Быстро пролетели дни хлопотливых сборов, и вот наконец Москва осталась позади. До Красноярска мы ехали поездом. Провожали нас с помпой: цветы, пожелания успеха, стрекот киноаппарата — все как полагается.
Мы пересекли Урал, пронеслись по необъятным просторам Западной Сибири и 7 июля были в Красноярске.
Красноярск встретил нас неприветливо. Моросил дождь, дул пронизывающий, холодный ветер, и мы изрядно промокли, перетаскивая наше объемистое снаряжение в камеру хранения. Следующий день был заполнен разными делами: надо было приобрести билеты на самолет до Кежмы, перевезти в аэропорт наше снаряжение, посетить кое-какие учреждения. В хлопотах мы не успели даже как следует осмотреть город.
Но вот уже и Красноярск остался где-то далеко позади. Вокруг расстилается безбрежное море зеленой тайги, над которой с гулким рокотом плывет наш воздушный корабль.
После небольшой задержки на промежуточном аэродроме в Богучанах мы приземлились в Кежме. Это большое, сплошь деревянное село, километра на три протянувшееся вдоль берега Ангары. В глаза бросается резкая разница между массивными, потемневшими от времени постройками старого поселка и новенькими, чистенькими домиками новоселов. Как и в большинстве других сибирских поселков, в Кежме почти совсем нет зелени. Редко-редко около какого-нибудь домика из-за палисадника выглянет чахлая березка или сиротливый кустик.
В Ванавару нам предстояло лететь несколькими группами и в разное время.
Вдвоем с Малинкиным мы погрузились в двухместный самолет, кое-как втиснули в кабину наши увесистые рюкзаки и через каких-нибудь полчаса после прибытия в Кежму поднялись в воздух. Лететь на «стрекозе» было сплошным удовольствием. Погода стояла тихая, солнечная, можно было отодвинуть в сторону плексигласовое стекло и полной грудью дышать свежим воздухом, струей врывавшимся в кабину. Самолет шел на небольшой высоте, и под крылом отчетливо были видны отдельные деревья смешанного лиственнично-соснового леса с частыми буро-темными пятнами былых пожарищ.
То там, то здесь среди живого леса виднелись валявшиеся на земле стволы деревьев, лежавшие то вразнобой, то строго ориентированными рядами,— следы ветровала. Часто попадались «хлысты» —высохшие, лишенные ветвей стволы деревьев, стоящие на корню. Все это обычная для тайги картина. Как-то все это выглядит в районе падения Тунгусского метеорита?
Время от времени в поле зрения появлялись большие рыжевато-бурые участки болот. На их поверхности иногда заметны были изогнутые торфяные валы; такие же, судя по описаниям, наблюдаются на Южном болоте.
Неподалеку от Ванавары мы увидели небольшое круглое озерко диаметром около 60 метров, расположенное почти на вершине плоского, покрытого лесом водораздела. Как оно образовалось? Мысли невольно переключились на Тунгусский метеорит. Не здесь ли упал один из его обломков?
(Впоследствии мы не раз встречали такие озерки в разных частях района. Образовались они за счет вытаивания ледяных масс, погребенных среди рыхлых наносов, и к метеориту никакого отношения не имеют.)
Прошел час, и перед нами блеснула сверкающая в лучах солнца широкая лента Подкаменной Тунгуски. На ее правом
Район "Великой котловины"
высоком берегу вытянулись свежесрубленные домики Ванавары—поселка, получившего мировую известность благодаря своей близости к месту падения Тунгусского метеорита. На аэродроме уже находились прилетевшие раньше нас Горбунова и Алешкова. Они успели познакомиться с местными учительницами, которые, проводив свою улетавшую в отпуск сослуживицу, передали нашим девушкам ключ от ee квартиры — отдельного домика, состоящего из двух комнаток. Домик был небольшой, но чистенький и очень уютный и стоял на краю поселка среди молодого лиственничного леса.
Оставив вещи, мы с чайником и ведрами отправились на берег Тунгуски выкупаться и принести воды для чая и разных хозяйственных нужд. Обычно воду подвозят, но мы пока были внеплановыми жильцами, и временно нам самим пришлось позаботиться о себе.
Река текла метрах в трехстах от домика. По крутому склону мы осторожно спустились к берегу Тунгуски, русло которой далеко отступило от подножия высокой террасы, обнажив широкую полосу сглаженных туфопесчаников, на шероховатой поверхности которых так приятно принимать солнечные ванны. Двое ребятишек с удочками в руках самозабвенно ловили ельцов.
Мы выкупались, полежали на солнышке, еще раз выкупались и, набрав воды, отправились к себе. Там нас с нетерпением поджидал высокий худощавый старик с седоватой, чисто гуранской бородкой. Это был Константин Дмитриевич Янковский. Он уже несколько дней находился в Ванаваре и крайне обрадовался, узнав, что мы наконец прибыли. Живой и общительный, он сразу же произвел на нас самое хорошее впечатление, и наши девушки, а вслед за ними и все остальные стали за глаза любовно именовать его Хоттабычем.
Через некоторое время пришел еще один посетитель — наш временный кинооператор М. А. Заплатин — высокий энергичный мужчина с густой шевелюрой и небольшими бакенбардами. Он собирался сплыть до устья Подкаменной Тунгуски, заснять видовой фильм, а перед этим провести месяц в нашей экспедиции и запечатлеть на кинопленке все достойное внимания. Вылетев из Москвы самолетом, Заплатин на несколько дней опередил нас. За это время он успел дотошно ознакомиться с Ванаварой и со всех сторон «обстрелять» ее своей кинокамерой.
В ожидании Флоренского, который должен был прилететь на следующий день, мы отправились осматривать Ванавару, один из трех районных центров Эвенкийского национального округа. Этот округ—один из наименее населенных районов нашей страны: здесь на площади около 770 тысяч квадратных километров жили тогда 12 тысяч человек, в том числе несколько тысяч эвенков.
В Ванаваре—«столице» Тунгусско-Чунского района— проживает больше тысячи человек. Это большой, сплошь деревянный поселок, вытянутый вдоль Подкаменной Тунгуски. Поселок хорошо распланирован и имеет свои «авеню» и «стриты». В центре находится большая, поросшая чахлой травой площадь, вокруг которой разместились райком партии райисполком, почта, двухэтажное здание школы-десятилетки, отделение госбанка, столовая и магазины. В центре площади — невысокий, почерневший от времени столб с полустертой надписью: «Астропункт 1929 года». Тайга заходит прямо в поселок, и домики на окраине Ванавары разбросаны среди густого леса. В остальной части поселка деревьев нет — вместо них тянется унылый ряд телеграфных столбов.
Янковский показал нам два старых невзрачных домика, стыдливо запрятавшиеся где-то на задворках поселка. Это было все, что осталось от старой маленькой Ванавары — бывшей торговой фактории, затерянной среди глухой тайги.
Был ясный, солнечный, нестерпимо знойный день. Мы медленно шли по безлюдной улице, осторожно обходя разномастных псов, которые, нахально развалясь, мирно дремали на дощатом настиле, протянувшемся вдоль обочины улицы. Неожиданно раздался крик: «Борис Иванович, какими судьбами!» Из большого дома, стоявшего на краю площади, выбежал крупный, грузный человек и принял меня в распростертые объятия.
Мир стал тесен. Можно ли было предполагать, что здесь, в Ванаваре, «у черта на куличках», придется встретиться двум старым приятелям, которые когда-то вместе работали в верховьях Колымы! Евгений Павлович Смирнягин, бывший летчик, сейчас заведовал Ванаварской базой геологоразведочной экспедиции.
Эта неожиданная встреча оказалась очень полезной. Евгений Павлович принял самое горячее участие в наших экспедиционных делах. Знание обстановки и близкое знакомство с местным населением позволили ему оказать нам неоценимые услуги словом и делом в трудное время подготовки к выезду в поле.
На следующий день прилетел Флоренский. Мы сразу же отправились представиться секретарю райкома Геннадию Ивановичу Расторгуеву. Он принял нас очень любезно, с большим интересом выслушал Флоренского, рассказавшего о задачах экспедиции, и обещал помочь чем может.
Нас беспокоили две проблемы — продовольственная и транспортная. Первая разрешалась довольно просто. В Ванавару на днях прибыл караван судов, привезших из Красноярска продукты и промтовары. Вода в этом году была высокая, и караван успел благополучно преодолеть порожистые участки Подкаменной Тунгуски и доставить ванаварцам все необходимое.
Сложнее было с транспортом. Нам предстояло перебросить в тайгу около тонны груза на расстояние более 80 километров. Лошадей в Ванаваре очень мало, и они были позарез нужны самим ванаварцам, так как наступала пора сенокоса. Оставались олени, которых здесь было также недостаточно. Нам же требовалось не меньше сорока оленей.
В конце концов после долгих и нудных переговоров все утряслось. Председатель колхоза согласился выделить нам двадцать оленей. Остальные двадцать предоставил нам на один рейс Смирнягин из числа заарендованных им для своих нужд.
План наших действий более или менее определился. Флоренский с основной группой в восемь человек на колхозной лодке доплывут по Тунгуске до устья Лакуры, где пасется основное стадо оленей (примерно в 30 километрах ниже Ванавары). Получив оленей, они направятся вверх по Лакуре к заимке Кулика и попытаются найти загадочную «сухую речку», которая смущала и продолжает смущать умы исследователей.
Мы трое—Янковский, Емельянов и я — на оленях, полученных от Смирнягина, отправимся до разведочной базы геологической экспедиции на Чамбе и оттуда — к заимке Кулика.
Проводниками у Флоренского были местный охотовед Андрей Джонкоуль и его приятель Афанасий Доонов, оба эвенки. Доонов — рослый рябоватый мужчина лет сорока пяти с постоянной улыбкой на широком добродушном лице. Он глуховат, с трудом изъясняется по-русски, но хорошо знает район. Андрею не больше тридцати лет. Низенький, худенький, с искрящимися хитроватыми глазками, веселый и подвижный, он свободно говорит по-русски и прекрасно разбирается в карте. Он знает место, где имеются странные углубления-ямки, которые, по мнению Андрея, могли быть образованы обломками метеорита. Председатель колхоза согласился отпустить его при условии, что тот осмотрит места, намеченные для зимней охоты, и проверит, как прижилась ондатра, недавно выпущенная в бассейне реки Кимчу. И Андрей, и Афанасий ехали со своими женами Татьяной и Ниной. Нашу группу должен был вести Илья Джонкоуль, брат Андрея, в сопровождении двух женщин — Кати и Типталик. В отличие от своего веселого и разбитного брата Илья был сдержан и молчалив.
Наступило 18 июля — день отъезда. Мы встали пораньше и быстро собрали свои вещи. Весь остальной груз был заранее упакован и рассортирован с таким расчетом, чтобы его можно было вьючить на оленей. К часу дня показалась наконец вереница оленей, ведомая бойкой Катей. Рядом с ней шагала широколицая улыбающаяся Типталик, весело поблескивая узкими щелочками глаз. Вскоре подошел и Илья. Началась процедура завьючивания оленей. Илья придирчиво осматривал подготовленные нами вьюки. Некоторые из них пришлось упаковывать заново.
Почти одновременно с оленями к домику подкатил присланный Смирнягиным грузовик, в который стали грузить вещи группы Флоренского, чтобы отвезти их на пристань.
Томительно медленно проходил процесс завьючивания. Худые и взъерошенные олени с клочьями вылезшей на тощих боках шерсти понуро стояли на привязи, не обращая внимания на местных псов, время от времени лениво лаявших на них. Наконец сборы были закончены, и мы чинно зашагали по широкой улице. Впереди шла Катя, ведя свою связку из десяти оленей. За ней на некотором расстоянии следовала со своей связкой Типталик. Вслед за Типталик шел Илья, и, наконец, позади шагали Янковский, Емельянов и я, держа в руках магнитные посохи, которые успешно собирали с пыльных ванаварских улиц гвозди, кусочки проволоки и прочий мелкий железный хлам.
Олени то и дело развьючивались, и, хотя Илья и Типталик по выходе из поселка сели на оленей, они не были в состоянии обогнать нас, идущих пешком, — так часто приходилось им останавливаться и поправлять вьюки.
Только к девяти часам вечера мы добрались до места ночлега, километрах в семи от Ванавары, на берегу болотистой речушки Нерюнды. Приятно было сознавать, что кончились наконец долгие, нудные сборы и мы начали поход в царство загадочного метеорита, о котором никто еще толком ничего не знает.
Ярко пылал огромный костер. Олени, позвякивая бубенчиками, сновали среди редколесья у берегов Нерюнды. Илья и Типталик быстро улеглись спать, а Катя, покуривая трубочку, долго сидела с нами у костра. Я спросил ее, не помнит ли она что-нибудь из рассказов о том, как прилетал бог Агды.
— Какой Агды? — раздраженно заметила Катя. —Такой бог совсем нет. Это люче выдумал бог Агды. Люди говорили: летел по небу огонь, чего-то бомбил, палил тайгу, а больше не помню.
Меня заинтересовали ее воспоминания из далекого детства, когда она и ее родители кочевали где-то в бассейне Кимчу.
— Хорошо было, — рассказывала Катя.— Мы играли с камушками. Были такие камушки, светлые, как вода, разного цвета. Были и такие, что ночью светились. Ты чего, не веришь?—обиженно спросила она, уловив недоверчивое выражение моего лица. — Правду говорю. Возьмешь такой камушек в руку, он холодный, а сам светится, как огонек, только не красный, а какой-то другой, не знаю, как сказать.
Мне припомнился минерал плавиковый шпат, которым называется также флюоритом за свою способность светиться некоторое время после облучения солнечным светом. Однако такое свечение — флюоресценция — продолжается очень недолго.
Поговорив еще немного, мы разошлись «по домам» - Катя в чум, мы в палатку.