Старт взят
Июнь 1959 года. В бетатронной лаборатории Томского медицинского института.
— С тобой говорит руководи тель Тунгусской экспедиции Гена Плеханов. Ты поехал бы в район падения Тунгусского метеорита?
— Я? Конечно! — ответил я с волнением.
Геннадий подробно расспросил меня, бывал ли я в экспедициях, здоров ли, смогу ли внести денежный пай, в порядке ли мое сердце, умею ли я обращаться с радиометрической аппаратурой. Удовлетворенный моими ответами, Геннадий рассказывает о задачах экспедиции. Для выяснения ядерной природы взрыва необходимо провести радиометрическую съемку местности в районе катастрофы; провести индуктометрическое обследование местности с помощью приборов типа (миноискателей, который позволяет обнаружить металличеокий предмет на небольшой глубине, независимо от его магнитных свойств, провести металлометрическую съемку местности. Надо будет взять более 200 проб почвы по двум взаимоперпендикулярным профилям для последующего спектрального и масспектрографического анализов, провести эскгумацию трупов, захороненных после катастрофы (в костях черепа, позвоночника и чашечке бедренной кости обычно сохраняются долговечные изотопы, такие, как цезий. 137, калий 40, углерод 14, стронций 90) и, наконец, определить восточную границу повала леса, азимуты поваленных деревьев, зону экранированного леса.
Я отправился в библиотеку, набрал книг по геологии, по метеоритам, радиометрической аппаратуре, атомным взрывам. Но времени осталось мало, подошла сессия, и к моменту отъезда я никак не мог похвалиться знаниями. Термины по радиофизике и болотоведению казались мне непостижимой мудростью. Но вот я в Томске и знакомлюсь со своими товарищами по экспедиции. Это кандидат медицинских наук, ассистент кафедры микробиологии ТМИ Каля Васильев, высокий парень, с узкими, вечно прищуренными глазами и мягким приятным голосом. Боялся он только медведей. Аспирант 3-го курса ТГУ, радиофизик Виктор Журавлев, такой же высокий, но в очках. Он полон желания участвовать в экспедиции, но страшно боится умереть в тайге от голода.
Конструктор ТПИ Кувшинников Валерий наивен, смешлив, разговорчив. Он принимал участие в конструировании бетатрона, который будет установлен у нас, в СМИ.
Нельзя не сказать про электрика Виктора Краснова — нашего завхоза. Малого роста, суетливый парень с быстрыми жестами, он очень любил командовать и распоряжаться. Но он обладал неотразимым красноречием и, страшно жестикулируя перед собственным лицом, талантливо склонял любого скупца к выдаче обещанных денег. Ходячим анекдотом у нас был Леня Шикалов. Инженер-электрик, он таскал за собой целую мастерскую и преогромный запас дроби и пороха. Своими стихотворными рассуждениями о горообразовании он заставлял нас смеяться до всхлипываний. «Звездой, упавшей в Ванаваре», мы называли Галю Колобкову. Она в этом году окончила географический факультет ТГУ и после похода осталась работать в Ванаваре. Веселая девушка, у нее на все случаи жизни был готов ответ: «Ой, как здорово!». Ее подруга Журавлева Руфина — студентка 3-го курса ТГУ, будущий синоптик. Саша Ероховец, журналист из Красноярска, впервые попав в тайгу, удивился тому, что она поэтичная.
Наконец, два наших йога: Дима Демин и Володя Матушевский, оба радиофизики. Огромный, горластый Дима был для нас воплощением силы и здоровья. Он очень любил декламировать Есенина, стоя на голове. Они заразили нас системой йогов: под конец похода мы умудрялись методом йогов лечить мозоли.
7 июля 1959 года эта компания, обвешанная биноклями, полевыми сумками, фотоаппаратами, кинокамерой и всем необходимым в походе, усталая от хлопот, полная радостных надежд, села в поезд с билетами до Красноярска.
ПОД НАМИ ЛЕДЯНОЙ ПОГРЕБ
Ветер разогнал тучи, и солнце залило тунгусские болота. Пропала обычная для Сибири скрадывающая дали дымка. Стало теплее, но все в ватниках. Дожидаемся Демина и Кувшинникова, которые ушли в круговой маршрут по Южному болоту, чтобы замерить радиоактивность и взять срезы деревьев для озоления. Срок возвращения уже прошел, и ребята волнуются.
— Что их могло задержать? — встревоженно спрашивает Гена.
— Ничего особенного. Решили озолять чурки под дождем. Дождь их задержал, пытается успокоить его Виктор Краснов. Завтра утром они будут здесь.
— А если заблудились? — вставляет Коля.
— Где тут заблудиться? От любой точки их маршрута до лагеря один — два километра, — не очень уверенно возражают ему.
Слышится голос главного распорядителя Гены:
— Сейчас Леня, Коля и Юра сходят на Круглое болото и возьмут образцы торфа, а Володя и Виктор Журавлев отправятся на Фаррингтон и Стойкович и замерят радиоактивность склонов. Остальные будут шить мешочки.
Быстро собравшись, мы втроем уходим к Круглому болоту. Многие думают, что болота — это «плохие», «гиблые», «страшные места» и т. п., но я всегда любовался ими и не боялся их. Вот и сейчас, пересекая Кобаевый остров, я невольно задерживаю шаг. Какое разнообразие бурых, красных, ярко-желтых, белесоватых мхов!
Болоту, кажется, нет конца — мягкие сфагновые кочки, по крытые корявой лиственницей, увешанной длинными бородами лишайников, сменяются карликовой березкой и глубокими мочажинами, в которых стоит темная кофейная торфяная вода.
Утром нас разбудил собачий лай.
— Вот, пожалуйста! Заместители петухов и будильников,— проговорил сонным голосом Красноd и перевернулся на другой бок. С трудом открыв глаза, я выглянул из палатки. Черные щели распадков, безмолвный лес и густая туманная муть настораживали и как бы предупреждали, что здесь не место для необдуманных поступков.
Вскоре раздалась команда собираться. Загремели кастрюли, чайники, миски, свертывались палатки. Через несколько минут все были готовы к отплытию. На длинной песчаной косе осталось пепелище костров. Этими пепелищами будет отмечен путь экспедиции по берегам рек и в глубоких падях, на вершинах сопок и среди болот в глухой тайге.
Журавлев достал карту, компас и пока успокаивается стрелка, мы глядим на восток: туда, до реки Нижней Дулюшмы, лежал наш путь.
Перевалив через сопку, мы увидели очень внушительную и непередаваемую картину: весь склон противоположного берега ручья был завален деревьями. Через несколько минут мы уже с компасами в руках лазили в этом мире вывороченных, искалеченных великанов, пробираясь через лабиринт поваленных деревьев, кустов и травы.
Дальше к востоку от этой по-норамы вывал как-будто стал уменьшаться.
— Замечаешь, — говорит Журавлев. Но на следующем склоне перед глазами возник еще более сильный, еще более грандиозный вывал.
— Вот это да!.. — только и смог проговорить Виктор.
Решили сделать «перекур». Пока Володя отсчитывал «гаммы», а Виктор энергично копал землю, я отправился на обнажение. По пути замерял азимуты поваленных деревьев и с интересом разглядывал новые места. Вдруг я заметил какие-то игольчатые кристаллы. Они были такие нежные, что, казалось, дыхание и то может повредить их серебристые иголочки. «Кристалл ИКС» — решили мы и бережно спрятали в рюкзак...
И опять молчаливая тайга с цепкими деревцами лиственниц и кустарников. Воздух горячий. Во рту пересохло. Компас засунут в карман. Все внимание на выбор прохода в таежной гуще. Через каждые 30 минут берем пробы почвы и замеряем радиоактивность. Изредка забираюсь на сосну ближе к вершине, смотрю на тайгу и отдыхаю: здесь больше света и ветра, а главное — почти нет паутов. Потом снова проклятые ветки и чахлые деревья — смотреть тошно. Звериные тропы нас всегда радовали, я мы топчем их до тех пор, пока они явно не уводят нас в сторону. Вывала не видно. — По времени должны быть на Ямоке, — донеслось сзади. И в это время мы увидели долину Ямо-ки, а вместе с ней новое кладбище деревьев. Но нам было не до этого Мокрые от пота, обессиленные от драки с лесом, с гла зами, ищущими воду, мы сбросили рюкзаки и опустились на мягкий ягель.
На следующий день мы покинули Ямоку в 3 часа. Идем по-прежнему на Дулюшму, на восток. Какие пошли места! Светлые, чистые, радостные! Мы попали в могучий девственный лес, которого ни разу еще не касалась рука человека. Как будто природа нарочно избрала эти места для того, чтобы показать, какова может быть производительная сила земли.
Мы шли довольно шумно. Работалось легко. Думалось только о хорошем. И ни за что не хотелось быть пассивным наблюдателем этой красоты. Хотелось раствориться в звоне прекрасного и участвовать в создании этой радостной песни Природы!
К обеду подошли к речке Укикиткон. После Укикиткона мы уже не встречали вывала до самой Дулюшмы. На Дулюшму мы пробирались через болота и мертвый лес. Это были тоскливые минуты! Лес, когда-то живой, стоял перед нами в довольно неприглядном виде: без коры, с торчащими в стороны сухими сучьями. (Печально вытянулись серые сухие лиственницы, кочки ягеля и мха, казалось, собирались в кучу, чтобы сообща сопротивляться неожиданной напасти, но, не выстояв, засохли. Вся почва была завалена звенящими от стука деревьями, ветками, сучками, и приходилось быть очень внимательным, чтобы не оставить на память клочок штормовки, брюк, а то и сапог. Даже мертвый — лес сопротивлялся. Ночевали на каких-то сучках, окруженные со всех сторон мертвыми деревьями.
А потом была веселая река Дулюшма. Были салюты, была «огненная вода». Обратно мы шли быстро. Иногда по звериным тропам, иногда на «нервах», когда 4 часа продирались по невесть откуда взявшемусяполумертвому пихтачу (оказалось, что мы отклонились отазимута на 1° и в результате убежали на 2 км. в сторону).В конце концов, 14 августа мы вышли прямо к избам Кулика, куда подошла уже западная группа.