Г.Ф. Плеханов. Отдельные эпизоды из жизни Н.В. Васильева

Поскольку это «Тунгусский вестник» и все остальные материалы выпуска посвящены именно «тунгусской» стороне жизни Васильева, попробую чуть расширить сферу воспоминаний и затронуть вопросы, мало известные большинству читающих наш журнал. Заранее хочу сказать, что все эпизоды привожу только по памяти, поэтому отдельные детали, конкретные сроки могут оказаться неточными, но это не меняет сути.

Вот история, как Васильев еле-еле избежал участи стать директором Бактина. В конце шестидесятых годов эта должность оказалась вакантной. Вызывает Лигачев Николая в обком КПСС и предлагает занять этот пост. Николай возражает, что мол я только доцент и никогда делами хозяйственными не занимался. У Лигачева возражения веские: «Раз смог управляться с КСЭ, то уж с институтом тем более справишься». Но Николай упорствует. Лигачев крут и говорит примерно так: «Партбилет на стол, иди и пару дней подумай, а там решим, быть тебе в партии или нет». Понимая, что дело хана, Николай срочно летит в Моск­ву и в Минздрав. Там его отказ поддержали, а бюро обкома вкатало строгача за возражение секретарю об­кома и несанкционированное обращение в верха.

Эпизод уже из КСЭ-шной жизни, но далеко не всем известный. В 1970 г. отмечали сорокалетие Николая в 16-й комнате студенческого общежития, которую ректорат выделил для работ и пятниц КСЭ. Общий сбор идет по программе: поздравительные выступления, поток приветствий. Истинные от уехавших космодранцев, шуточные и самиздатовские от КМЕТа, В.Г. Фесенкова, юных школьников и школьниц. Затем торжественное открытие бюста Н.В. Васильева, который вылепила В. Сапожникова из гипса, и пение гимна на известную мелодию.

Союз нерушимый бродяг-космодранцев
Сплотил не упавший в тайге звездолет.
Не тот звездолет, что придумал Казанцев,
А тот звездолет, что Васильев найдет.
Наш Коля, наш Коля,
Он где-нибудь,
Когда-нибудь и
Что-нибудь найдет.

И так далее в том же духе. Пока шли поздравления и приветствия, Николай сидел и смущенно улыбался, а после коллективного исполнения гимна, который все пели, как и положено, стоя, он предложил сделать перерыв. Попросил всех выйти, кроме нескольких старожилов КСЭ, и начал речь примерно такого содержания: «Разве можно допускать такие вольности! Это же Гимн Советского Союза и нельзя так с ним обращаться». В ответ дружный смех. Николай, несколько растерявшись, возмущенно говорит: «Неужели вы ничего не понимаете!». В ответ протягиваем ему «Программу чествования», где под пунктом 7 стояло: «Пение гимна», а следующий пункт: «Возмущение Н.В. по поводу пения гимна». Так что все шло по плану.

Следующий эпизод. «Волгоградская битва», о которой я уже писал в своей книге. Неожиданно во время командировки в 1976 г. у меня начался приступ острого панкреатита. Положили в волгоградскую клинику и ночью прооперировали. Послеоперационный диагноз - тотальный панкреонекроз, т.е. состояние, не совместимое с жизнью. Позвонили домой в Томск около 5 утра по-местному. Сообщили, что надежды на выздоровление нет. Люда тут же звонит Николаю, сообщает о ситуации и просит помочь с финансами. Он берет все имеющиеся дома деньги и срочно идет к нам. На них она утренним рейсом летит до Москвы и Волгограда. А Николай уже созвонился с волгоградской клиникой и начал поднимать всех на ноги.

Мало кто знает, что в тот же день он через аппарат КГБ, где работал его сокурсник, связался с Минздравом. Оттуда звонок прямо в клинику - что нужно для такого-то больного и просьба информировать ми­нистерство о его состоянии. Тут же из Москвы прямо с пилотами очередным рейсом отправляют требуемые лекарства. Как знать, не будь тогда оперативной реакции у Николая, вряд ли я сейчас писал бы эти строки.

А история с болезнью Демина. Ведь он специально вылетел из Томска в Новосибирск, когда выяснилось, что местные медики не в состоянии определить Дмитрия в больницу. Николай вначале пытается все решить по телефону, а когда убеждается, что это невозможно, сдает заранее купленный билет, едет туда и через В.П. Казначеева добивается требуемого.

Если же взять всех, кому он помогал консультациями через свои медицинские связи, то наверняка потребуется несколько листов только на перечень имен. Или взять наши сборы КСЭ, общие и локальные. На общих он держит заглавную речь, выступает долго, подробно. Затем идут вопросы, общие обсуждения и начинаются кулуары. Сколько десятков людей смогли в это время пообщаться с Николаем напрямую, а иногда и решить свои личные проблемы.

На локальных сборах, проводившихся частенько у нас дома, после завершения дел «по поводу», начинались песни. Николай садился за пианино, играл мелодию одной из наших песен, запевал, а все присутствующие подпевали ему хором. Затем следующая песня и т.д.

Наконец последняя встреча в Москве. Август 2000 г. «Третий аэрокосмический конгресс», где у нас с ним был совместный доклад на тему: «Экологические последствия падения Тунгусского метеорита». Он вынужден был перед этим участвовать в серьезном заседании по радиоэкологии в Екатеринбурге и немного опоздал. Встретились только на общем сборе, который провели у Вронских. Собралось 16 человек. Кроме нас с Людмилой (Томск) и Николая с Татьяной (Харьков) были: Володя Воробьев (Архангельск), Володя Кожемякин (Питер) и основная часть московского филиала КСЭ. Вначале, как всегда, деловая часть. Николай рассказал все текущие новости. Обменялись мнениями по оценке текущего момента, что, где, когда и как надо делать. Затем неофициальная часть, проходящая по заведенной традиции. Первый тост и гимн. Затем кулуарные разговоры. Это были последние часы нашего личного общения. По обыкновению разговор шел о том, что сделано, что недоделано, что более перспективно, что является второстепенным.

Николай особо подчеркивал необходимость расширения работ по программе заповедника. Нужны углубленные исследования геологии района, включая последствия деятельности палеовулкана. Необходимо детальное изучение флоры и фауны, гидрологии, вечной мерзлоты и т.д. Ведь в целом ряде наших площадных работ негласно предполагается, что все измеряемые параметры ложатся на абсолютно «ровную» (не только в смысле рельефа) поверхность. А это совсем не так. Нужно знать истинный фон и все «метеоритные» данные анализировать на его основе. Нужно знать геохимическую специфику влияния границы вечной мерзлоты и ее связь со «слоем 1908 г.». Нужно... много еще, что нужно.

Затем отъезд в разные места и переписка, звонки. Обменивались информацией примерно раз в неделю. Уже больным из клиники Николай писал о подготовке к печати первого тома «Трудов заповедника», рекомендовал Фасту дать ответ на критику Коваля, спрашивал меня об отношении к очевидцам из Преображенки, информировал о ходе работ по географическому атласу заповедника, о последних контактах со Степаницким, собирался выслать рукопись своей книги по ТМ, которую интенсивно дописывал в последние дни своей жизни.

Теперь все. Николая больше нет. Он уже не позвонит - «Привет!», не напишет в конце письма -«Жму руку, я». Осталась масса незавершенных дел. Попробую перечислить хотя бы основные.
1. Издать «Труды ГПЗ "Тунгусский"». (Эта рукопись сейчас у нас и с ней работает Г.М. Иванова).
2. Издать (а если нужно, дописать и издать) его книгу по ТМ.
3. Собрать в Томске все архивы Н.В. Васильева по делам тунгусским и после копирования передать их в Госархив.
4. Продолжить работы по ТМ во всех мыслимых направлениях. (Что и как делать, предстоит еще обсудить детально).
5. Поддержать работу заповедника.

Завершить то, что он не успел - это наш долг и это будет лучшей памятью о нем, нашем дорогом друге Николае Владимировиче Васильеве: человеке, ученом, космодранце.