С Женей Масловым договорились, что он попытается организовать мое выступление у них в институте. Тогда он уже рассказал, что их фирма как раз и занимается измерением радиоактивности по всему Союзу и является самым крупным авторитетом в этой области. Через два-три дня собираются сотрудники ИПГ (Институт прикладной геофизики) на семинар с моим выступлением.
Народу набралось много. Знакомый – только Женя. Рассказываю про все наши дела. Идут вопросы. Иногда заинтересованно-доброжелательные, а иногда явно издевательские, смысл которых – «нечего Вам там делать, только зря воду мутите». И целая серия замечаний методического характера. «Где поверялись ваши радиометры? РП-1 – это вообще не прибор, а сплошное недоразумение. Почему не пригласили специалистов-геофизиков?» И так далее в том же духе. Отвечаю вежливо, но достаточно твердо. А ведущий семинар заместитель директора Хильми вроде бы ничего не говорит, но манипулирует критикой весьма грамотно. Присутствующие явно делятся на две группы. Одна, большая по численности, частично или полностью поддерживает, другая настроена более скептически.
Здесь не выдерживает одна из присутствующих и говорит примерно так: «Ну что вы здесь взъелись на выступающего? Ребята в свой отпуск, за свой счет идут и делают то, что надо. Пусть приборы не лучшие, проверка их давно не проводилась, но ведь речь идет об относительных значениях. Они-то ни у кого сомнений не вызывают. Чем ругать и критиковать, лучше бы подумали, как помочь им».
Реакция руководителя семинара и замдиректора по науке была простой и прямолинейной: «А Вы, Лена Васильевна, согласны лично поехать в экспедицию и помочь им разобраться в этих вопросах?» – «Да, согласна». – «Тогда вопрос будем считать исчерпанным – готовьтесь к поездке». Примерно так начиналось наше знакомство с Леной Кириченко.
Сразу после семинара мы более детально обсудили результаты сделанного и задачи на будущее. Принципиальных погрешностей в нашей работе она не нашла, но предложила ряд вариантов повышения точности замеров и расширения спектра исследований. Тогда же мы договорились, что основной задачей экспедиции 1960 г., или КСЭ-2, будет изучение радиоактивности по целому ряду методик, включая полевую радиометрию с систематической калибровкой приборов, полулабораторные анализы радиоактивности различных образцов непосредственно в поле, а главное – отбор массивных проб золы кустарников, торфа, деревьев из района катастрофы. Причем зола деревьев и торфа должна была отбираться по ряду возрастных слоев. Так началось наше сотрудничество, продолжавшееся до самой ее смерти.
Потом еще ряд московских встреч, уточнение программы работ – и вот Тунгуска. Приехала Лена не одна, а в сопровождении своих сотрудников – Марины Гречушкиной и Эрнста Бегуна. Привезли с собой полевые радиометры ПГР-Застава или «утюги», как их иногда называли из-за соответствующей формы, массу мешочков для отбора всевозможных проб и полевую установку «Тобол» для лабораторных анализов. Начались экспедиционные будни. Тогда же мне пришлось пройти с ней вместе по наиболее «горячим» точкам прошлого года. Замеры показали несколько меньшее превышение радиоактивности на поверхности почвы в центральной части района по сравнению с периферией, чем это было получено в 1959 г. При этом по всем признакам общий ход кривых ничем не отличался от аналогичных районов, где выпадали глобальные осадки. Это позволило Лене предварительно интерпретировать несколько повышенную радиоактивность в Центре как следствие выпадения глобальных радиоактивных осадков.