Однажды утром, я еще дремала, отец вышел из избы. Потом обратно вбегает: «Иди, посмотри. Какая красотища!» Я подошла к дверям и обомлела. Все вокруг было белым-бело. Ночью выпала сильная кухта, и красотища, действительно, была потрясающая. Рядом с избой луговинка была, на ней березка росла, в пальца три толщиной, так ее, бедненькую, дугой согнула кухта.
Потом вернулся Елкин и привез радиограмму, где сообщалось, что самолет в Кежме будет числа 28-го сентября. Затем пришли лошади, и мы начали запаковываться и грузиться. Апрелевский отряд решил с нами дойти до Вановары, чтобы запастись продуктами и потом вернуться заканчивать работу.
Обратно мы ехали дольше, чем туда. После выпавшей кухты и низины, и лощины, и болота были залиты, и мы шли зигзагами по верхам. С кормом для лошадей было плохо. Овса у нас не было, а подножного корма - кот наплакал, шли ведь в основном сосняками. Лошади отказывались идти. Ребята, что привели лошадей, зная, что у нас плохо с едой, прихватили несколько буханок хлеба. Что делать? Я от буханки ломаю ломоть - лошадь лежит. Я ей хлеб под нос - она тянется. Я отхожу -она за мной. Одна лошадь пошла, смотришь - другая упала, я к той. Вот таким манером мы шлепали почти до самой Кежмы. Лошадей удалось накормить толком только у лесничего, не доезжая до Кежмы. Отец у него остался ночевать, а я с отрядом поехала до Кежмы. Утром мы прибыли в Кежму и сдали караван. Отец же позднее приехал. Уже на следующий день мы улетали в Красноярск, и 9-го октября были в Москве».
Конечно, в то время и в мыслях у Кулика не было, что это его последняя экспедиция на Подкаменную Тунгуску. Каждый раз, покидая эти места, ему хотелось еще и еще раз повторять строчки Петра Людовиговича Драверта, написанные им в далеком 1909 году:
Я вернусь, когда в цветной одежде Средь озер задышит грудь земли, И меня, приветствуя, как прежде, Громким криком встретят журавли.