ПЛЯШУЩИЕ КРИВЫЕ

                                                              ПЛЯШУЩИЕ КРИВЫЕ

    Если предположить, что метеорит не долетел до Земли и взорвался. Идущая впереди него ударная волна повалила лес приблизительно на площади 2000 квадратных километров.
    В свое время Кулик составил схематическую карту направленного расположения поваленных деревьев. Но дальше этого он не пошел. Не были определены границы и формы вывала, не изучался его характер и распространение взрывной волны, не была установлена мощность вывала леса.
    Кулик не успел. В 1938—1939 годах производилась аэрофотосъем­ка центральной части поваленного леса в радиусе 15 километров.
    Старые съемки — единственный научный документ, запечатлевший радиальный вывал леса, вызванный падением космического тела. Они уже помогли ученым установить влияние рельефа на распространение ударной волны, выявить явление обтекания этой вол­ной отдельных сопок. Но аэросъемкой охватили только центральную часть. А ведь вывал очень далеко уходит от центра. И установить границы его — одна из главнейших наших задач.
    В 1958 году экспедиция К. П. Флоренского сделала такую попытку. Используя лесную карту, на которой был указан преобладающий возраст деревьев по отдельным участкам и радиальные маршруты, ученый установил, что «общая площадь поваленного леса по форме приближается к кругу диаметром около 40 километров». Площадь наибольших разрушений имеет форму эллипса. Центральная зона этого эллипса, названная в 1958 году «зоной безразличия» (зона хаоса), представлена упавшими куда попало деревьями, по которым невозможно судить о радиальной закономерности вывала, Итак, кривая, обозначающая границы поваленного леса, замкнулась.
    Этот первый удачный шаг на подступах к определению параметров ударной волны еще не давал точную оценку катастрофы. О вывалах надо знать все: площадь, ее форму, зоны по силе вывала, количество поваленных, стоящих, сломанных, погибших и живых деревьев, азимуты, по которым взрыв уложил их, степень и характер повреждения стволов, их диаметры, высоту, возраст, породы деревьев, на каких почвах они растут... Сотни «как?», «куда?», «когда?», «почему?».
    Вся эта информация взрыва хранится в кладовых области поваленного леса. Хранится в ледяных погребах болот, в годовых кольцах деревьев, в щелях камней, в земле, в растительности. Только здесь. Мы беремся любыми методами извлечь эту информацию...
    КСЭ отправляет нас на поиски ключей к кладовым большой тайны. В кашей «тройке» Журавлев, Матушевский и я. Компанию дополняет черный, как смоль, пес-«медвежатник» Джек.
    Мы сидим на Фаррингтоне и прицеливаемся компасами на сияющее вдалеке столообразное плато. Там, судя по карте, бежит речка Нижняя Дулюшма, на берегу которой через три дня мы должны разбить лагерь. 
    Нам надо установить, как далеко на восток распространяется вывал леса, провести радиометрическую и металлометрическую съемку, то есть «стереть» с карты Тунгусской катастрофы белое пятно — междуречье Укагита и Ямоки. Это задание Комитета по метеоритам АН СССР.
    Ориентируем карту: Журавлев прочерчивает на ней прямую, соединяющую Фаррингтон с зимовьем Лючеткана на Верхней Дулюшме. Если мы не вернемся к контрольному сроку, искать нас будут на зимовье.
    Я спускаюсь с вершины, выбираю ближайшую лиственницу и делаю затес. Теперь такие затесы будут отмечать наш путь по берегам рек, в глубоких падях, на вершинах сопок и среди болот в глухой тайге.
    Пошли!
    «Нырнув» с Фаррингтона в зеленую пучину леса, сразу же попадаем в мир вывороченных, искалеченных великанов. Сходу приступаем к работе, нанося на планшет стрелки, условно обозначающие поваленные деревья.
    Лес, лес... И работа. Через каждые 30 минут раздается сигнал: «Проба!" Рюкзаки падают на сухой мох...
    Матушевский возится с радиометром. Он ни на грош не верит в радиоактивность и с большой подозрительностью смотрит на стрелку прибора. Однако работает очень аккуратно. Усевшись на поваленный ствол, он снимает гильзу со счетчика и делает десять замеров фона, потом надевает гильзу и заботливо укладывает ее в ямку, из которой Журавлев уже успел взять две почвенные пробы: одну с поверхности, другую с 30-сантиметровой глубины. Я помогаю обоим, успеваю сделать затес, написать на нем что полагается, взять с десяток азимутов поваленных деревьев.
     Когда смотришь на поваленное дерево, — это не удивляет.  Когда смотришь на сотню хаотично поваленных деревьев, говоришь «ого!» и думаешь о силах стихии. Но когда первый раз смотришь даже на десяток деревьев, уложенных параллельными рядами, замирает сердце. Непонятное волнение теснит грудь, и это остается навсегда. К этому нельзя привыкнуть.
    Перевалив через сопку, мы увидели очень внушительную и непе­редаваемую картину: весь склон противоположного берега ручья был завален деревьями. Через несколько минут я уже с компасом в руках лазил по этому кладбищу. Двадцать километров от эпицентра взрыва, а создается впечатление, что ударная волна прошла здесь без заметного ослабления. Как на Хушминских сопках.
    И снова идем. И снова пятьсот шагов — замер, еще пятьсот —проба, снова замер, проба, проба, замер, и так каждый день, каждый час.
    Вывал то появляется, то исчезает. Наконец, исчез совсем перед Укикитконом. Последний переход. Лес, когда-то живой, стоял перед нами в довольно неприглядном виде: без коры, с торчащими в стороны сухими сучьями. Печально вытянулись сухие серые лиственницы... Кочки ягеля и мха собрались в кучу, чтобы сообща сопротивляться неожиданной напасти, но не выстояли, засохли. Потрескавшаяся от жары земля завалена звенящими от стука деревьями, серыми мор­щинистыми, крючковатыми ветками, сучками. Липкий от репудина компас забыт, так как руки лежат под лямками рюкзака, который становится все тяжелее от проб. Одежда прилипла к потному телу. Устали ноги. Каждое движение вызывает в них сильную боль.
    Темнота наступила как-то сразу. Долго ищем место для ночлега. Разбиваем палатку на сучках, застеленных влажным мхом. Сквозь ветки дерева выглянула луна, наблюдая, как в сырой тяжелой тайге разгоралась крохотная искорка нашего костра...
    А потом была веселая речка Дулюшма. Были салюты, была «огненная вода». Обратно шли быстро, и комары еле поспевали за нами.
    Вернулись на Заимку грязные, оборванные, голодные и смертель­но уставшие. Но задача выполнена: обнаружена восточная граница вывала.
    Подошли другие группы.
    Начинаем дополнительную обработку данных. На глазах происхо­дит чудо. Кривые, обозначающие границы вывала, раздвинулись. Крайняя граница бурелома оказалась расположенной на востоке в 22— 23 километрах от изб Кулика, на западе — в 15—16 километрах от метеоритной Заимки, на юге — соответственно в 22—25, на западе — в 20—22 и на севере — в 22—25 километрах. Очертание вывала, предложенное К. П. Флоренским в форме вытянутого к югу эллипса, сохранилось только на севере, западе и юге. В юго-западном и восточном направлениях — значительные отклонения.
    Есть новости у лесотаксационных отрядов. Они четко выделили четыре зоны разрушения в вывале леса. Официально это звучит так:
    зона хаотичного вывала и «телеграфного» леса;
    зона массового вывала: внешняя граница проводится там, где лес старше пятидесяти лет начинает составлять 20—30 процентов (по визуальной оценке) от общего числа растущих деревьев;
     зона молодого леса: за ее границей большая часть леса старше пятидесяти лет;
    зона частичного вывала — область где еще можно заметить вывал, ориентированный по азимуту маршрута. В тех случаях, когда крайняя граница этой зоны приходится на незаболоченные участки тайги, ее можно определить с точностью в плюс-минус 1,5 километра. Имея хорошую программу работы, можно «горы сдвинуть с места!»
    Пришли из Ванавары на Избы москвичи. Они работники ботанического сада АН СССР, лесотехнического института. Штаб экспедиции быстро сгруппировал вокруг прибывших специалистов небольшие лесотаксационные отряды.
    Известно, что во время экспедиций Кулика Л. В. Шумилова (ныне профессор Томского государственного университета) собрала гербарий, провела систематические наблюдения за ростом растений. Все это позволило ей обратить внимание на некоторые особенности роста растений. Е. Л. Кринов, который работал в экспедиции в то же время, что и Шумилова, писал, что в 1929—1930 годах тайга в районе падения метеорита имела угнетенный характер. Но в 1953 году К. П. Флоренский, побывав в тех же местах, заявил, что он «не заметил отставания в темпе роста тайги в этом районе по сравнению с близлежащими участками».
    В 1958 году было установлено, что у многих деревьев, переживших катастрофу, прирост по диаметру, наступивший вскоре после 1908 года, значительно увеличился.
    Теперь лесотаксационные отряды КСЭ собирают специальный материал для подтверждения и уточнения характера имеющихся аномалий в росте древесных растений, определяют места, где наблюдает­ся ускоренный рост деревьев, уточняют границы вывала леса, лесного пожара... Собранные вместе, нанесенные на карту эти данные дадут возможность судить о том, связано ли явление ускоренного роста деревьев с падением метеорита.
    Ребята разбили всю древесную растительность района на категории: сначала идет молодое поколение, выросшее в зоне вывала леса после катастрофы 1908 года, потом деревья в зоне вывала, пережившие ее, и, наконец, лесные массивы, непосредственно примыкающие к этой зоне. Разрушительное действие тунгусского взрыва не сказалось на них или было весьма незначительным.
    Но зачем изучать влияние катастрофы путем сравнения хода роста молодого поколения с ходом роста насаждений, находящихся за зоной вывала? Не проще ли это изучение провести на деревьях, переживших катастрофу? Ведь они — очень удобный объект для получения данных о ходе их роста до 1908 года. Сравнивай с показателями представителей молодого поколения в одинаковых возрастах и получишь необходимый ответ. Все просто и ясно. Для нас. Не знающих. А вот «лесники» улыбнулись, когда я заговорил на эту тему. Один из них согласился просветить меня.
    — Есть деревья господствующие, согосподствующие и угнетенные, — говорил он, скручивая папиросу. — Имея один и тот же возраст, они сильно отличаются друг от друга по размерам. И всегда, когда изучают ход роста деревьев, то для анализов выбирают господствующие особи. А как ты установишь, какое положение занимали в уничтоженном насаждении твои уцелевшие лиственницы?
     — А если изучать только уцелевшие деревья?
     —Ага! По величине прироста, по высоте и диаметру найти ано­малии и сделать вывод?
     — Да!
    — Не подходит! Подавляющее большинство деревьев, пережив­ших катастрофу, имеет возраст больше 150 лет, то есть относится к категории спелых и перестойных. К моменту катастрофы они уже прекратили свой рост, начали стареть. Поэтому, если катастрофа и стимулировала их развитие, мы этого просто не заметим. К тому же взрыв, знаешь ли, попортил прическу всему лесу. Кроны большинства деревьев носят следы механических повреждений. Это сказалось и на росте, который замедлился после 1908 года лет на десять. Так что, как видишь, делать выводы о влиянии катастрофы на рост древесной растительности по результатам анализа уцелевших стволов трудно, почти невозможно!
    — Значит, остается метод сравнения?!
    «Лесник» утвердительно кивнул головой.
    И все-таки нельзя не видеть очевидное. По распилам мы определили, что у сухостойных деревьев, погибших во время катастрофы, ежегодный прирост по диаметру составлял 0,2—1 миллиметр. А тол­щина годичных колец у деревьев возрастом 40—45 лет, выросших уже после 1908 года, составляет 9 миллиметров! Может, увеличился свето-приток, ведь тайга лежала «припаянная» взрывом к земле? А может, лесные пожары подняли плодородие почвы? А что, если почвы были «удобрены» небольшими дозами радиоактивности? Или веществом взорвавшегося тела? Каким-нибудь «небесным суперфосфатом»? На это нам ответят восемь групп, разбредшихся по радиальным мар­шрутам.
    ...На Фаррингтон пришли и москвичи — «физтехи». В честь прибывших дан сытный ужин.
    Читаем их дневники. «Десять дней в северной лесотаксационной группе, — пишет Колобкова. — Вышли на ручей Молешко. Молешко — страна чудес: го­лубых озер, парковых лесов (зона вывала кончается) и закатов неопи­суемой красоты. Но самое чудесное — люди. «Молешкиды», — так зовем себя, — народные умельцы. Столбик поставят для пикета — навечно, приготовят обед — так из семи блюд (завхозовская тушенка и дары природы).
    Учусь у Сергея искусству товарищества. Два дня он не ходил с нами: болит нога. Но лежать не хочет: досчитал все спилы деревьев, которые мы не успели обработать в маршруте и оставили «на потом», навел порядок в нашем хозяйстве, приготовил отличный ужин.
    Бегут дни, кончаются продукты. Оставив ребятам горсть манной крупы, пешим порядком отбываем на Заимку.
    Возвращаемся ночью. Тьма. Под ногами ухает болото, в трех рюкзаках — десятидневный запас продуктов. Только хватило бы моего упрямства до привала.
    Привал! Серега шутит: «Через 50 лет здесь поставят памятник неизвестному таксатору». Да, сколько упорного труда и настойчивости проявили ребята на этой скучнейшей работе в лесных отрядах. У радиальщиков веселей — там приборы, там — каждый час новый пейзаж, там можно охотиться прямо на ходу... Правда, им подсунули часть лесотаксационных работ: на каждом километре они должны вести краткое описание древостоя, брать по одному спилу для изучения прироста деревьев по диаметру и пирамиду спилов — на ход роста. И все же...
   Наши таксаторы работают на пробных площадях размером пятьдесят на пятьдесят метров. Этот участок отмечается шнуром или тол­стой леской. Пробные площади отстоят друг от друга на расстоянии одного километра пути. Пересчитываем все деревья: и которые стоят, и которые лежат. Поваленные деревья наносим на карточку пробной площади условной стрелкой с обозначением азимута. Стоящие живые деревья внимательно осматриваем на случай обнаружения повреждений — отмечается порода дерева и класс бонитета. Бонитет или доброкачественность насаждений — хитрая наука. С виду ничего сложного: проставить в журнале наблюдений класс бонитета (от первого до пятого) — и порядок. И не велика вроде птица, а вот когда наберутся эти цифры по всем пробным площадям, по всему кресту, — вот тогда и проявит себя бонитет! Если удастся установить, что бонитет насаждений возрастом в 40—50 лет понижается с увеличением расстояния от центра катастрофы, тогда можно точно сказать: да, падение метеорита повлияло на ускоренный рост деревьев! А о причинах, стимулирующих рост древесной растительности, скажут другие цифры, другие данные. Не все ведь сразу!.. С этим бы разобраться!»
    Две гигантские узкие просеки, образующие крест, пересекли границы сплошного и частичного вывалов и затерялись в нетронутых лесах.
   И кривые границ снова «заплясали»! Они двигались на карте, словно живые, и приняли новые очертания. Границы вывала раздвинулись далеко на северо-восток, на север, восток, юго-восток. «Пля­сали» кривые на спилах молодых деревьев, «плясали» кривые на спилах старых деревьев. Тунгусская катастрофа уничтожила одно, чтобы взрастить другое, словно пытаясь показать истинную производительную силу Вечной жизни.
Главная | Архивные документы | Исследования | КСЭ | Лирика | Ссылки | Новости | Карта сайта
© Томский научный центр СО РАН, Государственный архив Томской области, Институт систем информатики СО РАН, грант РГНФ №05-03-12324в