши», и продолжил что-то в весьма резкой форме. Коля от неожиданности и возмущения в два прыжка преодолел оставшееся расстояние – и чуть не с кулаками на Трухачева. А тот спокойно говорит: «Все – все, что требовалось, то и получилось».
Пора, видимо, остановиться на кандидатуре Коли Васильева концентрированно, а не отдельными эпизодами, как было ранее, тем более, что он заслуживает этого больше любого другого.