Н.ДЕДЮХИН, Навстречу "Огненной буре"
"Эвенкийская жизнь", 12 июня 2003

Памяти Виктора Григорьевича Коненкина - учителя Ванавар­ской средней школы, опросившего многих очевидцев полета Тун­гусского феномена в верховьях Нижней Тунгуски, внесшего свой вклад в определение траектории движения Тунгусского метео­рита, участника водного похода к месту таинственного взрыва с проводником-эвенком, очевидцем трагедии летом 1908 года.

Спутники старого шамана -загорелые парни-геологи Виктор и Михаил, были веселы и разго­ворчивы, часто произносили сло­ва «моторист», «пейзаж», «взрыв», «метеорит». Вслушивался старик в звучание их, но с удовольстви­ем переключал внимание на ок­ружающую родную природу, ее он понимал, чувствовал. И огорчал­ся: как же это он согласился быть проводником к месту, где его со­всем молодым застала «огненная буря»? Ни за что он бы не сделал этого раньше.

Накануне лежал старик в боль­нице, где его лечили от возраст­ных хворей. И когда он указал на виновника кражи в раздевалке, к нему стали присматриваться вни­мательнее. «Ты бывший могучий шаман, может, узнаешь, кто это сделал?» - спросили его. «Завт­ра», - ответил старик и повернул­ся лицом к стене. А утром пригла­сил к себе врача и назвал вориш­ку. Того прижали - он сознался. Старика зауважали. И вот он, сморщенный временем, словно высушенный гриб, сидел в лодке и жадно всматривался в голубые дали, в убегающую гладь каприз­ной таежной речушки.

«Все равно помирать - в боль­нице или в тайге от злых духов, - лениво под шум лодочного мотора думал он. - А так хоть перед смер­тью посмотрю родные места, где захоронены два родных брата».

Речушка с прозрачными, как воздух, студеными ключевыми во­дами, капризно петляла, кусты че­ремух, отягощенные гроздьями черных ягод, нависали над водой. Иногда над рекой пролетали утки и резко взмывали, всполошенные выстрелом.

Парни долго упрашивали ста­рика показать место, где его зас­тала «огненная буря». «Найдешь ли?» - спрашивали его. «Однако найду», - отвечал старик. И вот уже несколько дней они в пути.

Стариковская память забыва­ла вчерашнее, но надежно храни­ла давнее. И сейчас он мыслен­но унесся к тем временам, когда был молодым и сильным, как сохатый. Летним вечером, сидя у костра, отец сказал ему: «Сходи за мясом, видел я следы у дальнего ручья». Свалив метким выстрелом из шомполки молодого сохатого, ловко начал его разделывать. И тут заметил странный свет, не по­хожий на обычный, утренний. «Что такое?» - успел удивиться моло­дой охотник. В этот миг он уви­дел ослепительную вспышку све­та и услышал страшный грохот. Почувствовал, что его приподня­ло, и потерял сознание.

Очнулся от боли в ноге, при­поднялся, огляделся - ни ружья, ни собаки, ни туши сохатого - все смело колдовским вихрем. Его спас обрывистый берег ручья. «Злой дух тайги все забрал», -другого объяснения не было. Выр­ванные с корнем деревья дыми­лись - тайга горела. С трудом встал, хромая, пошел к стойбищу. Чумов на месте не было, не услы­шал он обычного лая собак, звона оленьих боталов. «Ушли, наверное, я долго охотился», - решил он, рас рас­сматривая опустевшее стойбище, поваленные стволы могучих со­сен. Растерянный подошел к реч­ке под горкой и не узнал ее - скала, еще вчера висевшая над во­дой, рухнула, образовав порог, но­вое русло. «Скорее отсюда, здесь тоже был злой дух!» - он напра­вился на юг, где должны быть свои. Моторка уткнулась в пологий песчаный берег, прервав воспоминания старика. «Пора обедать», -сказал Григорий. Он сноровисто запалил костер, рыжие языки пла­мени заплясали, обнимая смоли­стые сучья.

Старик сидел у костра, думая о своем, давнем.

После «огненной бури» много лет аргишил он по берегам Ка­танги, Чамбы. Много было у него оленей, с ним считались. Бывало, кежемский купец Калмыков при встрече с ним говорил: «Что тебе надо - все дам по дешевке: муки, сукна, боеприпасов, спирта». И тише добавлял: «А ты по-прежне­му морочь голову своим тунгусам, чтобы обращались за помощью ко мне, да не верили приезжим вра­чам, учителям». И, ухмыляясь в рыжие усы, поощрительно похло­пывал по плечу довольного ша­мана. Но с годами эвенки все больше верили не ему - шаману, а бородатому доктору Александ­ру, который вылечил несколько женщин, мужиков-охотников пос­ле того, как им не помогли могу­чие шаманские духи. И видя, что народ от него начал отворачи­ваться, шаман стал бояться и не­навидеть врача с синими, как небо, глазами. Неприятны были ему и учителя, которые стали учить эвенков непонятным для него знакам, буквам. «Зачем это нам в тайге, нам надо уметь чи­тать таежную книгу, уметь охотить­ся, рыбачить, быть сильными, здо­ровыми. Книги мешают эвенкам жить в тайге», - так думал он.

Тогда он услышал слова «Мос­ква», «караван», «самолет», «маши­на», «Советы», показавшиеся ему непонятными и вредными. С се­мьей, оленями он ушел от всего непонятного, пугающего, подальше на берега далекой речки Таймура. Но к родному стойбищу всех тянет. А молодость, что грозовой дождь - быстро проходит. Годы сбирают человека, как линька пти­цу. Состарился шаман Аксенов.

И когда пришел к сыну-олене­воду, к месту бывшего стойбища - не узнал его. На берегу реки поселок, на столбах вспыхивали вечером маленькие звезды-солн­ца. В ботале на столбе что-то за­говорило. Испугался старик, ушел, но долго смотрел из прибрежной чащи на поселок.

«Кто это сделал?» - спраши­вал он потом у сына. «Это маленький, но яркий костер в стек­лянной банке, называют его лампочкой Ильича». Понял старик, что самый сильный шаман - Ленин, который живет в далекой Моск­ве. Это он отделил от солнца кро­хотные частички, ими осветил темную эвенкийскую тайгу. Как далеко живет от нас, а достал сво­им волшебством эвенков. Навер­ное, он большой, с горячим блес­ком черных глаз, в собольей шап­ке, в белой парке, на крылатом белом учуге. Потому его так ува­жают эвенки, возвращающиеся с промысла не в чум, а в теплый дом. Пушнину сдают не купцу за спирт, бисер, табак, а за настоя­щие деньги, на которые можно купить, что хочешь. Однако такой люча - настоящий друг.

Чем ближе приближались гео­логи к месту гибели его братьев, тем более мрачнел старик, погру­женный в свои думы, не отвечая на вопросы парней: где? сколько еще добираться? И вдруг он заговорил. «Ищи, бэе, сам то озеро. Злой дух тайги меня сразу убьет, если скажу, была буря, огонь, взрыв. Маленько еще хочу пожить, - тихо ска­зал шаман. - Послушай, что ска­жу. Через год после «бури» со­брались эвенки на берегу Чамбы, много нас было на суглане, все поклялись никому, никогда не по­казывать того проклятого места, чтобы не навлечь гнев духов тай­ги. Ищи сам, но смотри: собака траву ест - завтра будет дождь и надолго».

«Ничего, старик, сами найдем», - глянув в глаза шамана, сказал геолог.

Еще светило солнце, но темные тучи заволакивали горизонт - там глухо рокотал гром, когда показал­ся вертолет, вызванный по радио­связи. Он снизился, выискивая на берегу место для посадки. Старик втягивал голову, пытаясь укрыть­ся от оглушительного рева, с ту­пым равнодушием думал: «Пусть ищут, духи тайги им не навредят. Они молодые, все могут. Им жить по своим законам».

Сидя на берегу, он проводил взглядом железную птицу, забрав­шую с собой парней-геологов. Они летели туда, где прошла его молодость, где лежали в земле два его брата, покинувших этот мир после «бури» в тайге. Он еще на­деялся, что навестит родные мес­та, когда пробьет его час прощать­ся с жизнью, в которой самым страшным событием была кара небесного духа Агды.

Николай ДЕДЮХИН