Как известно, "большое видится на расстоянии". Но, оказывается, не только большое. И видится порой совсем в ином свете. Постоянно убеждаешься: теперь и отсюда многое из нашей прежней жизни предстает совсем не таким, каким воспринималось тогда.
...Это событие было у всех на слуху в прошлом году. О нем рассказывали СМИ, демонстрировались фильмы, дискутировали ученые, выдвигались новые гипотезы. Отмечалось столетие события, которое называется по-разному: падение Тунгусского метеорита, Тунгусский взрыв, Тунгусская катастрофа. В августе один из российских каналов показал передачу «Тунгусское нашествие. 100 лет».
Что за повод вспомнить о нем сейчас и здесь, через много лет и в далеком далеке от места происшествия? А то, что живут в Израиле люди, знающие те места не понаслышке и связанные с историей исследования тунгусского феномена собственными судьбами. Случилось это в пятьдесят девятом году (подумать только - полвека назад!). В компании томских студентов и аспирантш зашла речь о Тунгусском метеорите. Об одной из величайших тайн двадцатого века знали тогда совсем немного. Первооткрыватель места эпицентра взрыва Леонид Алексеевич Кулик, снаряжавший туда экспедиции еще в 1920-е годы, не успел осуществить полностью свои планы изучения следов взрыва: в 1941-м добровольно пошел в народное ополчение и погиб в плену.
В ходе обсуждения возникла идея отправиться на место взрыва. Так и родилась КСЭ - комплексная самодеятельная экспедиция.
Энтузиазм... Слово это затаскала советская пропаганда, и у тех, кто воспринимал все с иронией, его смысл обрел ехидно-насмешливый оттенок. Но эти ребята были энтузиастами в первозданном, прямом смысле. Для экспедиций в тайгу использовали каникулы, отпуска. Поначалу все за свой счет: снаряжение, продукты, полет из Томска до Ванавары - тогда небольшого эвенкийского поселка, откуда начиналась тропа Кулика, ведущая к месту эпицентра взрыва. Тропа - девяносто с хвостиком километров по тайге; через таежные болота. С увесистыми рюкзаками: все на себе, других средств доставки у первых экспедиций не было.
Не назовешь романтичной, увлекательной, сулящей скорые «открытия чудные» и работу, за которую брались по прибытии в Центр - так назвали место, где Кулик поставил рубленые избы. У Южного болота. То есть на месте эпицентра взрыва.
Задача экспедиции определялась по-научному конкретно: собрать в максимально возможном объеме материал - все, что так или иначе связано с катастрофой 1908 года, ее следами, ее последствиями. Вычисляли параметры вывала леса, брали пробы торфа. На старых лиственницах (это дерево не подвержено гниению), переживших 1908 год, исследовали следы ожога от пожара, вызванного взрывом. Выросшие здесь после него деревья достигают необычайной высоты. 
Фото 1. Ныне на месте работы экспедиции Кулика создан заповедник
Обнаружили и другие изменения. Так, сосновые иглы обычно растут по две, соединяясь у основания. Очень редко можно встретить тройные. На «метеоритных» же соснах тройных во множестве, немало «четверок», «пятерок». Группа, которую обозвали «мутантами», высчитывала, сколько «перерожденцев» приходится на определенную длину сосновой ветки.
Словом, занимались работой монотонной, обыденной, даже, пусть меня простят, нудной. Но занимались ответственно, с интересом. А в каких условиях! От гнуса - днем пауты (оводы), вечером мошка, комары, - не вполне спасали накомарники, в которых было трудно дышать. Летом в тайге днем - жара, ночью - холод, а палатки обычные, легкие.
«Куда ж мы уходим и что же нас гонит?». Так спрашивается в одной из знаковых песен КСЭ, родившихся в ее первые годы.
Прежде всего о тех, кто занимался проблемой профессионально, в чей круг научных интересов она вошла и заняла в нем одно из главных, а то и главное место. Геннадий Федорович Плеханов - организатор и лидер КСЭ, его величали Командором. Начальник первых экспедиций, участник следующих - всех по 1995-й год включительно. Врач, радиоинженер, доктор биологических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ. Был директором НИИ биологии и биофизики при Томском госуниверситете, заведовал кафедрой природопользования ТГУ. Планировал большинство работ экспедиции и участвовал в них. Автор многих публикаций и докладов по тунгусской проблеме.
Николай Владимирович Васильев, светлая ему память. Доктор медицинских наук, профессор, академик РАМН, заместитель председателя Комиссии по метеоритам и космической пыли Сибирского отделения Российской Академии Наук. С 1964 года - бессменный руководитель и координатор исследований в районе Тунгусской катастрофы. С 1996-го - заместитель директора по научной работе Тунгусского Государственного заповедника. Один из ведущих исследователей Тунгусской проблемы, автор многочисленных посвященных ей публикаций, Недавно мне прислали прекрасно изданную пять лет назад в Москве книгу Н.В. Васильева «Тунгусский метеорит. Космический феномен лета 1908 года».
Главная его книга, где академик подвел итоги (считал - промежуточные) многолетней истории исследования феномена, тайна которого так и не была разгадана в двадцатом веке.
Светлой памяти Вильгельм Генрихович Фаст - главный исследователь и организатор полевых работ по измерениям вывала леса, математик. Участник КСЭ с 1960 года, выполнил математическую обработку вывала леса, определил эпицентр и проекцию траектории взрыва.
Мне посчастливилось знать их, быть с ними в экспедициях на Тунгуске. Но рассказать подробнее об их деятельности не считаю себя вправе: о них писали более знающие авторы, работавшие с ними, знавшие близко многие годы. Но даже краткая информация об этих незаурядных людях дает представление об уникальном явлении, называемом КСЭ.
Из нынешнего израильского далека представляется интересным обратиться к другой составляющей «человеческого фактора» экспедиции. Через КСЭ за время ее существования прошло более тысячи человек. Те, кого вел профессиональный, научный интерес к проблеме, составляют численно меньшую долю. С ними все ясно. Научный интерес, научный поиск, как свидетельствует уйма исторических примеров, могут завести в любую точку земного шара, в самые глухие, неизведанные его уголки.
А остальные из тысячи? Конечно, и у них интерес к проблеме, желание быть причастным к разгадке тайны века. Тем не менее, никаких точек соприкосновения с ней не имеют профессии, род занятий по жизни.
...Жила я тогда в Барнауле, работала в краевой молодежной газете. Подружилась с Галей Колобковой, учительницей географии. А она из тех, кто стоял у истоков КСЭ, участница самой первой экспедиции на Тунгусску: КСЭ-1 1959 года. Услышав ее рассказы, загорелась и стала просить «устроить» туда. Наверняка говорила во мне журналистская любознательность, но, пожалуй, больше свойственная молодости тяга к неизведанному, необычному. Галя поспособствовала, и отправились мы к метеориту летом 1963 года в составе КСЭ-5, которой руководил Вильгельм Фаст. Не стану особо расписывать про куликовскую тропу, мошкару, тяжеленный рюкзак и прочие «прелести» тайги. Пришлось мне труднее, чем большинству остальных: не имела необходимой подготовки, не дал Б-г соответствующих физических параметров. Но ни разу не раскаялась в своем отчаянном решении. Тем более что появился резон для самоуважения: все выдержала, никого не обременила, не стала ни обузой, ни помехой, в своей рабочей группе выполняла задание как положено. Даже ради этого одного стоило все пройти.
Фото 2. Вильгельм Генрихович Фаст
Но были обретения куда существеннее. Столько открыла, увидела, узнала нового за месяц с небольшим пребывания в тайге, и не только о тунгусской проблеме. О серебристых облаках, о необычных свойствах обычного вроде бы в сибирских краях дерева - лиственницы, о вечной мерзлоте, о многом другом...
А еще, как поется, «внизу не встретишь, как ни тянись, за всю свою счастливую жизнь десятой доли таких красот и чудес». Эти известные строки Высоцкого о горах, пожалуй, можно с полным основанием отнести и к тайге - девственной, тогда почти нехоженой.
Таежные реки и речки... Отражая лесную чащобу, они кажутся темными, таинственно бездонными. Тунгусские закаты, чье магическое очарование не передашь словами.
Когда оказываешься на возвышенности, а с нее, куда ни глянь, до самого горизонта только тайга, невозможно оторвать взгляд. В такие минуты отступают, кажутся мелкими, никчемными житейские заботы и проблемы, оставшиеся там, в обычной жизни.
Но как ни дороги эти подарки тайги, всего дороже и интереснее - люди, с кем познакомила и подружила экспедиция.
Именно они дают повод уже здесь по-новому увидеть прошлое, которое как будто давно отстоялось и стало лишь воспоминанием, пусть ярким, неповторимым, но оставшимся в своем времени.
Фото 3. Профессор Н.В. Васильев и Г.Ф. Плеханов (Командор)
А время-то как раз доказало, что это не только прошлое. Во все времена и во многих местах, у многих народов была и существует эта порода людей. Их называют по-разному - чудаками, романтиками. Таких тянет в неизведанные края, они устремляются «за туманом, за мечтами», оставляя благоустроенную жизнь, обжитые места. Речь не о тех, у кого это определило выбор профессии или вида спорта, - геологах, океанографах, мореплавателях, альпинистах. И профессии разные, и видами спорта увлекаются всякими, а то и вообще не увлекаются, И главными жизненными ценностями выбрали не материальные. Точно сформулировал их кредо один из самых ярких представителей этого типа людей Юрий Визбор: «Счастлив, кому знакомо щемящее чувство дороги, где ветер рвет горизонты и раздувает рассвет».
По прошествии времени понимаешь, что советская официальная идеология умело использовала эти стремления определенной категории молодежи. Большие стройки, целина, студенческие стройотряды... Среди мобилизующих стимулов были и эти - тяга к дороге, желание испытать себя в новом большом деле. А в необходимость его для страны, для народа была искренняя вера.
Но в шестидесятые, на которые пришлась молодость нашего поколения, произошли в стране известные перемены. Они не могли не повлиять на молодежь. У определенной ее части возникло критическое, а то и просто негативное отношение к власти, к официальной идеологии. И эти молодые выбирали дороги, ведущие туда, где можно было хотя бы на время ощутить свободу говорить, что думаешь, не скрывать своих взгля¬дов, побыть среди единомышленников.
Так вот: к ответу на вопрос, который тут друг другу не задавали, даже если до встречи на Тунгуске не были знакомы - у людей одной группы крови он лишний. Он только в песне: «Что же нас гонит?». Конечно, и стремление поучаствовать в разгадке тайны века, почерпнуть новое. Конечно, и таежное притяжение, что сродни притяжению гор, притяжению мор. Хотя большинство в КСЭ составляли сибиряки, и без того знакомые с северными джунглями, но тунгусская тайга влекла своей дикостью, исконной сохранностью.
А еще и не вполне порой осознанное желание оказаться свободным среди свободных людей. Без опаски можно было на плакате с портретом Хрущева пририсовать ему сталинские усы, написать антисоветчину. Спустя время узнала о вещах куда посерьезнее такого озорства: из КСЭ вышло немало диссидентов, испытавших гонения, судебные преследования.
Неожиданно для самой вдруг обнаружила, что, попытавшись нарисовать в некотором роде групповой портрет КСЭ, увидела в нем черты тех из нашего поколения, кого назвали шестидесятниками. Когда-то, как и другие сверстники, пребывала в убеждении, что черты эти неповторимы, принадлежат только нашему поколению. Оказалось, ошибалась.
В нынешнем году КСЭ отметила свое пятидесятилетие. Многое там изменилось, мало осталось тех, кто стоял у ее истоков, был ее ядром, ее душой. Но экспедиция существует, продолжаются исследовательские работы, и на месте взрыва тоже. Такая жизнестойкость негосударственной, неофициальной организации, разумеется, обеспечивается целым комплексом обстоятельств. Надо бы сказать об одном из них.
Через КСЭ прошло около тысячи человек. И никто не забыт, разве что за исключением тех, кто сам этого захотел. Речь не о томичах и других сибиряках: их большинство, и штаб-квартира в Томске, где они собираются постоянно, много лет по пятницам. Речь об участниках дальних, вроде меня.
Из Барнаула на Тунгуску я отправилась только в первый раз. В следующие уже добиралась из Ташкента, где жила потом. Много лет не ездила. Но связи не прерывались. Переписывались, созванивались, выполняли разнообразные просьбы - как в Томске, Новосибирске, Новокузнецке, так и в Ташкенте. Связи - и по делу, и по душевной потребности. В любой момент поспешить на помощь - этой традиции верны в КСЭ.
Последний раз довелось мне быть на Тунгуске в 1988-м, в юбилейной (в связи с 80-летием события) экспедиции. Оттуда заехала в Томск. Встретились с ребятами из КСЭ-5. Давно уже не ребятами, а родителями выросших детей. Словно и не минули эти двадцать пять лет. Было легко и просто со всеми и с каждым. Не покидало ощущение, что никто не изменился. Увы, встреча эта оказалась последней. Теперь «иных уж нет, а те далече»...
Наступили девяностые, круто изменившие жизнь и оборвавшие связи. Тем не менее, в суете и сумасшествии сборов, многое оставив и бросив, бережно уложила в разрешенные Сохнутом 35 килограммов багажа все, что связано с Тунгусской: фотографии, письма, газетные вырезки, отпечатанные на ротопринте сборники сочинений КСЭсовских бардов и поэтов, спил ветки лиственницы со следом ожога девятьсот восьмого года.
Не до того, как и не до многого другого, было и в первые годы в Израиле.. Но прошло несколько лет, и стало как-то не по себе: что же это я, при здешней-то телефонной связи, сижу, тешусь грустью воспоминаний... Набрала номер телефона Плехановых. Оказался - давно не их. Все же повезло: женщина, ответившая на звонок, выслушала и предложила сообщить точные данные, адрес абонента и позвонить минут через двадцать. И вот слышу в трубке голос Леры Сапожниковой, с которой прошли Тунгуску-63, много лет не прерывали связь, встречались в Томске и в Ташкенте. Она сразу узнала по голосу, нисколько не удивилась. Под конец сообщила о предстоящей оказии в Израиль. Успеет и мне передать «Тунгусский вестник», где найду кое-что и о себе.
Так довелось встретиться с другим поколением КСЭ, с детьми своих сверстников. Первые, с кем познакомилась - Зоя и Лена Афримзон, жена и дочь Саши Афримзона, которого знала во времена первых экспедиций. Его не застала: скончался в Израиле, прожив здесь совсем недолго.
Увидев друг друга впервые, мы встретились как близкие, свои люди. Та¬кими и остаемся, хотя профессии и судьбы разные. Роднит Тунгуска, отбирает по своим признакам родства.
Лена свела с остальными «тунгусскими израильтянами», ее сверстниками. Они отдали КСЭ немалые куски жизни, провели в тайге не одно лето. Уверена, тунгусская закалка помогла им в абсорбции - очень даже нелегкой, по полной программе. И, без сомнения, поддержала и продолжает поддерживать верность традициям КСЭсовского братства. Они спешат на выручку по первому зову, каждый живет с ощущением надежного плеча друга.
Застала я их вставшими давно на ноги. Все работают по специальности: иммунолог, доктор наук Лена Афримзон, медики Люба Барская и Марина Казакевич, физик Саша Барский, супруги Пресс - инженер Клава и физик Юра. Все вырастили детей, уже ставших самостоятельными, одни отслужили; другие служат в армии.
Израильская жизнь с ее проблемами и особенностями нисколько не разъединила их. Они собираются вместе по разным поводам, обязательно отмечают 30 июня - день падения метеорита, даты, связанные с историей исследования Тунгусской проблемы, с КСЭ, ее людьми. На этих сборах мы с Зоей Афримзон, для которой КСЭ - еще и память о муже, и жизнь дочерей, и общие с ней друзья, - не чувствуем разницы в возрасте.
Когда стали доступны поездки в Томск, они, не медля, освоили этот маршрут. А связи с теми, кто там, никогда не теряли. Лишне говорить о связях теперь, во времена интернета.
Фото 4. Комплексная самодеятельная экспедиция (КСЭ) 1961 г.
Приезжают друзья и оттуда. Им обязательно посвящаются общие сборы. Нынешней весной на такой сбор съехались в Арад, к Любочке Барской. Там я впервые услышала известные им слова: «Тунгуска подарила нам еще одну жизнь». Это высказывание прозвучало для меня открытием. И вот еще о чем подумалось: ведь жизнь эта вполне вписывается в наше израильское настоящее...
Собираемся мы в традиционных местах отдыха израильтян на природе. Без привычных когда-то палаток и костров. Не таежные, хотя и похожие на них, сосны качает не сибирский, а средиземноморский ветер. Не болотные кочки - твердая земля ухоженных полянок под ногами. Но звучат те же песни, воспоминания - и общие, и личные.
А с окружающим миром – никакого контраста. Тем более, что мы не только погружаемся в прошлое: обсуждаем также происходящее здесь и сейчас. Мы в своей, в привычной атмосфере. Такая она в Израиле, где тяга к дороге, любовь к дальним странствиям - неотъемлемая часть жизни. Ведь евреи, как известно, не только народ книги, но и народ дороги.
Иерусалим, специально для "Времени НН"