Пятница покидает Робинзона

     На этот раз Кулик взял себе в помощники Евгения Леонидовича Кринова, ныне доктора геолого-минералогических наук, крупнейшего советского специалиста по метеоритам, председателя Комитета по метеоритам Академии наук СССР, тогда молодого астронома, еще только начинавшего свою ученую карьеру.

     В состав третьей экспедиции вошли также болотовед Л.В.Шумилова, опытный буровой мастер А.В.Афонский и шесть молодых энтузиастов во главе с К.Д.Янковским, согласившихся участвовать в экспедиции в должности рабочих.

     Еще в конце 1928 года по просьбе Кулика местные организации села Кежмы проложили в тайге от Вановары до Заимки Кулика (в район эпицентра) 80-километровую дорогу, получившую наименование «тропы Кулика». Эта тропа стала впоследствии своеобразным «центральным проспектом» всех экспедиций, не пожелавших воспользоваться вертолетами.

     6 апреля 1929 года отряд Кулика прибыл на место катастрофы. Леонид Алексеевич сразу же решил пойти в «лобовую атаку» - раскопать большую (Сусловскую) воронку, по его мнению, бесспорный метеоритный кратер.

     Первым делом из нее предстояло спустить воду – ведь кругом весьма заболоченная местность. Траншею для спуска пришлось рыть вручную – с помощью кирок, лопат и топоров. Работа оказалась мучительно трудоемкой, но к концу мая траншея все же была готова. При глубине в четыре метра она достигала в длину почти тридцати. Сама же Сусловская воронка представлял собой почти круглое торфяное болото диаметром около 32 метров. О том, что произошло дальше, рассказывает Евгений Леонидович Кринов:

     «Очищая Сусловскую воронку от мха, мы обнаружили  недалеко от ее центра пень сломанного у самых корней дерева. Находка была полной неожиданностью и окончательно опровергала метеоритное происхождение воронки. В самом деле, нельзя было представить себе, чтобы в воронке, образованной падением крупной метеоритной массой, мог сохраниться в естественном положении пень сломанного дерева, корни которого нормально уходили в илистое дно воронки. Пень, расположенный почти в центре воронки, свидетельствовал о ненарушенности ее дна.

     Но Кулик не сдавался. Категорически запретив фотографировать воронку и пень внутри нее (Кринов потом сделал снимок тайно), он приказал продолжать явно бессмысленные раскопки. По его приказу в северном борту начали проходку буровой скважины – ведь метеорит мог, по мнению ученого, уйти глубоко в почву.

В конце июля тяжело заболел Янковский – острый приступ аппендицита. Кулик вместе с ним отправился в Вановару, в тайге же остался Кринов с двумя рабочими. Теперь можно было нарушить и другой запрет Кулика – не отходить дальше трех километров от Сусловской воронки. Обойдя окрестности Великой котловины, Е.Л.Кринов пришел к следующим заключениям:

     «Пользуясь перерывом в проведении срочных и изнурительных работ (фотографирование, нивелировка и промеры некоторых участков депрессий, вскрытие малой воронки около воронки Суслова, а также обнаруженных автором в разных местах трех подозрительных ям, оказавшихся естественными выбоинами, помощь геодезическому отряду при определении астрономического пункта на горе Фаррингтона и др.), я совершил несколько экскурсий, обойдя постепенно все вершины сопок, окружающих котловину, в секторе, охватывающем всю восточную половину котловины. Здесь действительно можно было наблюдать радиальность в вывале леса. На каждой из посещенных вершин гребней и сопок поваленный лес лежал корнями к котловине, а вершинами – наружу. Поваленный лес можно было проследить в направлении от котловины сравнительно недалеко, не далее нескольких километров. Но для этого было необходимо спуститься с вершины сопки и пройти в сторону от котловины. В противном случае рощицы сохранившихся деревьев и уцелевший кое-где на корню сухой лес, а также рельеф местности и молодой кустарник не позволяли проследить бурелом на более или менее большом расстоянии. С вершин сопок, расположенных к северу от котловины (или к западу от горы Фаррингтона), автор хорошо мог видеть совершенно сохранившуюся мощную тайгу на участке за рекой Кимчу, около Лебединого озера, где, по-видимому, имеется возвышенность, которую огибает Кимчу. Был хорошо виден полностью сохранившийся лес на этой возвышенности. С тех же вершин автор наблюдал низинное место, частью заболоченное, частью заполненное бугристыми торфяниками с такими же округлыми образованиями, как и в котловине, начинающееся от подошвы сопок и простирающееся на протяжении нескольких километров, вплоть до  реки Кимчу и Лебединого озера. Кулик с некоторой осторожностью считал и это низинное место местом падения отдельного роя метеоритов, называя данный участок северным. Затем автор наблюдал синеющую вдали нетронутую тайгу в направлении на северо-восток. В западном направлении горизонт был закрыт ближайшими сопками, расположенными на краю котловины.

     Поваленный лес в направлении на север и северо-восток не распространяется далее, чем на несколько километров. С другой стороны, во время экскурсий по окрестным сопкам на их пологих и обширных склонах не были обнаружены образования, хотя бы в какой-либо степени похожие на метеоритные воронки. Во время экскурсий была осмотрена площадь около 40 кв.км, на которой чаще всего стоял сохранившийся на корню сухой лес. При этом не было замечено никаких других явных следов произошедшей здесь катастрофы. Единственными признаками падения здесь метеорита были поваленные с корнем деревья на вершинах и внешних склонах сопок, окружающих котловину (как указано, была осмотрена только восточная половина котловины), а также ожог поваленных и уцелевших на корню деревьев, покрывающих сплошь внутренние склоны тех же сопок. Однако при взгляде с вершин сопок на Южное болото, простирающееся километра на два с севера на юг, создавалось впечатление, что именно здесь мог упасть метеорит».

     19 августа Кулик с двумя другими участниками экспедиции вернулся из Вановары. По его приказу решено бурить Сусловскую воронку до глубины 30 метров. Вручную прошли рабочие еще две скважины и все безрезультатно – ни на поверхности, ни под землей следов метеорита не оказалось. Вот тогда-то между Куликом и Криновым произошел разговор, содержание которого передают со слов Е.Л.Кринова И.Евгеньев и Л.Кузнецова – авторы документальной повести «За огненным камнем» (Географиздат, 1958):

     «Кринов вытащил из кармана найденный им осколок белой фарфоровой чашки с синим ободком.

- Из этой чашки Лючеткан пил чай! – вырвалось у него.  

     Но Кулик остался безразличным к этому серьезному сообщению.

     А молодой ученый не унимался.

- Леонид Алексеевич, мне кажется все-таки, мы ищем не там…

- Как так? – насторожился Кулик. – А где же искать?          

- Ума не приложу, - пожал плечами Кринов. – Но только не в воронках.

- Ума не приложите, так хотя бы руки приложите. Вы повторяете чужие слова. Наслушались их от академиков в Ленинграде и теперь попугайничаете.

     Больших усилий стоило Кринову сдержать себя. Не выдавая своего волнения, он продолжал:

- Я обошел окрестные сопки и не нашел там ни одной воронки. Согласитесь, Леонид Алексеевич, не может быть, чтобы осколки упали только в низине.

     Узкие губы Кулика сжались. Взгляд стал еще более чужим, холодным. Он заговорил. Его жесткие слова хлестали Кринова, как пощечины.

- Вы что, тоже, как Черников, хотите того, в кусты? «Открыватель»!…

     Последнее слово было произнесено с какой-то особо едкой насмешкой. Кринов тоже повысил голос:

- Я говорю не только от своего имени. Послушайте нас, откажитесь от воронок!

     Наступило тягостное молчание. Кулика душила злоба. Кринову показалось, что вот-вот он снова обрушит на него поток брани. Но Кулик неожиданно взял его осторожно за пуговицу расстегнутой рубашки и слегка притянул к себе так, что Кринов почувствовал своими губами его колючую бороду. Глядя куда-то в туманную даль, Леонид Алексеевич заговорил:

- Когда я искал воронки, я готов был от голода есть дохлую собаку. Когда я начал их исследовать, в меня стреляли бандиты. Но ни голод, ни пули не заставили меня отказаться от своей идеи.  А теперь вы хотите своими случайными наблюдениями зачеркнуть все то, что я сделал за восемь лет? Наивный вы человек…

     Он был возбужден. И вместе с тем в словах уже не было того ледяного ветр, который одним порывом валит собеседника на обе лопатки. Слова словно оттаяли, согрелись теплом выстраданных раздумий, изнурительных поисков.

     Кринову вдруг сделалось его жаль. Он готов был прижаться к нему, утешить как отца. В какую-то долю секунды он готов был даже сказать, что отказывается от всех своих предположений.

Но это было лишь минутным колебанием.

- А все-таки нам удастся набрести на более верный след…- вырвалось у него.

     Кулик не дал ему опомниться. Он резко отдергивает руку. Падает на пол оторванная пуговица. Нет, не привык он уходить побежденным из спора.

- Послушайте, Кринов! – кричит он. – Сами запомните и скажите всем вашим саботажникам: здесь не дискуссионный клуб, а болото, воронки которые мы должны обследовать до конца. Тем, кто против, я обеспечиваю бесплатный проезд до Ленинграда.

      Голос его снов резок и суров. Куда девалось доверие, усталость в глазах…

     …. Они так и разошлись, не убедив ни в чем друг друга».

     Позже не терпящий возражений Кулик отстранил Кринова от работы и тот был вынужден покинуть экспедицию. Вскоре работы на Сусловской воронке пришлось прекратить – сгорела буровая изба,  и вышло из строя оборудование.

     В ноябре 1929 года Кринов с одним из рабочих с огромным трудом дотащился до Вановары, обморозив ноги (в феврале 1930 года ему ампутировали на ноге большой палец). Но зато было выполнено поручение Кулика – доставить в Вановару материалы экспедиции для отправки в Академию наук СССР.

     К концу 1929 года все средства экспедиции оказались исчерпанными. Но в январе Академия наук СССР телеграфно перевела дополнительную сумму на оплату долгов, окончание работ и возвращение из тайги.     

     Нелепая ссора с Криновым мучила Леонида Алексеевича. Он сознавал, что незаслуженно оскорбил молодого, предельно самоотверженного ученого. Не желая оставаться несправедливым к нему, он написал Кринову со своего таежного зимовья теплое письмо:

«Милый и бесконечно дорогой мой Открыватель! Многолетнее беспрерывное напряжение всех моих сил не подвинуло вопроса к окончательному его разрешению. Фактического материала собрано достаточно много. Он говорит нам о катастрофе, он говорит нам о том, что, в общем-то, мы работаем в центре бурелома. Но нащупать место, куда вонзились осколки, пока не удалось.

     Единственная надежда у меня была на воронки. Катастрофичность в строении этих ям была для меня несомненна. Но и против них восстали. Помнишь наши споры с тобой?

     Мог ли я с этим смириться? Я тогда решил прощупать почву до конца, «до дна». Это мне почти удалось. Но я там ничего не нашел. И я решил пойти по твоему пути – разведать южное болото. Да, многие следы действительно ведут туда…»

     К сожалению, это письмо так и не было отправлено. Лишь в октябре 1930 года Л.А.Кулик принес искренние извинения Е.Л.Кринову, который уже доложил Академии наук СССР о работе третьей экспедиции Кулика. Заметим, что еще в конце мая 1930 года совещание в составе академиков В.И.Вернадского, В.Л.Комарова и А.Е.Ферсмана приняло следующее решение:

1.      Считать дальнейшее продолжение работ на месте падения Тунгусского метеорита необходимым, представленную начальником экспедиции Л.А.Куликом смету на продолжение буровых работ включить в следующий, 1930/1931 бюджетный год.

2.      Осуществление аэрофотосъемки места падения Тунгусского метеорита текущим летом считать настоятельно необходимым.

3.      Считать крайне необходимым возвращение в Ленинград после осуществления аэрофотосъемки начальника экспедиции Л.А.Кулика для обработки собранных экспедицией материалов, организации новой экспедиции и отдыха.

4.      Имея в виду предстоящую аэрофотосъемку места падения Тунгусского метеорита, организуемую Осоавиахимом в конце июня 1930 года, просить т.Чухновского, осуществляющего съемку, доставить на самолете нач.экспедиции Л.А.Кулика до населенного пункта, откуда он сможет вернуться в Ленинград.

В середине июля 1930 года в Кежму прилетел Чухновский, но аэрофотосъема сорвалась из-за дождливой погоды. В октябре того же года после почти двухлетнего отсутствия в  Ленинград, наконец, вернулся Кулик.

Любопытны выводы, которые он сделал на этот раз:

«Вероятным центром падения и нахождения метеоритных кратеров является, по нашему мнению, Южное болото. Оно, по-видимому, обязано своим современным состоянием именно падению метеорита».

Отныне все пути вели к таинственному Южному болоту.