В годы войны Лена сначала работала в госпитале медсестрой, затем поступала в вузы, сразу в 6 штук! И всюду была принята. Диапазон: от радиотехники до балета. На занятия начала ходить в два. Один радиотехнический, другой кинооператорский, а может быть режиссерский, уже не помню точно. Но хорошо помню ее рассказ, как она выбирала, куда сегодня идти. Мимо ее дома шел только один трамвай, а институты были в противоположных концах его маршрута. Принцип выбора был прост: в какую сторону трамвай подойдет вперед – в тот институт она и ехала. Но ко второму курсу направление определилось: геофизика. Там училась, закончила, работала в ИПГ по специальности.
Помню одну любопытную деталь из ее воспоминаний о студенческой жизни. Время военное (или первые послевоенные годы), денег в стране мало, стали распродавать коллекционные вина. Собрала всю стипендию, еще кое-что прихватила у подружек и купила заплесневевшую бутылку шикарного вина. Собрались друзья, попробовали – уксус. Так и не пришлось полакомиться.
Помню еще пару нестандартных ситуаций. Возвращался я из командировки через Москву. Времени от одного аэропорта до другого – всего несколько часов, а мне у нее нужно было для срочного отчета взять результаты лабораторных анализов. Звоню сразу по прилете из Внуково к ней домой, сестра отвечает, что уже ушла на работу. Еду в город, все равно нужно в другой аэропорт. Звоню на работу – нет, говорят, еще не приходила. Снова звоню домой, ответ тот же – ушла на работу. Значит, незадача. Ладно, думаю, зайду хоть в «Детский мир», возьму что-нибудь для ребятишек своих. Подъехал, поднимаюсь по лестнице. Вдруг с верхней ступеньки, поскользнувшись, падает женщина. Поддерживаю. Оказалось – Лена. Изумительный пример из «теории невероятностей». Особенно если учесть, что своих детей у Лены нет и в этот магазин она зашла впервые за последние 10-15 лет.
Другой эпизод проще и комичнее. Посылаю из Новосибирска Лене телеграмму. Прошу срочно выслать какие-то материалы. А на почте не принимают. Говорят - это служебная, посылайте как положено. Объясняю, что телеграмма на домашний адрес, что здесь проездом. Не помогает. Говорят, что личные телеграммы обычно заканчиваются словом «целую» и тому подобное. Приписал я к тексту телеграммы «Целую» и отправил. Лена сначала недоумевала, даже рассердилась «за шуточки», пока не объяснил ей суть дела. А вот еще история.
Лена Кириченко.
"А Вы, Елена Васильевна, согласны лично поехать в экспедицию и помочь им разобраться в этих вопросах?" - "Да, согласна". Примерно так начиналось наше знакомство.
Летом 1962 г. занимались мы на Алтае изучением поведения муравьев. Располагались на реке Айлегуш, за перевалом, километрах в 40 от поселка Иня. Лена в это время была тоже на Алтае, в альплагере. Заранее договорились, что после лагеря она заедет к нам и проконсультирует по ряду геофизических проблем.
Чтобы она могла нас найти, оставили на почте точные координаты своего места расположения и сообщили, что через день будем приходить в Иню ее встречать. Получилось так, что она прибыла в поселок часа через два после нашего ухода. Расспросила местных жителей, как добираться, и отправилась вдогонку. Одна, без ружья, за 40 таежных верст.
Сидим мы вечером у костра. Рядом шумит горная речушка. Вдруг сквозь ее шум вроде бы голос человеческий прорывается. Подходим к берегу. Точно, кричат. Ответили. Голос ближе. Перешел я на ту сторону, а там Лена. «Не буду же я два дня дожидаться».
Утром показали нашу «муравьиную» работу и поделились затруднениями при измерении электрического поля атмосферы. Здесь надо сказать, что основной целью нашей экспедиции было выяснение вопроса о том, по каким предвестникам муравьи предсказывают дождь. Для этого мы каждый час проверяли состояние муравейников по трем показателям: обилие муравьев на куполе муравейника, их подвижность и состояние закрытости или открытости входов. В справочной и туристской литературе подчеркивался обычно последний показатель. «Перед дождем муравьи закрывают свои ходы». Вот мы и проверяли это. А чтобы параллельно выяснить, на какое изменение метеообстановки они реагируют, привезли целую уйму стандартных метеорологических приборов и каждый час проводили все метеорологические измерения. Для полноты картины решили также заняться измерением электрических характеристик атмосферы, хотя опыта в этом деле ни у кого не было.
Взяли электрометр, батареи, металлические пластины и начали измерять. Получается что-то весьма странное. При большой чувствительности нить электрометра бежит то до конца вправо, то до конца влево. Нуль установить не удается. Еще подозрительнее то, что каждый порыв ветра заметно отклоняет нить, рассматриваемую в микроскоп и полностью изолированную от движений воздуха. Так быть не должно. Электрическое поле, хотя бы и атмосферное, не переносится ветром. Таким образом, вопросы к Лене были по существу.
Ответ тоже. «Моя подруга в нашем институте получила аспирантское задание на аналогичную тему. Мерить поле атмосферного электричества на Эльбрусе. Больше года отрабатывала методику, неоднократно ездила в Ленинград - единственное место в стране, где эти измерения регулярно ведутся. А вы хотели сделать все по книжке. Не выйдет». Пришлось нам отказаться от этой затеи.
Тем более, что при внимательном изучении поведения муравьев оказалось, что они вообще не предсказывают дождь. Их обилие, подвижность и закрытость ходов существенно зависят от температуры. А так как перед дождем нередко наблюдается ее понижение, то по их реакциям можно прогнозировать дождь. Если же в хороший летний день начинается даже сильный ливень, муравьи начинают реагировать на него минут через 10-15 после начала.
После алтайской встречи нам еще дважды пришлось работать вместе на Тунгуске. В 1964 г., после первых результатов наших «мутантных» дел, снова мы с ней начали заниматься радиоактивностью. Теперь уже образцами, взятыми из экранированных мест. Давно известно, что «хорошая мысля приходит опосля». Так и здесь. Нет, чтобы все замеры радиоактивности под Куликовскими избами провести в 1960 г. Не пришла эта элементарная мысль своевременно. Сделали это в 1964 г.
Вначале на Пристани. Там нары сохранились еще с Куликовских времен. Подняли доски на нарах, затем пол. Основательно пришлось потрудиться. Строились избы на совесть. Под полом нашли сухие щепки, взяли для анализов. Взяли почву послойно до глубины в 1 метр в трех местах: под центром нар, ближе к стене и около самой стены. Последующие московские анализы показали, что и щепки, и почва, взятая в центре нар на всю глубину, дают такой же фон, как в контрольных местах, экранированных до сороковых годов.
В это время Лена была уже тяжело больна. «Рак грудной железы с метастазами». Врачи прогнозировали летальный исход в течение ближайшего времени. Но Лена, с ее активным характером, в дополнение к «Каширке» (онкоцентр возле метро «Каширская») сразу же стала использовать нестандартные методы лечения. Она познакомилась со многими экстрасенсами, травниками, гомеопатами и начала систематическое самолечение по различным методикам.
Поскольку я в то время занимался пусть теоретическими, но тоже оккультными вещами, то многие встречи с «лечителями» мы проводили вместе. С кем-то она меня знакомила, с кем-то – я ее. Поэтому постоянно был в курсе всех ее лечебных дел. На обычной жизни у нее эти дела никак не сказывались. Была деятельной, активной, многим интересовалась. Не раз бывало так, что при встрече в столице она тут же предлагала сходить или на очередную интересную выставку, или на концерт, на лекцию, в театр.
Сама она по-прежнему работала на полную катушку. Являясь специалистом по контролю за распределением радиоактивных аэрозолей после ядерных взрывов, она на специально оборудованном самолете облетала почти весь Союз, гоняясь за радиоактивными облаками, а предварительно проводила замеры и отбирала пробы непосредственно в районе взрыва. Возможно, это постоянное соприкосновение с радиацией и привело к заболеванию.
Также активно она работала по делам тунгусским. Имея большие связи в контрольно-радиометрических кругах, она все наши пробы распределяла по наиболее знающим специалистам, вела измерения сама, все собирала «до кучи», основательно анализировала результаты и подробно поясняла полученные данные. И продолжалось это более 15 лет.
Последняя встреча с Леной на Тунгуске была у нас в 1978 г. Тогда мы с Людой и двумя нашими парнями – Алешей после 3-го класса и Мишей после первого – занимаясь делами мутационными, прошли вместе с ней и Галей Носиковой от Чеко до Центра через Лабораторию на Кимчу. Она была тяжело больна, рука ее из-за раковых метастазов была весьма распухшей, но никаких жалоб или причитаний от нее никто не слышал. Шутки, прибаутки, заинтересованные расспросы и рассказы.... А осенью ее не стало.