Алик Тульский:
путь в Ванавары
Имя Алика Тульского известно всем новосибирцам, но практически никто из них не знает, почему его носит лыжная база в Академгородке. Большинство жителей твердо уверены, что так звали какого-то спортсмена, первого местного чемпиона по лыжам, по инициативе которого и была организована первая лыжная база Городка.
На самом деле Алик Тульский никогда не видел «своей» базы, которая была создана его друзьями и названа «на долгую память» после его трагической гибели на Красноярских Столбах. Откуда в юном Академгородке оказался «знаменитый лыжник» и куда он пропал – сегодня об этом знают лишь несколько химиков, которые в конце 50-х окончили МГУ, а также участники КСЭ – комплексной самодеятельной экспедиции по изучению места падения Тунгусского метеорита.
2 января 2006 года Алику исполнилось бы 70 лет. Столько же сейчас его однокурсникам Владимиру Соколову и Анатолию Беляеву – сотрудникам лаборатории химии редких платиновых металлов ИНХа, которые до сих пор помнят веселые студенческие времена и «жизнь после распределения».
«В БЕЛОЙ АРМИИ НЕ СЛУЖИЛ»
«Мы приехали поступать на химфак МГУ и бегали по приемным комиссиям, как раз когда у здания Большого театра стояли танки, – рассказывает Анатолий Беляев. – Это Берию объявили агентом международного империализма. Москвичи притихли в ужасе, а нам не до того – поступать нужно. Правда, в те времена медалисты экзамены не сдавали. Нас принимали после собеседования и заполнения анкеты – около сотни вопросов: ели ли ваши родители до революции белый хлеб, жили ли вы на оккупированной территории? Некоторые вопросы ставили нас в тупик, поскольку они не менялись еще с довоенных времен. Служил ли я в белой армии? Я ведь тогда не родился еще. Что на это ответить в 1953 году студенту 17 лет? Народ переглядывается недоуменно – что писать? Так, говорят, и пишите – «не служил»! Были ли колебания в проведении генеральной линии партии? Ходили слухи, что кто-то из ушлых студентов написал: «Колебался вместе с генеральной линией». Группа радиохимиков, в которой был Алик, подвергалась особо тщательной проверке. У них была повышенная стипендия, и девушек в группу не брали. Правда, прошел он чудом, ведь отец его был репрессирован.
Всего на курсе у нас было 300 человек, поэтому с Аликом мы познакомились не сразу, хотя и жили в одном общежитии. Знали бы вы, что это были за общежития! Дубовые окна, рижская мебель, отдельная комната на каждого, удивительные чайники, в которых мы варили микояновские пельмени и глинтвейн. Когда в комнате заканчивалась последняя десятка, объявляли «безнадегу» – даже на занятия не ходили. Вообще-то стипендии были немаленькие – по 500-600 рублей, просто тратить их с умом мы тогда еще не умели.
Впервые я встретил Алика на физкультуре, когда нас распределяли по степени подготовки. Мы записались на баскетбол, но потом у Алика на медкомиссии нашли повышенное давление, и ему пришлось перейти в лыжную секцию. Тренер по лыжам поворчал, но взял. Думаю, с этого момента Алик и увлекся лыжами. Он никогда не был фанатом какого-то одного вида спорта: летом он с таким же энтузиазмом бегал эстафету, играл в футбол, волейбол – энергия била ключом. Все секции объединялись в спортклубе МГУ, где проводились регулярные чемпионаты, разыгрывалось первенство Москвы среди вузов, но нас, конечно, больше волновало соперничество между факультетами. Мы всегда соревновались с ближайшими соседями – физиками, их общежитие стояло напротив.
Студенты МГУ считались будущей элитой, поэтому спортивная подготовка осуществлялась в полном объеме. После первого курса в 1954 году на стадионе «Динамо» проводился всесоюзный парад, где около двухсот человек из МГУ должны были показать себя во всей красе. Нас тогда даже на пару дней отправили загорать, чтобы белые ученые тела не слишком контрастировали с загорелыми мышцами спортсменов. На огромной дуге, вроде троллейбусной, мы должны были поднимать и опускать гимнастов, а также вовремя переодевать майку наизнанку, чтобы сектор узора менял цвет. Для участия в параде нам выдали блестящие белые брюки и двусторонние зеленые майки – все это мы, конечно, хранили на память – и я, и Алик».
ХИМФАК МГУ: ОСВОЕНИЕ СИБИРИ
В Новосибирск ученые москвичи распределились в сентябре 1958-го. У радиохимиков обучение длилось на полгода дольше, поэтому они появились здесь только весной. Академгородок еще не был построен, а ИНХ базировался на втором этаже на ул. Советской, 20 (угол ул. Ленина); позже он занял этаж в первом здании на проспекте Науки – Институте гидродинамики.
Анатолий Беляев вспоминает: «Алик сразу включился в работу – он занимался зонной кристаллизацией – тонкой очисткой полупроводников. Встречались мы после работы, как правило, на футбольном поле или в общежитии на ул. Державина. Никто из нас не был фанатом спорта или науки, но стремление получить максимум от всего, чем занимаешься, было у нас в крови.
Алик отличался немногословностью, и часто случалось, когда, едва запланировав что-то, мы обнаруживали, что он потихонечку уже все осуществил. Однажды сидим в общаге, есть нечего, а опять соревноваться в «пирожковой» на Красном (кто больше съест) никакой охоты. Вдруг приходит Алик с пучком зелени, редиски и каких-то овощей – на рынок сбегал. Давайте, говорит, окрошку делать. Порезал все молча, перемешал. Так же молча мы сели за стол и мгновенно уговорили богатый обед. Вдруг кто-то вспомнил: «А мы же окрошку хотели…» «Да вон через дорогу квасом торгуют. Сейчас выпьем по кружке, и будет вам окрошка!» – нашелся Алик…»
Очевидно, что в этих душевных и незамысловатых историях нет ничего уникального – ведь так можно описать жизнь любого выпускника начала 60-х, который прибыл строить Большую Науку в Далекую Сибирь. Пустая комната. Вдоль стен – койки с панцирными сетками. В окне – солнце или дождь. В душе – ожидание темы работы, ожидание своего жилья, весны и еще чего-то очень значительного – победы в соревнованиях, а может быть, настоящей любви…
Из письма Алика Тульского В. Соколову от 9 марта 1959 г.: «Думаю когда-нибудь жениться, но не скоро, а может, и совсем не придумаю. Мне нравятся многие девчонки, но это все не то. И не потому, что я какой-нибудь разборчивый. Нет, просто я сам себя еще толком не знаю…»
«Мы уже пять дней в Новосибирске. По первому впечатлению, город хороший. Живем пока на птичьих правах в квартире профессора Птицына. Обещают общежитие в Академгородке. Прости за каракули, пишу в лежачем положении, так как в комнате, кроме коек, пока ничего нет, да нам и не надо. Дядин сидит напротив и играет на баяне классическую музыку, а вот только что побежал за гитарой, хочет петь романсы». (16 марта 1959 г.)
«У нас весна, по улицам текут целые реки, т.к. стока для воды, кроме Оби, нет. Говорят, снег тут может идти даже в мае. За городом и сейчас еще можно кататься, жаль, я не взял лыжи. Лыжников я пока здесь не видел, но говорят, что есть сильные ребята – посмотрим в следующем сезоне. А пока мы с Дядиным делаем зарядку, иногда играем в футбол и баскетбол. Я записался в парусную секцию, пока занятий еще не было. Когда в Академии наук будет свой флот, будет здорово, ведь Городок на берегу Обского моря. Не знаю, как будет, когда переселюсь в Городок. Надежного транспорта оттуда пока нет, обещают троллейбус и электричку провести, т.к. рядом железная дорога. А сейчас мы с Дядиным собираемся выигрывать автомашину, у нас есть один лотерейный билет первого выпуска». (9 апреля 1959 г.)
Очень скоро сотрудники ИНХа организовали футбольную команду. По приезду в Сибирь москвичи играли где получится – однажды в морозном декабре они устроили матч около общежития НЭТИ, чем совершенно поразили местных студентов. Летом команда обосновалась на стадионе около городского аэропорта и участвовала в первенстве Центрального района. Спортивная форма была большим дефицитом, поэтому элитных футболистов областное ДСО «Буревестник» одело в белые женские майки с «крылышками». В таком виде сборная еще не построенного института защищала честь района. В конце лета 1959-го сотрудников ИНХа поселили в Академгородке, в новых кирпичных домах по ул. Терешковой (напротив рынка). Названия улицы тогда не было, нумерация сейчас обратная. Старый адрес: микрорайон «А», дом 4. Комнаты предоставлялись практически без мебели: «…собрав все свое умение, мы с Дядиным сделали стол, две табуретки и лежанку. Сейчас наш мебельный комбинат прекращает свою работу, т.к. основное сделано. Но если тебе что-то понадобится сделать из мебели, только позови». (2 декабря 1959 г.)
Зимний лес Академгородка совершенно очаровал молодых химиков, и, несмотря на старания городских структур сохранить ученую команду, занятия спортом постепенно перебазировались к месту жительства: «В лесу такая красотища, что ни в сказке сказать! Если что-нибудь получится на фото, пришлю. У нас в Городке открылись свои бега. Еще зовут бегать в городе, но наши туда уже не приходят. В это воскресенье было открытие сезона Советского района (5 км). Меня почему-то сочли за перворазрядника и поставили последним, хотя я говорил, что никогда таковым не был. В итоге пришел третьим – 21,15. Мы здесь нашли такое местечко, что покрепче Подрезково. Пробежал 10 км по равнинке, пришел шестым – 40,22. На закате зимы я принял участие в соревнованиях по подледному лову рыбы, занял первое место, но это было смешно, потому что зимой ловил рыбу впервые. ИНХом выиграли спартакиаду – лыжи и легкую атлетику».
«А НЕ ТО СОЖГУТ ПОСЛОЙНО…»
Летом 1960 года Алик всерьез увлекся исследованием природы Тунгусского метеорита. Все лето он пробыл в тайге, возглавив радиохимическое исследование.
Виктор Журавлев: «Сотрудник КСЭ – это звучало. Это помогало под дождем изготавливать «пирамиды» – наборы спилов для изучения ускоренного роста деревьев, сжигать послойно древесину для радиохимических анализов, бурить дно болота по пояс в воде. С исследованиями Тунгусского метеорита была связана целая литературная игра – песни, баллады, юмористические стихи. Алик не мог не включиться в этот таинственный процесс стихийного творчества. Он успел в 1960 году написать иронически-романтические стихи, сразу ставшие песенкой, исполняемой у вечерних костров. Только участники пеших переходов по хлюпающей болотной трясине под моросящим дождем смогут оценить эти простенькие и не всем понятные куплеты».
Чутко спит тайга. Облака закрыли небо.
Клубится над болотами туман.
Осторожен будь, ведь никто из нас здесь не был,
В таинственной долине Кражуркан.Если ты у нас, то веди себя достойно,
Будь общему порядку подчинен.
Осторожен будь, а не то сожгут послойно
В республике с названьем Фаррингтон.Позабудь пока свои личные обиды,
Что надо – делай через «не хочу».
Не ленись, мой друг, чтоб не сняли пирамиду
Лесные люди племени Кимчу.Дождь и комары нам с тобою не помеха.
Будь первым и за кашей, и в труде.
Не ленись, мой друг, ты не в турпоход приехал –
Ведь ныне ты сотрудник КСЭ.Бог Огды послал дождь на нас заместо кары,
Но, несмотря на это, мы идем.
Веселей гляди, уж скоро Ванавары,
А там нас ждет сухой и теплый дом.
Из экспедиции совершенно счастливый Алик вернулся в родной город Поворино Воронежской области, где его ждала обильная домашняя кухня, велосипед и пустая старая школа – никого из своих одноклассников он не нашел. Дома стало скучно, потянуло в Новосибирск. Наступал октябрь, а значит, совсем скоро можно было встать на лыжи. Но вместо лыж дома ждали неприятности: в целях укрепления научного потенциала заводов из института туда перевели часть сотрудников. Институт гидродинамики еще не сдали, на Советской, 20 негде было яблоку упасть, а чтобы попасть на завод, нужно было иметь вторую группу допуска, т.е. еще раз пройти серию анкет а ля «служил ли в белой армии», что требовало многих месяцев. Специалисты слонялись без дела и проявляли недовольство. А после того, как Пауэрс прыгнул из «У-2» к уральским крестьянам, ИНХовцы и вовсе прослыли бунтарями: Олег Бреусов прилюдно удивился, почему Хрущев отказался встречаться с Эйзенхауэром, и был выслан на завод. Алик и все ребята вступились за Бреусова и автоматически стали антисоветчиками. Но молодой специалист, как говорили тогда, хуже клопа – уволить его нельзя без санкции профсоюза. А профсоюз стоял за ученых горой. Часть сотрудников убрали по заводам, других удалось отстоять. Где-то помог Лаврентьев, кто-то поступил в аспирантуру и уехал в Москву или в Харьков.
Вскоре конфликт рассеялся, и здание Института гидродинамики приютило молодых ученых. Алик тяжело переживал перемены и постепенно отошел от спорта, погрузившись с головой в работу и в тунгусскую тему: «…с нетерпением жду следующей экспедиции, в августе поеду снова в тайгу. В прошлый раз занимался пробами золы деревьев, почвы, торфа – искал активность. Обрабатывать результаты у нас некому и некогда – все анализы ведутся в Москве. Еще гоняю в футбол, но уже не совсем удачно. Наука не движется, как в одном из наших разговоров – работаешь, работаешь, все план выполнить не можешь. Все время тянет в сон, скорей бы лето…» (19 февраля 1961 г.)
ПОСЛЕДНЯЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Зимняя мечта Алика сбылась, и в августе 1961 года он второй раз отправился на Тунгуску: «…вернусь в октябре. Сейчас сельскохозяйственная пора, и в институте отпустили без разговоров. Боюсь только, что это последняя экспедиция – институт к тому году, наверное, сдадут». (29 июля 1961 г.) Через два дня после этого письма Алика не стало. Вспоминает Аля Бояркина, научный сотрудник Томского НЦ СО РАМН:
«Перед поездкой в Ванавару (мы тогда говорили – Ванавары) у нас был целый день, и мы отправились на Красноярские Столбы. С нами были Юра Кандыба, Валера Бехтерев, студент-медик Гена Трухачев и два парня-столбиста. Алик был с фотоаппаратом и фиксировал все наши подвиги. Случались места очень опасные, и я шла вперед только потому, что назад уже пути не было. В одном месте нужно было пройти по узкому карнизу. Узнав, что, поднявшись наверх, нам снова придется спуститься сюда, я решительно отказалась покорять вершину, но Алик подсел ко мне и сказал, что если я останусь, то мне потом будет стыдно.
Карниз проходил над пропастью глубиной около 20 метров, но он оказался достаточно широким, и я прошла его без страховки. Затем я ступила на большой серый валун, который обрывался вниз метра на два. Алик был где-то сзади, как выяснилось потом – еще на карнизе. Вдруг раздался далекий выстрел (условный сигнал беды у альпинистов. – М. Ш.), и я увидела исказившееся лицо Юры. Кто-то сказал «разбился» и «Алик». Я оглянулась, но позади меня никого не было. Остаток спуска я летела вниз, перепрыгивая с камня на камень, да и бежать уже было недолго. Алик лежал лицом вниз. Рядом с ним валялся открытый фотоаппарат, на одной ноге не было кеда. Меня как клещами держал Юра. Гена склонился над Аликом, констатируя смерть. Никто не знает, что произошло: фотографировал и потерял бдительность или что-то попало ему в кед, и он стал переобуваться?..»
Мест для захоронения в Академгородке тогда не было. Двадцатипятилетний А. Тульский был похоронен на сельском кладбище в Нижней Ельцовке, оставшись для многих своих знакомых вечной загадкой – таежно-тихий и задумчивый, энергичный и притягательный человек на пути в свои собственные Ванавары.
Мария ШКОЛЬНИК
"Навигатор" - рекламно-информационная газета Советского района Новосибирска, №10 (523), 17 марта 2006 г.
Источник:
http://www.navigato.ru/10/index.php?afname=jivaa.istoria.tul.skii.htm
А.О.Егоршин, ИМ. <egorshin@math.nsc.ru> (19.03.06 Т 12:48:03): Отличная статья. Можно поздравить автора и "Навигатор". А также того (тех), кто кропотливо собирает эти материалы. Я знаком с Соколовым, с Журавлевым, Аллой Бояркиной. Приятно было увидеть их имена в этой публикации в таком хорошем хоть и печальном контексте. Был знаком (не очень близко, правда) с Тульским. Я был (тогда только еще студент 2-го курса МФТИ) на Тунгусске в том же 1960-м. Был там и в трагическом этой гибелью 1961-м. Всех потрясла эта жуткая своей обыденностью смерть. Он был очень хороший человек. Таких много было тогда. И Советская Власть им помогала найти место в жизни. Бесплатно учила, гарантировала работу, помогала заниматься (бесплатно) спортом, давала жилье. (Сейчас это мечты о прошедшем будущем.) Это тоже хорошо показано в статье. И это тоже ее большая ценность. Алику "повезло" в том, что он был ПЕРВЫЙ ученый , погибший в Академгородке. Да еще такой молодой. Очень хорошо, что его имя (хоть "благодаря" этому) запомнено. Оно, как и лыжная база его имени - как памятник того времени. Память о людях - в этом смысл их духовной жизни. Остается вопрос. Где могила? Похоже, что ее уже нет. Жаль. Еще раз спасибо автору, другим собирателям и "Навигато.ру" за прекрасную статью. А.О.Егоршин, ИМ.