КСЭ

   Есть в общежитии Томского университета од­на тесная, заставленная столами комната — штаб комплексной самодеятельной экспеди­ции. Сокращенно — КСЭ. Стены комнаты увешаны схемами, картами. На столах и под столами — спилы деревьев из района тунгусской катастрофы, микроскопы, зарисовки профилей, разрезов.
     Каждую пятницу, по вечерам, собираются члены КСЭ. Здесь царит обстановка какой-то приподнятости, собранности мыслей и поступков. В движениях, в разговоре не чувствуется никакой рисовки, все просто, но в этой простоте — искренность, доброжелательность, рассудительность.
    В КСЭ все подчинено духу научного поиска, эксперимента. В разговоре предпочтение отдается Тунгусскому метеориту. Благодаря ему встретились и подружились эти люди.
    Все началось с того, что в 1959 году мы — небольшая группа парней— решили сами разобраться в загадочной судьбе исчезнувшего Тунгусского метеорита.
   Экспедиция на общественных началах была короткая и тяжелая. Правда, мы сумели вывезти из тайги много новых фактов, интересных и неожиданных, которые в общем-то и решили судьбу КСЭ. Все пошло на пользу, даже голодовка. 
   Плеханов — начальник нашей экспедиции — по возвращении надолго исчез из Томска. Он побывал в Москве, Ленинграде, Новосибирске... Везде договаривался, советовался, выступал. То, что мы задумали, требовало мобилизации больших сил. Здесь уже было не до шуток. Мы гордились Плехановым, который отдавал весь свой талант организатора и ученого, чтобы придать делу нужную форму. Он не щадил ни себя, ни нас.
   Встал вопрос о программе дальнейших работ. Работу «под гипотезу» отвергли сразу. Ведь если строить гипотезу, конечно, с учетом, всей совокупности имеющегося материала, то изучаемая тунгусская катастрофа может не получить правильного обобщения из-за ограниченности, неполноты тех фактов, из которых гипотеза исходит.
   Логика Плеханова, и мы с ней были согласны, вывела нам уравнение: не случайные факты, а практику систематических наблюдений, прежде всего и главным образом, мы должны применять в разгадке тунгусской тайны в качестве непосредственного критерия истины, так как процессы, сопровождавшие взрыв метеорита, протекали очень давно. Вывод получился большой, громоздкий, но мы не пугались его размеров. Для нас он был предельно ясен и в сознании укладывался в маленькую точку, которая стала нашей путеводной звездой.
    «Думайте, предлагайте!»—повторял Плеханов. Но мы с удовольствием поддавались этому приятному искушению и без его напоминания.
    Однажды я заметил, что нас стало больше. В КСЭ приходили ребята и девушки, которые сначала робко, но потом все активнее подключались к работе. И каждый находил себе дело по душе.
    Мыслей, идей было больше чем достаточно, от них пухла голова, но они висели, как золь в растворе. Чтобы осадить, «приземлить» эти мысли, придать им нужную форму, Плеханов прибегал к хитрости. Он чертовски ловко втягивал парней в спор и незаметно садился в сторонку. Иногда спор длился не долго, но другой раз бушевал днями, прежде чем виновник спора не вставал и не говорил: «Стоп! Кажется, то, что надо...» Споры и были тем коагулятором, с помощью которого идея обретала «плоть».
    Дело пошло. Стали собирать достоверный- фактический материал о районе и времени катастрофы. Перевернули гору литературы, перерыли доступные архивы, тщательно просмотрели все, что могло касаться этого вопроса и было опубликовано в 1908 году. Работа кропотливая, изнурительная, необходимая. Несколько наших ребят «скрылись в читалке», и я их увидел всех вместе только через пять месяцев уже в экспедиции.
    К 1960 году у нас накопилось много гипотез, пытающихся объяснить тунгусскую катастрофу столкновением с Землей космического тела, качественно отличающегося по своей природе от известных нам тел Солнечной системы: метеоритом из антивещества, «ядерным метеоритом», космическим кораблем. Но сколько мы ни искали, так и не смогли найти какой-либо фактический материал, подтверждающий или опровергающий эту группу гипотез. Нам необходимо было во всеоружии подготовиться к серьезному их изучению.
    Намеченная проверка этих гипотез, особенно последней — о космическом корабле, буквально взорвала КСЭ. Все знали, что сама по себе проблема «тунгусского дива» интересна, увлекательна, но то, что предстояло летом провести исследование радиоактивности почв и золы растений района катастрофы или, как говорили некоторые, «искать космический корабль с другой планеты», было очень необыкновенной и заманчивой идеей. Она придала экспедиции новое звучание.
    Разыгрались выдумка и фантазия ребят. Появились наши стихи, песни. Одна из них стала нашим гимном. Нашлись горячие приверженцы звездолета. Нашлись его противники. Спорили до хрипоты. Плеханов «подливал масла в огонь» научными замечаниями, когда видел, что спор принимал более философское направление.
    — Маловероятно, что взрыв метеорита был ядерным, но раз такая гипотеза есть, ее необходимо проверить. Итак, если причиной катастрофы был ядерный взрыв, — раздавался его чуть резковатый голос в наступившей тишине, — то при определенных условиях продукты его в виде некоторых долгоживущих изотопов могли сохраниться до настоящего времени.
    — Да, но не надо забывать, — врывался в паузу еще не успевший остыть спорщик, — не надо забывать, что вероятность обнаружения их весьма мала. Выпадение радиоактивных осадков в результате испытаний ядерного оружия сильно искажает картину.
    — Что ты предлагаешь?
    — Бессмысленно проводить такие работы. Они могут быть предвзятыми. В 1958 году экспедиция Академии доказала, что взрыв произошел в воздухе. Значит, наведенная радиоактивность в эпицентре отсутствует... Значит, осадки могли рассеяться на значительной площади и частично по всему земному шару...
    Комната гудела, как растревоженный улей. То в одном месте, то в другом вспыхивали маленькие спорики.
    — В общем ясно. Трудно, очень трудно разобраться в картине, нарисованной взрывом, — будто самому себе сказал Плеханов. Лицо у него было напряженным, сосредоточенным.
    — Наша методика должна удовлетворять двум основным требо­ваниям помочь нам отыскать повышенные аномалии в изотопном составе активности и определить сроки ее появления. Над этим надо ду­мать. Радиометрические работы, начатые нами в 59-м году, следует продолжить в большем объеме. Снова провести сбор образцов золы растительности для выяснения изотопного состава радиоактивности. С одной из лабораторий Новосибирска, где заканчивается сейчас обра­ботка наших проб, есть полная договоренность. Затем, если мы будем исследовать вопрос ядерного взрыва, то не мешало бы иметь под ру­кой для сравнения данные ядерных испытаний, проведенных в наше время. Как и где это можно достать?.. Может быть, надо ходатайство­вать перед Академией?..
    При последних словах все удивленно посмотрели на Плеханова. Шутит ли он? Нет, та же сосредоточенность. И сразу же открылась вся грандиозность и масштабность задуманного. Будто спала повязка с глаз. Словно эти слова оторвали от мысленного созерцания района катастрофы, маленького пятнышка на карте, и заставили окинуть взором всю планету. Это было неожиданно: Тунгусский метеорит в планетарном звучании!
    А Плеханов снова исчез из Томска. Улетел в Москву, в Институт физики Земли. Что он там делал? Разгадка пришла летом, в экспедиции, когда мы узнали, что с нами будут работать специалисты из этого института.
    Шли дни, и вместе с ними прибавлялись новые заботы. Все чаще стали собираться ребята в «шестнадцатой». Время торопило: до начала экспедиции оставалось три месяца. Все свободные минуты — Тунгусскому метеориту.
    В бетатронной лаборатории Томского медицинского института, где работал Плеханов, долго по вечерам горел свет. Там собирались почти каждый вечер геофизики и математики КСЭ. Их мы видели только по пятницам. И вдруг однажды мы узнали, что через ректорат Томского медицинского института разосланы запросы во все магнитологические обсерватории мира, функционировавшие в 1908 году, во многие метеорологические обсерватории и институты Советского Союза и зарубежных стран. А потом стали приходить письма из Америки, Франции, Австрии, Швеции, Румынии, Чехословакии... Дружеская поддержка учеными идеи КСЭ взволновала нас. Но что задумали наши геофизики?
    — С момента катастрофы прошло более полувека, — заговорил однажды Плеханов на «пятнице», — поэтому прямые следы ее могли стать малозаметными. Выявить истинные обстоятельства катастрофы очень трудно, но, как вы понимаете, надо.
    — В экспедиции мы должны установить, имеются ли аномалии в этом районе, сравнить их с окружающей местностью. А сидя за сто­лом, здесь, в Томске, нужно хорошенько разобраться: имеются ли в других районах земного шара природные аномалии, которые совпадают по времени с падением метеорита. С этой целью мы и разослали письма-запросы во все концы света. 
    —Теперь наступает главное. Копии барограмм, сейсмограмм, метеорологических наблюдений из многих стран северного и южного полушарий, а также материалы по аномальному свечению неба летом 1908 года, которые мы уже получили, необходимо проанализировать, установить связь найденных аномалий с катастрофой и, наконец, объяснить все явление в целом или отдельные его моменты.
    Да и что говорить, «чисто» ребята начали работу. КСЭ получила в руки такой уникальный материал, что не разобраться в нем было бы преступлением.
    Почему же вопрос о ядерной природе взрыва мы решили проверить в Тунгусской тайге? Так ли уж важен он, не уведут ли нас в сторону поиски радиоактивности, лучистого ожога и всех тех параметров, которые характеризуют подобные явления?
    Может быть, мы и походили на незадачливых изыскателей, прокладывающих дорогу в противоположную сторону от цели. Но давайте «найдем начало того конца, которым оканчивается начало» (Прутков) и проследим всю эволюцию наших раздумий.
    Образно говоря, Тунгусский метеорит посеял семена в благодатную почву человеческого разума, которые дали всходы невероятному количеству гипотез, предположений, догадок.
    Л. А. Кулик был убежден, что в Тунгусской тайге упал гигантский железный метеорит, расколовшийся на части. Обломки его, пробив верхние слои болотистой почвы, ушли глубоко в землю, образовав на месте своего падения округлые болота («воронки»).
    Но поиск этих кусков, как известно, не увенчался успехом.
   Другая точка зрения принадлежала Е. Л. Кринову. Он считал, что мы имеем дело с типичным кратерообразующим метеоритом — массой в миллионы тонн. Пробив с космической скоростью воздушнз'Ю толщу, метеорит врезался в сухое торфяное болото в южной части Великой котловины и взорвался. Взрывом пробило верхние слои почвы, слой вечной мерзлоты, и подпочвенные грунтовые воды через образовавшиеся проломы хлынули на поверхность, затопив весь этот район. На месте сухого болота образовалась топь глубиною в восемь метров, часть торфяного покрова всплыла, образовав на болоте так называемые «острова», кратер был затоплен. Обломки метеорита либо сгорели в момент взрыва, либо были разбросаны с колоссальной силой по окружающим болотам, где их найти практически невозможно.
     Однако и теория Е. Л. Кринова имеет уязвимые места. Трудно, например, объяснить факт наличия «телеграфного леса» в самом цент­ре катастрофы, там, где должны были быть, по Е. Л. Кринову, и кра­тер, и наибольшие разрушения. Между тем, на склонах сопок, окружающих Южное болото (место предполагаемого кратера), а также по его берегам часть леса стоит на корню, радиальный вывал начинается значительно дальше. Наконец, трудно допустить, чтобы гигантский кратер был затянут илом и донными отложениями за каких-нибудь двадцать-тридцать лет.
    Появляется парадоксальный вопрос: падал ли в самом деле на землю Тунгусский метеорит? Узна­ем, что в первые годы изучения тунгусской проблемы ряд ученых, в том числе И. С. Астапович, не исключали возможности того, что метеорит не ударился о землю, а, про­бив ее воздушную оболочку по касательной, ушел обратно в космическое пространство. Разрушения, произведенные им, объясняются действием ударной баллистической волны, сопровождающей полет любого тела со сверхзвуковой скоростью. С этой точки зрения становится понятным отсутствие метеоритного кратера. Но серьезного математического обоснования этой ги­потезы до настоящего времени нет.   
    Некоторые члены экспедиции 1958 года пришли к новому неожиданному решению: метеорит взорвался на некоторой высоте над поверхностью Земли. Это смелое заключение противоречит всем данным «классической» метеоритики, которая никогда не встречала и не описывала случая, чтобы обычный каменный или железный метеорит: взрывался в воздухе. Но факты — упрямая вещь. Огромная энергия; взрыва, необычность разрушений («телеграфный» лес в центре катастрофы), отсутствие осколков метеорита и метеоритного кратера, свечение неба, примерно совпавшее по времени с катастрофой — все это заставляет ученых, занимающихся тунгусской проблемой, искать иные пути в обход привычных представлений. Так появились гипотезы: ядерного взрыва.

«Телеграфный» лес в эпицентре взрыва

    На страницах периодической печати спорящие стороны (а они объявились сразу же), несмотря на взаимную остроту дискуссии, были, однако, едины в бездейственном отношении к инструментальной проверке гипотезы ядерного взрыва.
   Писатель Казанцев связал ядерный взрыв с возможным прилетом на землю разумных существ с других планет. Принципиально эта гипотеза не может вызвать возражений, как бы ни мала была вероятность вступления разумной жизни других миров в контакт с нашей. Пока для наших рассуждений не это важно. Интересен вопрос: в какой степени эта точка зрения соответствует действительному положению вещей? Космическая ракета, в отличие от железной или каменной глыбы, действительно могла взорваться, не ударяясь о поверхность Земли. Например, авария в двигателях и взрыв атомного топлива. И если допустить, что взрыв произошел в воздухе, то становится понятным отсутствие в эпицентре кратера и появление «телеграфного» леса в окрестности Южного болота. Ударившая сверху вниз взрывная волна могла вызвать те особенности в морфологическом рисунке поваленного леса, которые мы наблюдали. Понятно также, почему нет осколков метеорита: в центре огненного шара температура была в пределах 20 миллионов градусов; очевидно, что даже сверхтугоплавкое вещество мгновенно должно было превратиться в плазму. Нако­нец, колоссальный взрыв выбросил в атмосферу огромное количестве радиоактивной пыли. Это предположение тоже как будто объясняет свечение ночного неба, вызванное ионизационными процессами в верхних слоях атмосферы, начавшихся после ядерного взрыва. Подобная картина наблюдалась, правда, в более скромных масштабах, после взрывов американских ядерных бомб на большой высоте осенью 1958 года над Южной Атлантикой и в Тихом океане.
    Автор другой гипотезы — доцент Зигель — допускает мысль, что обычные метеориты могут давать ядерную реакцию при каких-либо условиях, приводящую впоследствии к взрыву, аналогичному взрыву урановой или водородной бомбы. Правда, автор этой гипотезы, чтобы не казаться неубедительным, откровенно говорит о том, что мы пока не знаем этих условий, но это не значит еще, что подобную вероятность можно исключать в принципе. Именно поэтому, считает он, необходимо подвергнуть деятельной научной проверке тунгусскую катастрофу с позиций гипотезы ядерного взрыва, так как именно она охватывает и объясняет наибольшее число явлений, связанных с падением Тунгусского метеорита.
    Ла Паз — автор третьей гипотезы — считает, что ядерный взрыв вызвал метеорит, состоящий из так называемого «антивещества». При соприкосновении метеорита с Землей и ее атмосферой возникла ядерная реакция типа аннигиляции, сопровождающаяся выделением колоссального количества энергии.
   Все перипетии, которые сопровождали более 14 лет развернувшиеся дискуссии по вопросу о ядерной природе Тунгусского метеорита. я позволю себе опустить, отмечу только тот факт, что «гипотеза» кос­мического корабля Казанцева признана ненаучной и вредной. Но ведь гипотеза ядерного взрыва вовсе необязательно предполагает сущест­вование фантастического «звездолета». Мы готовились предпринять фундаментальную попытку опровергнуть или утвердить теорию «ядерного взрыва».
   Все мы были захвачены подготовкой к новой экспедиции, жадно собирали и систематизировали материал, завязывали знакомства со специалистами, обращались за помощью к научной общественности, и нам здорово помогали.
    Постепенно стали появляться «на свет божий» наши «архивариусы». Кажется, они были бледнее обычного. Жадно слушали их сообще­ния на «пятницах». Ребята потрудились на совесть.
    Принято считать, что междуречье Хушмо-Кимчу — единственный достоверный район, где наблюдаются разрушения, связанные с тунгусской катастрофой 1908 года. Однако наши «архивариусы» выложили перед нами новые любопытные документы. Оказалось, например, что еще в 1927 г. И. М. Суслов, председатель комиссии Красноярского края по делам народов Севера на суглане (съезде), на котором по обычаям эвенков не разрешается говорить неправду, опросил 60 эвенков о тунгусском взрыве. Суть их показаний сводилась к тому, что метеорит, не долетая до земли, развалился на три глыбы, которые и упали не только в междуречье Хушмо-Кимчу, но и на Лакурский хребет, а также в верховьях реки Южной Чуни. Астроном И. С. Астапович на основании рассказа участника геодезической экспедиции 1911 года П. Н. Липая сделал предположение о наличии в бассейне реки Тэтэрэ бурелома, образование которого связано с тунгусской катастрофой. Он же считает вероятным падение отдельных глыб метеорита на правобережье Енисея в бассейне реки Большой Пит. Наконец, П. Л. Драверт на основании данных экспедиции М. А. Сергеева связывает ожог и повал леса в бассейне реки Кети (правый приток реки Оби) тоже с тунгусской катастрофой.
    Ни один из перечисленных районов, кроме междуречья Хушмо-Кимчу (Куликовский вывал), это ребята установили точно, не был до настоящего времени объектом специальных исследований.
   Все это казалось чрезвычайно интересным. Необходимо было принимать меры. Плеханов, казалось, высох и почернел. Заботы, заботы... Фронт поиска неожиданно расширялся. Ломались уже составленные графики работ. Не хватало людей, денег. Последнее было особенно больным вопросом. Решившись на отчаянный шаг, Плеханов вылетел в Комитет по метеоритам АН СССР.
   В КСЭ наступило временное затишье. Словно остановился человек перед грудой поклажи и задумался: как увезти все это, если через пять минут отходит поезд, а билет еще не куплен.
    Программа работ экспедиции, которую Плеханов увез в Москву, получила единодушное одобрение ученых. Более того, Президиум Академии наук СССР предложил своему Сибирскому отделению оказать всяческую поддержку КСЭ. Мы верили и не верили. Но, когда нас вызвали в Новосибирск и Плеханов там сделал сообщение, — исчезли все сомнения. Вдруг мы стали официально числиться лаборантами, научными сотрудниками тунгусского метеоритного отряда Сибирского отделения Академии наук СССР.
    Вся дальнейшая работа приобретала новый смысл. Это придавало силы, надежды на успех и уверенность, что дело, которому мы посвятили себя, обязательно доведем до конца. Даже если оно будет чрезвычайно трудным и каким угодно долгим. Это стало молчаливой клятвой КСЭ.