Еще на Заимке, а потом в Ванаваре мы много говорили с Кириллом Павловичем об итогах этого года и единодушно соглашались, что работа далеко не закончена и бить в литавры преждевременно. Но буквально через месяц появляется его статья в «Пионерской правде», где он стремится вопрос закрыть. На мое резкое письмо ответ был уклончивый. «Это, мол, все в редакции исказили». Однако почти вслед за публикацией в «Пионерской правде» он выступает на радио, и наши друзья из «Теле-еле» записали это выступление на магнитофон. Там он однозначно высказался в том ключе, что проблема, в основном, решена, «это была комета», вещество которой впервые в истории человечества попало в руки исследователей. Завершала серию «открытий» статья, напечатанная почти всеми газетами «Это была комета», инициатором которой был академик Василий Григорьевич Фесенков.
Все наши возмущенные письма оставались без ответа. В ноябрьском «Курумнике» ситуация и позиция КМЕТа была отражена довольно прозрачно.
По болотным слазив кочкам, Строим эллипс по трем точкам.
И еще:
«Упал ли метеор в том месте, где мы шарили?» – Чтоб дать на сей вопрос законченный ответ, Свои потерянные шарики За истинные выдал КМЕТ. Теперь ума нехватка ощущается, Но этому уже никто не удивляется.
От Игоря Зенкина поступила информация, что намечается крупное общественное собрание с выступлениями В.Г. Фесенкова, К.П. Флоренского, Е.Л. Кринова, которое, без участия оппонентов, должно было перед интеллектуальной элитой и средствами массовой информации ярко показать эпохальное достижение советских ученых, «схвативших комету за хвост».
Узнал он об этом поздно, позвонил в бетатронную, но там уже все разошлись. Дома у меня в то время не то что телефона, водопровода и отопления центрального не было. Поэтому на следующее утро часов в 10 по местному времени, или в 6 утра по московскому, раздается у вахтера анатомического корпуса, где располагалась наша бетатронная, звонок. Игорь достаточно сбивчиво объясняет, что сегодня в 19 часов состоится собрание с хвалебными речами о достижениях наших ученых в решении проблемы Тунгусского метеорита, на котором мне крайне необходимо присутствовать.
Соглашаюсь: «Встречаемся в 18 у выхода из метро «Площадь Свердлова» в закутке, где стоят телефоны». А сам соображаю, как оформить свое отсутствие, добраться до аэропорта, затем до Новосибирска, а там уже до Москвы и до места встречи.
Самое поразительное, что к 18 я уже был в назначенном месте, а Игорь еще нет. Подошел минут через 10. Говорю: «Чего ж ты опаздываешь», а он оправдывается большими московскими расстояниями, хотя у меня эти «расстояния» были явно не меньше. Пошли в назначенное место.
Уже в фойе встречаем К.П. Флоренского. Смотрит удивленно. Вежливо здороваемся и расходимся. Такая же встреча с И.Т. Зоткиным, только гораздо душевнее. Затем вижу А.В. Золотова и Ф.Ю. Зигеля. Спрашиваю, что здесь будет. Говорят, что сами не знают, но что-то полусекретное, так как об этом сборище даже Зигель узнал случайно и с запозданием. Мимо проходят сотрудники КМЕТа, полураскланиваются без особых приветствий.
Начинается действо. Но выступают не Фесенков, не Кринов, а кто-то из посторонних. Говорят сдержанно, но весьма одобрительно. Расхваливают с восторгом кометную гипотезу. Здесь поднимается Зигель и резко ее критикует. Золотов ему вторит. Я ограничиваюсь молчанием. Артиллерия главного калибра еще не вступила в действие. Обсуждение заканчивается, в общем, нейтрально. В очередной раз поговорили о Тунгусском метеорите и спокойно разошлись.
А у Игоря Зенкина на квартире моделируется «лучистый» ожог нитками с десятка катушек. Комната вся переплетена. Пол – вроде карты местности в соответствующем масштабе, выбранные точки на нем – места произрастания деревьев, а нитка - направления, куда смотрят пораженные части веток. Но удивительно, что все нитки идут вверх. Спрашиваю про нижние. Ответ Игоря прост и прям. Лучистый ожог был из одной точки, поэтому все, что не укладывалось в концепцию «единого центрального взрыва» безжалостно отбрасывалось. А это более 80% всего материала. Высказываю сомнение в правомочности таких построений, но безрезультатно. Статья направляется в печать.
Снова Томск и через какое-то время снова поступает информация, на сей раз от Лены Кириченко, об очередном готовящемся совещании, где «найденную комету намерены представить на соискание Государственной премии». Бурная урезанная пятница. Что делать? По сообщениям из Москвы, вроде бы Фесенков намерен от КСЭ включить в состав «премируемых» и меня. Но не совсем ясно, будет ли это реальностью. Когда лучше обнародовать наше негативное отношение к «закрытию проблемы»? То ли после официального выдвижения – от лица-соучастника авторского коллектива, то ли заблаговременно. Ведь в КМЕТе, зная нашу реакцию, могут меня просто исключить из списков, и все наши действия тогда будут рассматриваться как «завистливое злопыхательство». Склоняюсь к тому, что надо ехать, прибыть на это совещание инкогнито и в самом начале выступить с резкой критикой представляемой концепции.
В день открытия совещания втихаря прилетаю в Москву и, считая, что Москва – слишком большой город, занимаюсь своими не метеоритными делами без всякой маскировки. Но с самого утра встречаю в разных местах города сначала одного сотрудника КМЕТа, затем другого и, наконец, перед обедом, третьего. Тайна моего приезда раскрыта. Иду прямиком в КМЕТ.
Там меня сразу же встречает Е.Л. Кринов и буквально затаскивает в свой кабинет. Из всех КМЕТовских сотрудников это был, пожалуй, самый прямой, простодушный и обаятельный человек. (Полная противоположность своему непосредственному начальнику.) В своем кабинете он открытым текстом говорит примерно следующее:
«Вы, конечно, знаете, что сегодня вечером Василий Григорьевич обнародует намерение выдвинуть на соискание Государственной премии СССР коллектив авторов, доказавших, что проблема Тунгусского метеорита, наконец, решена, так как твердо установлена его кометная природа.
От Комитета он намерен включить в состав авторского коллектива К.П. Флоренского и меня, а от томичей Вас. (Почему-то про Палея, Зоткина, Любарского и т.д. он ничего не сказал). Так что не беспокойтесь, Ваш большой вклад в решение проблемы Василий Григорьевич тоже учел. Он уже предварительно заручился поддержкой сотрудников комитета по Государственным премиям и членов экспертного совета, поэтому можно не сомневаться в их благоприятном решении по присуждению самой премии».
Ситуация не из легких. Пока все это было нашими досужими домыслами, подкрепляемыми различными неофициальными сведениями, то и решения могли иметь вероятностный характер. Но здесь, когда все вещи названы своими именами и никакой двусмысленности в ситуации не осталось, нужно срочно определять линию дальнейшего поведения.
Решение однозначное. «Война до победного конца». Говорю Евгению Леонидовичу, что проблему нельзя объявлять решенной, там еще многое не ясно. Если же провозгласить, что все уже решено, то ни официальные инстанции, ни административно-научные учреждения даже слушать не станут о необходимости продолжения исследований.
Он резко не соглашается и рекомендует посмотреть отчет и более детально обсудить этот вопрос с К.П. Флоренским, который обработал все летние результаты и однозначно доказал наличие кометного вещества в почвах района.
Захожу к Игорю Зоткину. Он показывает отчет К.П. Флоренского. Бегло просматриваю, не нахожу ничего нового, по сравнению с уже известными фактами. Игорь подтверждает, что вся фактура отчета основана только на старых данных.
Появляется К.П. Флоренский. Спрашиваю его в лоб, почему он резко изменил свою точку зрения по сравнению с Ванаварой. Он это объясняет более полной обработкой полевых данных. Зная всю кухню работы, спрашиваю, какие же новые факты здесь приведены. К.П. отвечает, что новых фактов нет, но есть важные обобщения и заключения В.Г. Фесенкова. Предлагает внимательно ознакомиться с отчетом и протягивает его мне. Швыряю его в сторону и резко говорю о полном несогласии с постановкой вопроса о решении проблемы, о прямых доказательствах кометной гипотезы и т.д. Он ссылается на авторитет В.Г. Фесенкова, хотя по летним разговорам знал, что для меня это не довод. Идет обмен резкими выражениями.
В заключение говорю, что если Фесенков и компания попытаются выставить эту работу на соискание Государственной премии, то мы поднимем в прессе такую бучу, что тошно будет. И тут же подаю телеграмму Любарского, где он полностью солидарен с нашей критикой «доказательств кометной гипотезы». Сообщаю, что он не одинок и под этими обращениями в ряд центральных газет и журналов готовы подписаться три четверти состава экспедиции и не только от КСЭ.
Расстались мы весьма холодно. Но...Выдвижение на соискание Государственной премии не состоялось. Какие там у них были закулисные разговоры - не знаю. Видимо, не очень лестные в наш, и персонально в мой, адрес, так как всякая дружба с КМЕТом на этом закончилась. Спустя месяц или два я снова появился в столице, по установившейся традиции зашел в КМЕТ, но никто кроме Игоря Зоткина и Егора Малинкина со мной разговаривать не стал. Заняты.
Поскольку активные действия по выдвижению «кометы» на премию были ее инициаторами прекращены, мы ограничились только маленькой заметкой в «Смене», которая была заблаговременно послана, и все. Эта заметка еще больше подлила масла в огонь. Флоренский сильно обиделся. «Какое право имеют рядовые участники экспедиции подвергать сомнению выводы ее руководителя!» Контакты были полностью прерваны. Если осенью мы с ним вместе планировали работы следующего экспедиционного сезона, то в середине зимы об этом даже не упоминалось. Пора, видимо, более подробно остановиться на личности самого К.П. Флоренского. Тем более, что он этого вполне заслуживает.