В ГОСТЯХ У ЕЛИСЕЕВА. НА ДЮЛЮШМЕ

На подходе к Ванаваре нас нагнала большая темная туча. Пошел дождь. Усердно поливаемые им, мы долго месили грязь по раскисшим улицам поселка, пока, наконец, не добрались до окраины, где была база экспедиции. Когда мы, мокрые и иззябшие, подошли к домику, в полуоткрытую дверь выглянула физиономия Елисеева, который приветствовал нас радостными возгласами. Он сейчас же затопил железную печку и отправился в магазин за продуктами. 
     В Ванаваре нам пришлось задержаться на целых девять дней. За это время мы успели принести несколько проб с устья Чамбы, Арлакана и других мест, находившихся на расстоянии 25—30 километров от Ванавары. Было также отобрано несколько проб вблизи Ванавары. Принесенные пробы тут же обрабатывались на площадке около нашего домика. Над костром в железных противнях сушилась почва, рядом просеивался через сита подсушенный материал. Кладовка была завалена мешочками с подготовленными пробами, которые ожидали отправки на обогатительную установку. Елисеев ворчал. Он был очень недоволен, что вертолетом придется отправлять какой-то «мусор» да еще платить за это деньги. 
     А между тем в Ванавару прибывали все новые и новые участники экспедиции, которые должны были заменить уезжавших. В первой декаде августа прилетела целая группа старых работников КСЭ в сопровождении новичков. Все они выглядели очень удрученно. В Красноярске трагически погиб один из их спутников, А. С. Тульский, научный сотрудник Института неорганической химии Сибирского отделения Академии наук. Летом 1960 года он возглавлял работу радиохимического отряда КСЭ-2. Прекрасный спортсмен, он по дороге в Ванавару вместе с остальными отправился познакомиться с Красноярскими Столбами. Во время подъема на один из них он поскользнулся, сорвался и разбился насмерть, ударившись головой о камни. 
     Через день вновь прибывшие отправились на заимку. Уходили они молча, какие-то притихшие, сосредоточенные. Видно было, что их глубоко потрясла трагическая гибель товарища. 
     Вскоре после их ухода из Москвы прилетели П. Н. Палей и корреспондент «Комсомольской правды» Я. А. Марголин. После 1928 года это был первый случай приезда сюда представителя печати. 
     Марголин приехал с заданием установить, как подвигает­ся разрешение проблемы Тунгусского метеорита, познакомиться с обстановкой и людьми, которые занимаются реше­нием этой сложной проблемы. У него было очень мало времени, и он торопился попасть на заимку. Не терпелось попасть туда и Палею, который был уверен, что на этот раз ему удастся осуществить свою мечту—обнаружить в донных отложениях озер слой 1908 года, не найденный в пробах прошлых лет. Оба рассчитывали попасть на заимку по воздуху и были очень огорчены, узнав, что вертолет находит­ся в ремонте. Выручил их Володя Цветков, бывший механик, а ныне заведующий Ванаварской базой геологической экспедиции. Володя — энтузиаст. С утра до вечера он возится с милыми его сердцу механизмами. В аэропорту он достал отработавшие свое время мотор и винт от самолета ЯК-12, которые укрепил в лодке. Получился глиссер, развивающий скорость до 80 километров в час, запросто перескакивающий через косы и отмели. На этом самодельном глиссере он довез их до Чамбы, откуда они пешком пошли на заимку по куликовской тропе. 
     Быстро проходили дни. Уехал Леня, и мы остались втроем. Обработка проб была закончена, и теперь нам предстоял маршрут на Дюлюшму, а затем на заимку. На Дюлюшму нас обещали перебросить вертолетом, который уже прилетел в Ванавару. 
     Однажды поздно вечером, когда под завывание пронзительного северного ветра в окна порывами хлестал холодный дождь, дверь нашего домика распахнулась и в комнату ввалились два «космодранца», мокрые, жалкие, иззябшие. Выяснилось, что они только авангард и что сзади идут четыре девушки, причем одна из них настолько выбилась из сил, что ее ведут под руки. 
     Прошло еще некоторое время, и перед нашими глазами предстала скорбная картина: в комнату одна за другой, шатаясь, вошли девушки, мокрые, хоть выжимай, какие-то полинявшие, измученные. Войдя, они бессильно опустились на грязный пол. Особенно жалкий вид был у последней. На подходе к Ванаваре она потеряла в болоте ботинок. Пришлось намотать на ногу тряпку, перевязать ее бинтом и в таком виде идти в темноте по грязи и дождю. Мы быстро растопили печку, и комнату заволокло паром от просыхающих путников и их одеяний. На следующее утро все были в относительной норме и оживленно обсуждали события вче­рашнего дня, весело подтрунивая друг над другом. 
     Вечером «по просьбе трудящихся» Елисеев устроил про­щальный ужин, который прошел весело и оживленно. Присутствовавшие вспоминали эпизоды и происшествия этого дета, мечтали о будущих походах. Не обошлось без песен. Пели о бригантине, которая поднимает паруса, о яростных и неукротимых путешественниках, о братьях солнца и ветра— геологах, и по сияющим лицам девушек видно было, что они всерьез чувствуют себя членами славного братства «пиратов и флибустьеров». Это было немного смешно, но в то же время трогательно. Разве не они, совсем еще юные, не вполне оформившиеся, избрали тяжелый путь поисков в глухой, безлюдной тайге! Они могли бы, как подавляющее большинство их сверстниц, проводить свой отпуск где-нибудь на берегу Черного моря, загорая на солнце и нежась в теплой морской воде. Вместо этого они отправились к черту на кулички, в тайгу, на съедение гнусу и добросовестно работа­ли, безропотно перенося лишения, которые были особенно тяжелы для них, таких молодых и неопытных. И они опять придут сюда и опять с радостью променяют теплое Черномор­ское побережье на суровую таежную жизнь. Разве это не достойно уважения? Нет, не умерла романтика, и неправ был Багрицкий, когда сказал, что «романтика уволена за выслу­гой лет». 
     На следующий день они, к великому удовольствию Елисе­ева, покинули Ванавару, едва-едва не опоздав на самолет. В аэропорту я узнал, что меня могут доставить на Дюлюшму на учебном вертолете. Скрючившись, я устроился на полу кабины, рюкзак кое-как уместился в багажнике, и мы поднялись в воздух. 
     Внизу под нами расстилалась тайга, прорезанная серебряными ниточками многочисленных ручейков. Вдали показалось огромное рыжевато-бурое пятно — след недавнего пожара. Вот и Чамба, а затем немного дальше небольшая временная посадочная площадка в верховьях Дюлюшмы. Здесь неподалеку работала геологическая партия, которая и оборудовала эту площадку. 
     Вертолет приземлился. Летчики помогли мне выгрузиться и, пообещав в понедельник доставить моих спутников, улетели обратно. Я остался один. 
     Неподалеку от посадочной площадки было небольшое болотце, около которого я и разбил свою палатку. Немного отдохнув, я отправился подыскивать подходящее место для взятия пробы. Надо было найти достаточно ровную чистую площадку, не затопляемую паводками, чтобы почвенный слой не был нарушен и выпавшие частички космической пыли не смещены и не переотложены. Площадка должна быть свободна от «могильников» — мерзлотных бугров вспучивания, обычных для мест, где развита вечная мерзлота. Прошло несколько часов, прежде чем я нашел подходя­щее место. Наметив площадку, я очистил ее от травы и кустиков голубики, выскреб поверхностный слой и, собрав его в мешочки, перенес к палатке. Всего набралось около 200 килограммов пробного материала. 
     На следующее утро я принялся за подсушивание пробы. У меня было с собой три железных противня, в которых я и сушил пробу на костре, время от времени помешивая материал, чтобы он не «пережарился». Дело это не дремотное, знай только поворачивайся. Я сидел, «поворачивался» и чувствовал себя счастливым от сознания, что я один и никто не нарушит мой покой. 
     Прошло с полчаса. Вдруг раздался легкий шум, послышались чьи-то шаги, и передо мной предстал рослый дядя с черным, цыганского типа лицом, обрамленным небольшой курчавой бородкой, со странным на этом фоне маленьким детским носиком. Из-под распахнутой куртки виднелась розовая рубаха, подпоясанная широким ремнем, за который был засунут огромный самодельный пистолет. Широчайшие черные шаровары были заправлены в кирзовые сапоги. На голове пришельца красовалась большая фетровая шляпа, прикрытая накомарником. Мы обменялись приветствиями.
     — Что это вы делаете? — спросил он, глядя на меня. Я подробно объяснил ему сущность моей работы. 
     — Зряшное это дело,— скептически заметил он.— Никакой это не метеорит, а космический корабль, который взорвался при посадке. Я был зимой в Москве у брата, он работает экономистом в научном институте. Брат мне подробно рассказал, что и как. Это был марсианский корабль. Марсиане ведь не один раз прилетали к нам на Землю. У брата я прочитал статью одного ученого. Он прямо говорит, что на Землю много раз прилетали жители других планет и что, может быть, они научили наших предков многим вещам, например как выплавлять металлы, составили им карту Земли и рассказали, как устроена Вселенная. У него все это очень здорово изложено. Я конечно, полностью не сумею рассказать все, что там написано. Он берет примеры из Библии и доказывает, что Енох действительно был взят на небо, но только не богом, а возвращавшимися к себе жителями другой планеты. 
     — И знаете,— добавил он,— если это так, то становится ясным одно темное место в Библии. Вы помните, что Каин после убийства своего брата Авеля бежал в другую землю и там женился. На ком же он мог жениться, когда в то время других людей на Земле не было? Когда я прочитал статью, мне стало понятно, что Каин встретился с людьми, прилетев­ шими с другой планеты, и среди них нашел себе жену. 
     Такая постановка вопроса меня крайне удивила. 
     — Простите, а вы кто такой, какая у вас специальность?— спросил я.
     — Эх,— горько усмехаясь, промолвил он,— Кто я такой? Алкоголик, самый настоящий неизлечимый алкоголик. Когда-то кончил строительный техникум. Работал прорабом на строительстве крупного завода. Из-за водочки стал «левачить», продавать на сторону дефицитные стройматериалы. Попался. Получил пять лет. Был досрочно освобожден. Теперь работаю простым рабочим в полевой партии. Здесь, в тайге, чувствую себя хорошо. Когда нет водки, то вроде как и не тянет к ней. А как только попадаю в жилые места, не могу жить без бутылки, все пропиваю. Брат водил меня к гипнотизеру. Ни черта из этого дела не вышло. Постараюсь подольше не выходить из тайги. Думаю на зиму устроиться сторожем. Здесь только и чувствую себя человеком. 
     Мой гость внезапно умолк, вежливо попрощался и так же неожиданно исчез, как и появился. 
     На следующее утро, только я принялся за работу, как раздались голоса и ко мне подошли три человека — рабочие полевой партии. Узнав, что вертолет должен сегодня прилететь, они решили дождаться его. Это были молодые ребята, веселые и разговорчивые. Они очень заинтересовались моей работой — сидит взрослый дядя, поджаривает почву, а потом просеивает ее. Пришлось прочитать им популярную лекцию о Тунгусском метеорите и цели наших поисков. 
     Я спросил их, не знают ли они рабочего в розовой рубашке с самодельным пистолетом. Ребята весело переглянулись. 
     — Кто же не знает Мишку Карасева, несусветного чудика! Был в тюрьме, там вступил в какую-то секту и теперь все время поучает других, как жить. Постоянно приводит примеры из Библии. Живет скромно, хорошо работает, но зато как попадает в Ванавару, «дает жизни», чуть ли не голый возвращается в тайгу. Вообще парень неплохой, только немного нудный. Иногда впадает в мрачность, и тогда от него слова не услышишь, а то разговорится—не остановишь. 
     В отдалении послышался гул. В небе появилась черная точка. Она быстро приближалась, и вскоре над площадкой с ревом повис вертолет. Через несколько минут из кабины вслед за пилотом вылезли улыбающиеся Виктор и Юра. 
     Я передал пилоту записку для Флоренского с просьбой прислать вертолет через четыре дня: мы собирались взять еще одну пробу в верхнем течении Чамбы. Вертолет улетел. Напряженно работая, к концу дня мы успели почти полностью закончить обработку пробы. 
     Наступило тихое, ясное утро 19 августа. За это время мы успели сходить на Чамбу, взять пробу, обработать ее и принести в наш лагерь около вертолетной площадки на Дюлюшме. 
     В половине десятого раздался знакомый рокот мотора, и вскоре вертолет распластался над площадкой и медленно опустился. С первым рейсом я отправил ребят вместе с пробами. Вертолет улетел, и я стал понемногу собираться. Свернул палатку, сложил вещи и не успел оглянуться, как вновь раздался стрекот, и на горизонте показался милый воздушный «кузнечик». 
     И вот мы в воздухе. Опять внизу расстилается некази­стая, однообразная, поросшая лесом равнина с редкими невысокими плоскими возвышенностями. Видны желтоватые проплешины болот, среди которых поблескивают небольшие озерца, затянутые по краям какой-то зеленой плесенью. Кое-где серебряной ниточкой сверкнет на солнце русло ручья. Завиднелась Хушма, проплыло мимо устье Укагиткона с хорошо выделяющимся островком, на котором отчетливо виден поставленный нами месяц назад посадочный знак. Впереди раскинулся желтовато-зеленый ковер Южного болота, на восточной окраине которого выделяется лесистый горб острова Подозрительного. Около него блестит на солнце озерцо чистой воды, в котором мы с Валей Петровым в 1959 году брали донную пробу. На поверхности болота отчетливо видны полигональные узоры растительности. Вот и настил—площадка для вертолета. 
     Вертолет осторожно опускается на площадку. Как всегда, сбегаются любопытные. Кто-то щелкает фотоаппаратом. Неторопливо подходит Флоренский. Вот Плеханов, Васильев, Елисеев. Приветствия, рукопожатия. Плеханов, оказывается, только недавно появился на заимке, всласть «погуляв» по тайге целых три недели.
Главная | Архивные документы | Исследования | КСЭ | Лирика | Ссылки | Новости | Карта сайта
© Томский научный центр СО РАН, Государственный архив Томской области, Институт систем информатики СО РАН, грант РГНФ №05-03-12324в